Жена самурая - Лора роулэнд

На полных губах Янагисавы играла насмешливая улыбка.

— Вы как-то назвали меня человеком, который бьет в спину, — услышал Сано. — Разве вы не рады, что я подтвердил свою репутацию?

36

Два дня спустя Сано с Янагисавой нанесли официальный прощальный визит императору. Обон завершился, и свежий ветерок развеял дым костров. Облака смягчили солнечное сияние и испещрили подвижными тенями двор перед Павильоном пурпурного дракона.

Вельможи в две шеренги стояли на коленях; барабанщики отбивали медленный, торжественный ритм. Впереди шел канцлер, следом сёсакан, затем почетный караул, далее сёсидай и, наконец, старшие чиновники Мияко. Сцена напоминала старинную картину: вечный сюжет.

Процессия поднялась по ступеням дворца и двинулась к трону, устланному подушками. На троне восседал Томохито. Сано и Янагисава опустились на колени перед императором; сопровождающие рассредоточились по бокам. Все отдали ритуальный поклон.

— Досточтимые канцлер и сёсакан-сама пришли просить разрешения покинуть ваше величество, — сказал Мацудаира. Он выглядел нездоровым, его голос дрожал. Янагисава отчитал сёсидая за провороненный заговор. Вскоре Мацудаиру сменит другой член клана Токугава.

С помоста, расположенного рядом, но, естественно, ниже трона, к Янагисаве и Сано обратился Правый министр Исидзё:

— Мы благодарны вам за труды по разрешению трудных проблем, обрушившихся на город.

Под маской учтивости Сано разглядел смесь облегчения от того, что они уезжают, и ликования, вызванного осуществлением мечты всей жизни. По слухам, уже готов указ о назначении Исидзё на пост премьер-министра.

— Мы благодарны вам за сотрудничество, — сказал Янагисава, — и сожалеем, что вынуждены с вами проститься.

Сано также выразил благодарность и сожаление, хотя понимал, что их вежливые речи никого не обманули.

— Я согласен на ваше возвращение в Эдо, — молвил Томохито; на смиренном лице проступили черты зрелости. Сано подумал: молодой суверен нашел свое место в мире, и его номинальное правление будет долгим.

Монахи запели напутственные молитвы. Церемония подходила к концу. Однако Сано не чувствовал этого. Подсознательно он ждал, что вот-вот раздадутся уханье, лай, неуверенное шарканье подошв. Вчера он распорядился кремировать и похоронить Момодзоно. Кланяясь напоследок императору, Сано мысленно пожелал духу принца обрести вожделенный покой.

Пение стихло. Сано и прочие прежним порядком направились к выходу. Идя за канцлером, сёсакан думал о переменах, произошедших с его заклятым врагом. Янагисава рассказал об открытии Хосины, и Сано понял, что понудило канцлера взмыленным примчаться в храм. Упоминая ёрики, Янагисава всякий раз расплывался в улыбке. Расследование сделало из него детектива; сражение превратило в самурая; любовь раскрепостила душу.

За пределами двора процессия рассыпалась. Сано и Янагисава пошли к главным воротам резиденции. Их догнал Правый министр Исидзё.

— Позвольте вас немного задержать для личного разговора, — попросил Исидзё.

Сано и Янагисава остановились.

— Мы все понимаем, что дознание не завершено, пока не распутан последний узелок, — сказал Исидзё.

— Это правда, — отозвался Янагисава.

— Я хочу пояснить, что вы видели, когда следили за мной, но при условии, что вы сохраните это в тайне.

Янагисава приподнял бровь и взглянул на Сано, тот кивнул.

— Слушаю вас, — сказал Янагисава.

— У меня в деревне Кусацу любовница и дочь, — тихо произнес Исидзё. — Я навещаю их при первой возможности. Кроме того, через посредников я посылаю им деньги. Ронины, с которыми я встречался на Холме уха, подрядились охранять мою… э-э… вторую семью от набегов разбойников.

— А чего вы экаете? — усмехнулся канцлер. — Иметь содержанку не запрещено законом.

— Эта женщина крестьянка, — потупился Исидзё. — Для человека моего положения любовная связь вне благородного сословия — позор, сами знаете. Я шел через Сад пруда в Кусацу, когда был убит Левый министр Коноэ.

— Не беспокойтесь, все останется между нами, — успокоил его Сано.

— Благодарю вас. — Исидзё помолчал и добавил: — Коноэ каким-то образом пронюхал о тайне. Он шантажировал меня.

— Прощайте, — обронил канцлер.

Исидзё отдал поклон и удалился. За воротами резиденции Янагисава сказал:

— Прошу прощения, но у меня есть дела. — Лицо его приняло смущенное и несколько встревоженное выражение.

