Проект «Украина». Крым в годы смуты (1917–1921 гг.) - Вячеслав Зарубин

Наконец появился приказ Главнокомандующего с требованием Орлову немедленно отправиться на фронт, дабы загладить свою вину. В то же время, косвенно признавая известную правоту его поступка, Деникин приказал назначить комиссию для расследования причин, вызвавших смуту. Такая комиссия под началом генерал-лейтенанта, члена Главного военного и военно-морского суда А. С. Макаренко была назначена. Генерал-лейтенант, как честный человек, хорошо поработав, представил доклад, в котором сухим тоном служивого человека нарисовал картину вопиющих мародерства, реквизиции, грабежей и прочих злоупотреблений, испытав которые «население начало втайне вздыхать по большевикам»568. У нас нет данных, свидетельствующих о том, что П. Н. Врангель дал ход этому делу.

При посредничестве эсера Ф. И. Баткина Орлов 10 февраля сдался и с нерасформированным своим отрядом отбыл на фронт. Генерал-лейтенант Н. Н. Шиллинг разразился по поводу сдачи Орлова приказом от 10 февраля, где говорил о «возмутительной разрухе тыла, преступной небрежности и интригах отдельных должностных лиц». Часть представителей власти уже заменена, – сообщалось в приказе569. Так что какие-то последствия орловский бунт все-таки имел.

18 февраля в Симферополе «1 Добровольческий полк под командой кап. Орлова участвовал в торжественном параде. Парад принимал ген. Слащев, оставшийся весьма довольным состоянием части и сказавший Орлову: “Не буду вас долго задерживать. Для вас у меня только два слова, которые, я знаю, вам дороже всего: «родина и дисциплина»”»570.

3 марта (ст. ст.) Орлов показал, насколько ему дорога дисциплина. Он снял отряд в 500 человек с фронта и повел его на Симферополь. Для Слащова это было уже слишком. Он отправил в погоню полк 9-й Кавказской дивизии (400 шашек) с 8 орудиями и 100 шашками конвоя, двумя бронепоездами, летчиками для разведки и собственный поезд. Орловцы были рассеяны. Из взятых в плен 16 человек по приказу Слащова расстреляли (во главе с поручиком князем Бебутовым)571. «Приговоренные к смерти военно-полевым судом, они были положены в ряд, лицами вниз, на платформе станции Джанкой и расстреляны в затылок. Трупы их для острастки оставшихся в живых товарищей целый день лежали в рядах на платформе»572. Сам капитан и 20–30 человек сумели спастись и бежали в горы. В воззвании подпольного большевистского

Крымского областного военно-революционного комитета заявлялось, что «Орлов бандит, авантюрист и такая же золотопогонная сволочь, как и все добровольцы, а если вы не послушаетесь нас и не бросите отряд этого разбойника, то с вами будет поступлено со всей жестокостью условий военного времени»573.

Отряд Орлова оказался теперь «зеленым» и действовал весь врангелевский период, базируясь у Козьмо-Демьяновского монастыря. Время от времени Орлов наезжал в Симферополь, где таилась его агентура574. После взятия Крыма советскими войсками он явился в особый отдел фронта и предложил свои услуги по борьбе с бандитизмом. Его просьба была удовлетворена. Однако поступил донос от симферопольских большевиков, и Орлов в декабре 1920 года был расстрелян вместе с братом Борисом.

«“Бунт” капитана Н. Орлова вошел в истории Белого Движения позорной страницей: начатый по мысли Орлова с благой целью, превратился в авантюру, и в результате чего пуля чекиста бесславно окончила жизнь честного и доблестного в свое время офицера, пошедшего по скользкому, неправильному пути», – констатировал хорошо знавший Орлова с детских лет В. В. Амельдингер575.

Наделавшая столько шума орловская «эпопея» стала одним из признаков загнивания добровольческого движения. Аналогов орловского феномена в истории гражданской войны мы не знаем.

«Орловщина», о чем историки не писали, имела свое ответвление, связанное с именем крестьянина Афанасия Васильевича Петляка. Судя по выводам следствия, которое, кстати, производил председатель комиссии по расследованию выступления Орлова генерал-майор И. Л. Николаев, крестьянин Евпаторийского уезда А. В. Петляк «показал, что он состоит в отряде капитана Орлова, поручившего ему вербовать в Евпаторийском уезде добровольцев и дезертиров для борьбы с большевиками, что с этой целью он, Петляк, ездил по деревням и селам, призывая записываться в его отряд». Насколько реален тесный контакт кадрового офицера Орлова с крестьянином Петляком, судить мы не можем, но вероятность его допускаем, тем более что в некоторых из своих воззваний орловцы выдвигали крестьянский вопрос.

