Среда обитания приличной девушки - Галина Хованова

Видом мы любовались даже дольше, чем было нужно. Нет, не потому, что занялись бурным секасом на грязном продавленном матрасе, а потому, что я в деталях представляла себе процесс моего спуска вниз и составляла в уме черновик завещания. Конечно же, все, что у меня было, я оставляла любимому — этой сволочи, повинной в моей смерти!

В тот момент, когда тянуть уже было нельзя, я решила остаться в живых. Поэтому плюнула на весь созданный гламур, заткнула подол платья спереди и сзади за трусы, нашла резинку и стянула свои роскошные кудри в фигу на затылке — плевать, что некрасиво, но зато не мешают, и полезла. Благополучно сползла, ежесекундно рискуя навернуться, доковыляла на своих шпильках до входа на чердак, плюхнулась задницей прямо на крышу и на четырех костях, царапая коленки, полезла вниз.

Когда мы вышли из подъезда на праздничный субботний Невский, меня было просто не узнать: на голове — кривенько накрученная фига, у платья грязный подол, пятно на жопе и мокрые пятна под мышками. Педикюр кое-где содрался, ноготь на левой руке отколот по мясо, по морде размазана косметика, и весь художественный размаз декорирован хорошей такой, справной паутиной.

«Домой!» — только и смогла выдохнуть я и быстро поковыляла к метро, потому что щиколотку себе все-таки потянула. Сзади бодро шагал Хованов. До сих пор не могу понять одного — почему он только у метро уже спросил меня: «Может, ты платье из трусов вынешь?»

Глава семьдесят восьмая

Родина предков

А для меня романтика — это в лес, за грибами сходить. Хоть я их и не ем. Но собирать люблю, потому что я хоббит.

Если вообразить себя кузбасским шахтером, «раскопать своих подвалов и шкафов перетрясти», то можно выяснить, что в 1993 году по осени мамочку мою, как перелетную птицу, потянуло на родину.

И даже не на свою, а на родину предков. Известен факт, что прабабка моя родилась в Тверской губернии, куда мы и собрались наведаться.

Дело было осенью. В самом конце августа. И ехали мы не просто так, а у нас даже было где остановиться. Потому что, хотя родина в деревне Лутовинино уже была продана, зато в соседней деревне мамины тетка с дядькой до сих пор блаженствовали летом в деревенском доме, причем эта соседняя деревня состояла из «местных» — соседний дом метрах в пятистах, где жила семья (муж, жена и двое взрослых, за сорок, сыновей), и «дачников» — тети Маши с дядей Колей (дядя Коля родился в Лутовинино). Все. Больше в деревне не было никого.

Добравшись поездом до Красного Холма, мы: я, моя мама и мамина сестра — вышли на природу рано утром, где-то в половине пятого утра. Было прохладно, вместо перрона под ногами хлюпала непролазная грязь. Родина нас встретила гостеприимным и философским восклицанием проходящего мимо крестьянина: «И какого х… они сюда приперлись в белых кроссовках?»

В здании вокзала пахло деревней. Запах был сложносочиненный — немытого тела, подкисшего молока и махры. Нас всех затошнило, пришлось срочным образом выбегать на крыльцо. На крыльце мы попали в облако того самого махорочного дыма, густо намешанного с предрассветным туманом. Первая фраза, сказанная моей матушкой на свежем воздухе, была: «Боже, как у них тут накурено!»

Несмотря на все тяготы, мы добрались до места. И вот тут начался разгул и разврат. В день приезда маме, у которой 29 августа день рожденья, подарили грохот с белыми свежими грибами, высота каждого гриба — пять сантиметров. Это очень напоминало сдобное печенье.

Грибов я не ем по причине нездоровья желудка. Зато собирать люблю. И не просто люблю, а в грибную пору ощущаю необходимость грибной охоты до почесывания внутри черепа. Готова ехать в лес на машине, на электричке, идти пешком.

Разгул и разврат заключался в том, что за грибами мы ходили два раза в день — утром и после обеда. Собирали подосиновики, подберезовики-черноголовики и белые. Других грибов принципиально не брали.

Так вот, это был единственный раз в жизни, когда я своей собственной рукой выкладывала на травку из корзинки кучки совершенно чистых, не червивых грибов, потому что места в корзинке уже не было, а те грибы, которые нашлись только что, были меньше размером и красивше на вид.

Вы можете себе представить, что я, проведя там десять дней, привезла домой две наволочки сушеных грибов, причем для сушки тетя Маша заставляла обдирать с каждого гриба мездру?

Соседи ездили за грибами на тракторе с прицепом. Но они собирали еще черные и белые грузди и рыжики.

