Викторианский Лондон - Лайза Пикард

Самым известным мюзик-холлом была «Альгамбра». Большое здание на четыре-пять тысяч зрителей, построенное в мавританском стиле и дополненное минаретами, располагалось на восточной стороне Лестер-сквер (теперь здесь кинотеатр «Одеон»). В 1854 году в нем открылся Королевский паноптикум науки и искусства, но ожидаемого наплыва посетителей не случилось, и потому его закрыли, а с 1858 года здесь начал работать цирк. Была сооружена прекрасная арена для демонстрации мастерства выездки лошадей. После того, как королева Виктория с семьей побывала на представлении с участием «Коня-красавца Черного Орла», успех заведению был обеспечен. В 1860 году здесь открылся мюзик-холл. «Альгамбра» была приспособлена для танцев, музыки и великолепных сценических постановок. Наибольшим успехом пользовались балетные спектакли и такие номера, как «Акробат на летающей трапеции’. Его выступления принимались с восторгом… легкость, грация, точно рассчитанные движения… Три раскачивающиеся перекладины, подвешенные на длинных канатах, позволяли артисту совершать полет над зрительным залом и сценой огромного здания».[644]

Номер акробата продолжался десять минут, и публика ожидала его выступления с 8 вечера, когда открывался театр, и до и, когда артист появлялся на сцене. Тем временем ее развлекали «танцами, запрещенными в Париже», — может, это был настоящий канкан без панталон? — и кордебалетом из 200 танцовщиц, «сильно загримированных (что не было заметно на расстоянии) и оттого казавшихся привлекательными, в сценических костюмах, едва прикрывавших наготу; вокруг них вились их партнеры». Здесь было 40 великолепных люстр, оркестр из 60 музыкантов, но их «заглушал шум, производимый прогуливающимися туда и сюда зрителями, которые скорее были настроены провести время в каком-либо из многочисленных небольших баров… и пропустить рюмочку-другую ликера». Конечно же, все тянулись обратно в зал, чтобы посмотреть «Гигантский каскад», когда с высоты сцены в находившийся под ней резервуар обрушивались тонны воды, уходившие оттуда в канализационные трубы. Возможно, публика возвращалась к ликеру, когда начиналось выступление парижанки Финетты, исполнявшей обычный канкан без «нарочитого бесстыдства при вздымании нижней юбки».[645] Все здесь было «прекрасно оборудовано и освещено, повсеместно царило веселье… Приятно было видеть такое множество радостных людей… Вы могли переходить с места на место, разговаривать, смеяться, чувствовать себя вполне свободно… Это было излюбленное место женщин, которым приходилось жить за счет своих прелестей, ярмарка и биржа порока». В нижней части размещался буфет, известный как «Кантина», где «сорок-пятьдесят танцовщиц стояли, болтая, или сидели в компании своих поклонников… Если девушка и была добродетельна, не приходилось надеяться, что это надолго».[646] В 1859 году здешние танцовщицы, получавшие 9 шиллингов в неделю, пытались найти побочный заработок. В основном его обеспечивало занятие проституцией в свободное от работы время.

Нет ничего удивительного, что в респектабельных кругах «Альгамбра» считалась «местом, куда молодым людям заглядывать не следовало», но они, разумеется, здесь бывали. Входной билет стоимостью 6 пенсов давал допуск в ту «часть холла, где собирался мастеровой люд, ремесленники и рабочие, нередко со своими женами», но чтобы пройти в основную часть здания, нужно было заплатить 1 шиллинг. А там

в ложах и на балконах сидели бесстыжие женщины в вызывающе ярких нарядах, завитые и накрашенные… Они очень отличались от стоявших за стойкой и прилично выглядевших буфетчиц, продававших крепкие напитки… В задних помещениях имелись небольшие отдельные комнаты, куда джентльмен, желавший распить бутылку со своей новой знакомой, мог ее пригласить. За длинной стойкой бара каждый вечер можно было видеть множество проституток, предлагавших простачкам угостить их спиртным… Они вели себя так же, как в пользующихся дурной славой притонах на улице Хеймаркет, и ничто им не мешало.[647]

Цена за стоячее место была 1 шиллинг, а за сидячее — 2 шиллинга 6 пенсов.[648]

Побывавший здесь в 1862 году Манби видел одну гимнастку, которой было лет 10, в коротких штанишках и лифчике. Репутация «Альгамбры» как пристанища проституции привлекла внимание парламента. Высказывалось недоумение, что многие уважаемые члены палат частенько наведываются в данное заведение. Была назначена специальная комиссия, которая удовольствовалась заверением владельца, директора Стрейнджа, что только 3 процента публики — проститутки. (Предположим, заполненный театр вмещает 4000 зрителей; три процента, о которых говорил Стрейндж, это 120 проституток. Как он исчислял эту цифру? Его утверждение не кажется убедительным.)