Петляк выступал перед населением уезда в качестве предводителя «Второго отряда народной армии (выделено нами. Сам Орлов при этом именовался Начальником добровольческих отрядов Крыма. – Авт.) движения Орлова». Ему удалось собрать только 25 человек.

Сохранились отпечатанные типографским способом листовки Петляка. Самая лапидарная из них названа «Программой»:

«1) Да здравствует Всероссийское Учредительное Собрание и окончание кровопролития. 2) Каждый хозяин плодов своего труда. 3) Земля трудовому народу и государству. 4) Борьба с врагом-грабителем.

Итак, борьба с грабителем, а всем остальным простираем широкие объятия.

А. В. Петляк».

Вычленим главные идеи: протест против гражданской войны, призыв к народовластию, государство на трудовых принципах, ненависть ко всевозможным реквизиторам плодов чужого труда и борьба с ними. Ключевой термин «враг-грабитель», как видно из другого документа Петляка, подразумевал и «комиссаров», и белогвардейцев (но не всех, а именно грабителей): «…Назовем одного врага – грабителем, потому, что какие у него идеи не были бы, а раз он грабит и проповедует грабеж, то есть он враг честного народа. Потому что грабеж и разгром не приносят никому пользы и так, кто бы он ни был, правый или левый, нам все равно, пощады не будет».

Для нас особенно важно в движении А. В. Петляка, каким бы мизерным по масштабам оно ни казалось, именно это отчетливое проявление психологии крестьянина-труженика, чуждого как призывам типа «грабь награбленное», так и грабежу мирного, по самой сути своей, человека со стороны власть и силу имущих по «праву» привилегий.

Сильно звучит и столь наивная, казалось бы, в огне гражданской войны, где «брода нет», апелляция к заветам Спасителя, антагонистичная воинственным призывам иных иерархов: «Оправдаем слова Христа, который сказал «Настанет время, когда я приду к Вам, вселюсь в вас и буду вашим Богом и Вы моим народом», т. е. настанет час, когда народ сознает правду и сольется в одно и выберет себе Народное, т. е. Учредительное Собрание, которое будет править по воле народа».

И не следует удивляться тому, что «Петляк сочувствием не пользовался (хотя это резюме делается противной стороной, возможно, в реальности было иначе. – Авт.), и жители относились к нему недоверчиво, почему в состав отряда к нему добровольно не шли, а он пополнял свой отряд разоруженными воинскими чинами команд этапных Комендантов и чинов Стражи, увлекаемых с собой под угрозой…»576 Ибо Петляк столкнулся с тем самым менталитетом крымского крестьянина, к тому же замордованного добровольцами, глашатаем которого он же и выступал! Крестьянина, желающего только мирно и спокойно трудиться на своей земле. Петляк видел идеал в ненасильственном мире, этаком большом всенародном «общино-государстве», но достичь его пытался насилием.

Тем не менее, никаких вооруженных нападений за петляковцами не числилось. И все же 22 февраля (ст. ст.) для ликвидации отряда Петляка была отряжена конная команда под началом поручика Ракова в составе двух младших офицеров, 34 всадников и двух пулеметов с приданными четырьмя офицерами и двумя вольноопределяющимися. 24 февраля деревня Б(о)араган (ныне не существует), где расположились петляковцы, была окружена и 22 (21) человека схвачено. Самого Петляка и его соратника Грекова определили в симферопольскую тюрьму, где и велось дознание. Его результаты нам неведомы. Судя по тому, что имя Петляка далее нигде не встречается, они однозначны.

Смена В. Ф. Субботина А. Ф. Турбиным на посту командующего Севастопольской крепостью и гарнизоном походила вначале как будто на потепление и породила большие надежды. Генерал-лейтенант Турбин выступил с заявлением о необходимости связи властей с общественностью и приступил к осмотру тюрем, которые произвели на него, по его же словам, ужасное впечатление. Из 327 узников севастопольской тюрьмы более 30 было освобождено, улучшены питание и условия содержания. 5 февраля на свободу вышел Н. Л. Канторович, 14-го – В. А. Могилевский. Прокатилась волна отставок, были заменены некоторые одиозные в глазах крымчан чиновные фигуры. И сразу же, как бы в преддверии весны, запахло в воздухе мечтами о гражданском правлении.

«Ген. Турбин не убоялся мужественно заявить, что политика прежней власти по отношению к городскому самоуправлению была недопустима. Прекрасно. Но пусть же новая власть не ограничится порицанием прежней власти, а покажет на деле, что голос представителей населения отныне для нее не звук пустой… – призывал известный в Крыму публицист. – Только фактическое проведение в жизнь свободы собраний и неприкосновенности личности даст обществу и его представителям возможность перестать чувствовать себя, как в осажденном лагере»577.