Дживс и Вустер - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он нацелил на меня свой нос:
– Да?
– Я зашел к старине Сиппи.
– Мистер Сипперли еще не прибыл.
Он говорил раздраженно, как человек, который не привык ждать.
– Как жизнь? – спросил я, желая разрядить обстановку. Он снова уткнулся в газету. Потом вопросительно взглянул на меня, будто давая понять, что я здесь лишний:
– Извините?
– Нет-нет, ничего.
– Вы что-то сказали?
– Только спросил «Как жизнь?», знаете ли.
– При чем тут жизнь?
– Так, вообще.
– Я вас не понимаю.
– Не берите в голову, – сказал я.
Какой тяжелый труд поддерживать светский разговор с этим типом, подумал я. На редкость необщительный субъект.
– Хорошая погода, – сказал я.
– Хорошая.
– Но говорят, посевам необходим дождь.
Он снова уткнулся в газету и был ужасно недоволен, что приходится отвлекаться на разговор со мной.
– Кому?
– Посевам.
– Посевам?
– Посевам.
– Каким посевам?
– Ну, просто посевам.
Он отложил газету:
– Кажется, вы желаете сообщить мне какие-то сведения о посевах. Я вас слушаю.
– Говорят, им необходим дождь.
– В самом деле?
На этом наша беседа закончилась. Он снова погрузился в чтение, а я сел и принялся сосать набалдашник трости. Время тянулось медленно.
Может, часа через два, а может, через пять минут в коридоре послышались странные звуки, будто там воет собака. Уотербери встрепенулся. Я тоже встрепенулся.
Вой приближался. Дверь распахнулась, и в кабинет ввалился Сиппи. Он пел:
– «Я вас люблю, вот все, что я могу сказать. Я вас люблю, лю-ю-ю-блю ва-а-ас…»
Наконец он смолк. По-моему, давно бы пора.
– А, привет! – сказал он.
Я был поражен. Когда я в последний раз видел старину Сиппи, он выглядел, если вы помните, просто ужасно. Лицо осунувшееся, измученное. Под глазами круги. Все признаки крайнего истощения. А сейчас, спустя каких-нибудь двадцать четыре часа, он весь сиял. Глаза сверкали. На губах счастливая улыбка. Как будто он каждое утро перед завтраком пропускает рюмочку горячительного.
– Привет, Берти! – сказал он. – Привет, Уотербери, старина! Простите, что опоздал.
По-моему, Уотербери остался крайне недоволен такой непринужденной формой обращения. Он напустил на себя неприступный вид:
– Вы сильно опоздали. Позвольте заметить, что я прождал вас более получаса, а мое время ценится дорого.
– Простите, простите, простите, – радостно пропел Сиппи. – Вы пришли поговорить насчет статьи о драматургах Елизаветинской эпохи, которую вы мне вчера оставили, верно? Ну, так я ее прочел, и мне очень жаль, Уотербери, старина, но она Н.Г.
– Простите, не понял.
– Не годится для нас. Совершенно неподходящий материал. Наша газета призвана развлекать светскую публику. Во что будет одета дебютантка в Гудвуде[262] – вот что нас интересует. Или что-нибудь вроде: «Вчера в парке видели леди Бетти Бутл, вы, конечно, знаете, она золовка герцогини Пибл, или Куку – для близких друзей…» – и подобный вздор. Наши читатели не желают знать о драматургах Елизаветинской эпохи.
– Сипперли!..
Старина Сиппи протянул руку и отечески похлопал Уотербери по спине.
– Послушайте, Уотербери, – добродушно сказал он. – Поверьте, мне неприятно отказывать старинному приятелю. Но я должен выполнять свой долг перед читателями. Однако не унывайте. Старайтесь, и вы добьетесь успеха. Вы подаете надежды, но вам следует хорошенько изучить рынок спроса. Оглядитесь внимательно, поймите, что нужно издателям. Вот, например, такое предложение: почему бы вам не взяться за живую и веселую статейку о комнатных собачках? Вы, вероятно, знаете, что мопсы теперь не в моде, их вытеснили пекинесы, грифоны[263] и маленькие белые терьеры. Поработайте в этом направлении и…
Уотербери двинулся к двери.
– У меня нет никакого желания работать в этом направлении, – злобно произнес он. – Если вас не устраивает мое исследование о драматургах Елизаветинской поры, я, без сомнения, найду другого издателя, которого моя работа заинтересует.
– Уотербери, вы стоите на правильном пути! – от души обрадовался Сиппи. – Никогда не сдавайтесь. Упорство и труд все перетрут. Если у вас приняли одну статью, тут же посылайте этому издателю следующую. Если вам откажут, несите свой труд другому издателю. Так держать, Уотербери! Буду следить за вашими успехами с большим интересом.
– Благодарю, – язвительно сказал Уотербери. – Совет профессионала для меня просто неоценим.
Он вылетел, изо всех сил хлопнув дверью. А я посмотрел на Сиппи, который кружил по комнате как откормленный бекас.
– Сиппи…
– А? Что? Не могу остановиться, Берти. Забежал рассказать тебе новости. Я пригласил Гвендолен на чай в «Карлтон». Я счастливейший человек на свете. Помолвлен. Обручен. Все прошло как по маслу. Свадьба первого июня, ровно в одиннадцать в соборе Святого Петра, на Итон-сквер. Подарки можно посылать до конца мая.
– Но, Сиппи! Угомонись на минуту. Что произошло? Я думал…
– Ах, это длинная история. Долго рассказывать. Лучше спроси у Дживса. Он пришел со мной и ждет на улице. Когда я увидел, как она, рыдая, склонилась надо мной, я понял, что пришло время сказать ей все. Я взял ее ручку в свои ладони и…
– В каком это смысле склонилась над тобой? Где?
– У тебя в гостиной.
– Почему?
– Что «почему»?
– Почему она склонилась над тобой в моей гостиной?
– Осел! Потому что я лежал на полу. По-моему, вполне естественно, что девушка должна склониться, если мужчина лежит на полу. Прощай, Берти, я должен бежать.
Он вылетел из комнаты,