Иногда мы читаем о чем-то в книжках, а потом, столкнувшись с этим наяву, все равно удивляемся. Все знают, что грибница чаще всего расположена так, что грибы должны расти кольцами. На одной полянке мы видели такую картину — в центре полянки стоят подосиновики с ярко-красными шляпками. Пять штук стусовались в тесный кружок. На расстоянии двух метров от первого круга водят хоровод еще двенадцать грибов. Последний, третий круг состоял из пятнадцати особей. Все это напоминало загадочные знаки в полях Айовы, но в 1993 году, как это ни странно, у меня не было фотоаппарата, о чем до сих пор жалею.

Глава семьдесят девятая

Спортивное ориентирование

А самый длительный поход за грибами произошел гораздо раньше. Где-то во второй половине восьмидесятых. Суббота, восемь часов вечера, я читаю книжку, и тут раздается телефонный звонок. Звонит Наташка, подружка по совместному использованию одного горшка в детском саду.

— А нету ли у тебя, дорогая Галка, лишней корзинки? — спрашивает она.

— Да конечно, в чем вопрос, у меня куча всяких корзинок! — не могла я отказать в помощи подруге, и она пообещала зайти через десять минут.

Дело в том, что в детский садик мы ходили по территориальному признаку. Мне, Анне и Наташке до детского садика было примерно по десять минут медленным шагом. Нет, вру — мне и Наташке по десять, а Анюте — пять. А до школы Наташке пять, а нам с Аней — по десять (и почему это мне все время по десять?). И если вдруг чего в жизни занадобилось, чего у тебя на данный момент нету, то подруги — вот они, рядом, всегда поспособствуют. Соли там, к примеру, или корзинку.

И Наташка пришла, но не одна, а с приятелем. Вместе с этим приятелем они собирались этим же вечером последней лошадью отбыть на дачу в Лемболово, где в воскресенье и использовать корзинки по назначению.

Если вы думаете, что это я к старости стала грибным маньяком, — так вот нет. Эти зловредные особенности были во мне заложены с самого рождения. Поэтому, пока Наташка с приятелем выпили по чашке чаю перед выходом, я уже все сделала.

Я нашла корзинку Наташке. Нашла себе. И уже вперлась в резиновые сапоги и старые джинсы, нашла нож (хотела сказать — и компас, но это было бы вранье. Хоть у меня и два высших образования, но это все равно не помогло мне научиться пользоваться компасом. Зато у меня есть третий ориентировочный глаз, и я выхожу из лесу в нужном направлении) и была готова сопровождать их в Лемболово, тем более, что переночевать было где.

А утречком, встав пораньше, побежать по росе в лес, встретить солнышко, погулять по прекрасному сосновому лесу.

Да-да, именно поэтому я и напросилась с ними. Надо отдать им должное, они и не возражали ни разу. Приятель оказался не бойфрендом, а соседом по той самой даче, другом детства с примерно таким же стажем общения, как и наш.

Я-то собралась быстро, а вот чай они пили, заразы, долго, поэтому на электричку мы не просто шли — бежали. Рысью до метро, потом бегом по эскалатору, размахивая корзинками, я — скрипя резиновыми сапогами, а Наташка, с детства отличающаяся легкой косолапостью, — шаркая голенищами. Безымянный за давностью лет и благодаря моему склерозу приятель — просто громко топая по ступенькам.

Но вот все препятствия преодолены, мы в электричке.

Сели — выдохнули. Едем. Наташка с приятелем затеяли разговор о праздновании чьего-то дня рождения. Наташка достала из рюкзачка фотографии.

А я, рыбка, сижу, в разговоре участия не принимаю — потому что не знаю никого из обсуждаемых персонажей. Пялюсь в окно. Хотя, если честно сказать, смотреть туда почти бесполезно — сентябрь, ночи уже темные, что там можно увидеть, за окном электрички?

Правильно, можно увидеть отъезжающую в безвозвратную даль табличку с надписью «Лемболово».

Писк мой был тихим, но действенным. Пару минут мы поизображали стадо молодых орангутанов, бегая по вагону и выглядывая в разные окна. Попытки пробить телом дверь тоже были, но, к нашей дальнейшей радости, бесплодные.

Делать нечего, вышли на следующей. А следующая станция — Орехово — сразу порадовала нас несколькими вещами. Во-первых, абсолютно темной платформой. Во-вторых, разрисованным под хохлому расписанием, в котором при свете зажигалок хрен что поймешь. А когда мы все-таки разобрали, что там написано, — случилось в-третьих. В-третьих, электрички кончились. В обе стороны. То есть в тот момент, когда мы выпадали в Орехово на платформу, последняя электричка по направлению к городу уже была в Лемболово.