Высшие классы — за исключением Виктории, хотя я сомневаюсь, что она часто бывала в «Хай-маркете», — театров, как правило, не посещали, они любили бывать в опере. В Лондоне имелось три главных оперных театра. В период с 1840 по 1870 годы театр «Ковент-Гарден» показал не менее восемнадцати оперных премьер, в том числе «Бенвенуто Челлини» Берлиоза, которой в 1841 году дирижировал сам композитор. «Театр Ее Величества» на улице Хеймаркет (ныне он занимает только часть здания, а в другой располагается «Нью-Зеланд-хаус») по размерам не уступал миланскому «Ла Скала». В 1840–1870 годах здесь прошли пятнадцать оперных премьер, включая несколько опер Верди. В 1847 году на его сцене состоялся лондонский дебют «шведского соловья» Дженни Линд в «Роберте-Дьяволе» Мейербера, а в 1865 году премьера оперетты Оффенбаха «Орфей в аду». «Большинство двухместных лож бенуара стоило примерно 7000 или 8000 фунтов. Ложа в бельэтаже — 4000 фунтов».[649] Столь значительные затраты приводили к тому, что владельцы лож предоставляли их во временное пользование другим лицам, но даже при этом посещение оперы оказывалось дорогостоящим увлечением.

В музыкальном театре «Ройял» (официальное название лондонского театра «Друри-Лейн»), занимавшем третье место, прошло десять премьер. В рассматриваемый нами период, а именно в 1870 году, здесь была показана опера Вагнера «Летучий Голландец». Время от времени оперы ставились и в других театрах. В 1857 году в театре «Лицеум» (который постоянно находился под угрозой закрытия, но сохранился и поныне на Веллингтон-стрит, вблизи театра «Олдуич») была показана опера Обера «Фра-Дьяволо», а в 1869 «Орфея в аду» поставили в театре «Сент-Джеймс» на Кинг-стрит (на этом месте теперь находится офисный комплекс).[650]

Для любителей музыки в Лондоне было раздолье. По воскресеньям стоило послушать детский хор приюта Фаундлинг близ «Грейз-инн».[651] «Псалмы звучали в исполнении более 1000 детей… Прихожане были одеты по последней моде».[652] Регулярно проходили концерты в Ганновер-сквер-румс. В 1855 году цена за билет на один из концертов составила 130 фунтов, а весь сбор был направлен «больным и раненым в Скутари» (госпиталь Флоренс Найтингейл в Крымскую войну). В лондонский сезон каждую пятницу в Эксетер-холле на улице Стрэнд звучали оратории в исполнении 500 членов Общества духовной музыки. То было «величайшее наслаждение, способное порадовать любителя хорошей музыки».[653] Гектор Берлиоз, приехавший в Лондон в качестве члена жюри на Всемирной выставке, был поражен «большим количеством хорошо организованных любительских коллективов, которым помогало небольшое число профессиональных музыкантов»; они могли исполнять «самые сложные произведения Генделя и Мендельсона».

Берлиоз также одобрительно отозвался о музыкантах Филармонического общества и Общества квартета Бетховена. Он был до слез растроган, побывав на ежегодном концерте учащихся школ для бедных в соборе Св. Павла. Звук слаженно поющих 6500 детских голосов — «самое поразительное, что я когда либо слышал». Кто-то узнал его, поверх черного костюма ему набросили стихарь, после чего он занял место среди семидесяти певцов кафедрального хора.

В разных местах просторного амфитеатра [по такому случаю были специально установлены располагавшиеся ярусами скамьи] виднелись стяги каждой из школ с указанием названия прихода… в верхних рядах стояли мальчики в темно-голубых костюмах и девочки в белых платьях и шляпках… У мальчиков были медные таблички и серебряные медальки, от которых, когда дети шевелились, исходило беспрестанное сияние…

[Девочки с зелеными и красными лентами], занимавшие свою часть амфитеатра, казались заснеженным склоном, где пробиваются стебельки травы и цветов… Везде сохранялись порядок и благоговейная тишина.[654]

Концерты проводились и в Хрустальном дворце в Сиднеме, где хор из 2000 голосов исполнял оратории Генделя, но они «не доставляли того удовольствия, как более камерные концерты в Эксетер-холле» на улице Стрэнд.[655]

В Воксхолле и Креморне сохранились увеселительные парки, разбитые в предыдущем веке. В Воксхолле (где ныне южный конец моста через Темзу) сохранились «мрачная тенистая аллея», «светлая речушка» и «пруд с гигантской статуей Нептуна и фигурами восьми белых коней», для подсветки которых теперь использовалось газовое освещение. Здесь показывали в живых картинах Веллингтона и Нельсона, работал цирк с конными представлениями, а «самым впечатляющим зрелищем в вечернее время» были фейерверки.[656] Но в целом парк был уже совсем не тот, что прежде, и в 1859 году, после семи «прощальных церемоний», его закрыли. Креморн, возникший позже (на другой стороне Темзы, в Челси; ныне его территория застроена; вход в него был с Кингс-роуд), открылся в 1840-е годы как увеселительный парк. Здесь имелись театр, банкетный зал, «восхитительные беседки среди кустов лаванды», зал для американского боулинга — первый (или второй) в Лондоне. Другое подобное заведение на улице Стрэнд, претендующее на первенство, было открыто в мае 1849 года.[657] «Парк прекрасен… украшен замечательными деревьями, омывается водами Темзы, почти отовсюду видна ее серебристая поверхность… Летними вечерами воздух здесь свежий и благоуханный, развлечений множество, мужчины выглядят вполне прилично… женщины хорошо одеты и благонравны».[658] Побывавший здесь в 1856 году француз Фрэнсис Вей остался под большим впечатлением. Парк предлагал