— И у меня, — ответил Сано.

Рэйко сидела с Дзёкио на веранде. Обе смотрели на залитый солнцем парк, где прогуливались придворные и дамы из благородных семейств. Позванивали на ветру колокольчики, бабочки вились над благоухающими клумбами.

— Впредь я буду уделять больше внимания его величеству императору, — сказала Дзёкио.

Рэйко мысленно одобрила ее намерение. Мужчины подмяли под себя политику, их обуревает желание повоевать. Только женщины, действуя исподволь, могут сохранить мир и покой на земле.

— Думаю, это пойдет на пользу всем, — продолжила она свою мысль вслух.

Дзёкио с достоинством и изяществом подняла чашку и пригубила чай.

— Хотелось бы узнать… — Рэйко замялась, размышляя, вправе ли задать личный вопрос.

Дзёкио опустила чашку и благосклонно взглянула на гостью.

— Почему вы решили помочь мне, если ваши интересы шли вразрез с моими?

— Я иногда вижу в вас себя. — Дзёкио усмехнулась. — Кроме того, одна женщина в течение всей моей жизни помогала мне. Я не в силах отплатить ей добром за добро, вот и удружила вам. — Она вздохнула. — У каждого из нас есть свои долги и грехи.

По спине Рэйко прошел холодок. Она услышала намек на происшествие, зафиксированное в досье мецукэ: лет тридцать назад на глазах у Дзёкио придворная дама упала в пропасть. Мецукэ подозревала убийство. Дзёкио, причастная к гибели Левого министра Коноэ и Аису, оставалась опасной.

Дзёкио слабо улыбнулась, словно почувствовала испуг Рэйко:

— Женщин обычно считают беспомощными, однако при определенных обстоятельствах мы способны принести великий вред или великую пользу.

Рэйко неприятно поразила мысль, что и она является опасной женщиной. «Неужели и за мной будут числиться дела, о которых придется горько вздыхать?».

— А я подумала, вы помогли мне, чтобы отомстить за гибель любимого.

Дзёкио косо посмотрела на Рэйко:

— Вы имеете в виду Коноэ? Если бы вы знали историю наших отношений, вам никогда не пришло бы в голову, что я продолжаю любить этого… — Она поджала губы и помолчала. — Ладно, однажды я доверилась вам, и вы меня не подвели, поэтому слушайте. Как вам, должно быть, известно, у императорской семьи существуют финансовые проблемы. Я продала свои кимоно и основала «Дайкоку-банк». Через своих агентов я размещаю займы и спекулирую на ценах. Прибыль идет в доходы двора.

— Поразительно! — восхитилась Рэйко. — Вы наверняка первая в истории титулованная банкирша.

— К сожалению, я сообщила о своем предприятии Левому министру. Он потребовал принять его в долю, пригрозив, что иначе расскажет всем о том, как я преступила дозволенные женщинам границы. Разумеется, я порвала с шантажистом.

Допив чай, Рэйко встала. Дзёкио тоже поднялась на ноги.

— Я счастлива, — сказала Рэйко, — что обстоятельства позволили мне познакомиться с такой замечательной женщиной, как вы.

Они обменялись поклонами.

— Может статься, когда-нибудь мы снова встретимся, — улыбнулась Дзёкио.

«Не исключено», — подумала Рэйко. За неделю случилось столько невообразимых событий: стало известно о человеке, обладающем силой киаи, Сано вернулся из страны мертвых, мятеж был подавлен. Возможным казалось все.

Покачиваясь в паланкине, уносившем ее из усадьбы отрекшегося императора, Рэйко думала о том, что не менее значительное событие ей предстоит пережить в недалеком будущем. Скоро она сообщит об этом Сано.

В замке Нидзё слуги готовились к походу в Эдо: паковали одежду и провизию, подковывали лошадей. Канцлер Янагисава мерил шагами кабинет, затягиваясь трубкой в надежде, что табак успокоит расшалившиеся нервы. Дверь приоткрылась. Канцлер обернулся и увидел ёрики Хосину.

— Вы посылали за мной?

— Да…

Они медленно пошли навстречу друг другу и остановились на расстоянии двух шагов.

— Значит, завтра вы уезжаете? — вздохнул Хосина.

Янагисава кивнул; душа и тело встрепенулись. После того как Томохито был водворен в золотую клетку, они с Хосиной славно отпраздновали воссоединение. И все же ни тот ни другой не решился заговорить о будущем.

— Полагаю, это наш последний день, — одновременно с Янагисавой сказал Хосина.

Повисла неловкая тишина, которую нарушил канцлер.