Семья Звонаревых - Александр Степанов

Помощником Краснушкина по административно-хозяйственной части был назначен барон фон Кек, призванный из отставки бывший офицер одного из гвардейских кавалерийских полков. Возвращению в полк, находящийся на фронте, барон предпочёл должность коменданта санитарного поезда её величества.

Это был уже немолодой мужчина, всегда подтянутый и блистающий своим внешним лоском. Хорошо воспитанный, он сумел понравиться даже грубоватому и довольно резкому временами Краснушкину. Попытался Кек установить дружеские отношения и со Звонарёвой. Но Варя своим сдержанным, холодным обращением дала понять барону, что дружеских отношений между ними не будет.

Перед отправкой поезда Варя прошла по вагонам, которые были в её ведении. Зашла в купе, где помещались сёстры. «Крестовая» сестра Абросимова, приглашённая в санпоезд от общины Красного Креста, уже немолодая, опытная, несколько свысока относилась к Варе. Ей впервые приходилось работать с врачом-хирургом – женщиной, и Абросимова не верила в то, что женщина-врач может быть настоящим хирургом. Варе ещё предстояло завоевать у неё авторитет. К другой сестре, княжне Голицыной, Абросимова относилась с явным пренебрежением, называя её финтифлюшкой, совершенно не подготовленной к медицинской деятельности.

В крайнем купе помещались два санитара, хоть оба были адвокатами и имели высшее образование. С Варей они были утонченно вежливы и даже стесняли её этим.

Далее шли два вагона для хирургических больных, которыми ведал старший хирург поезда профессор военно-медицинской академии барон Дистерло. Ему было около сорока лет, образование он получил за границей, в Швейцарии, а по приезде в Россию защитил докторскую диссертацию при военно-медицинской академии.

Суховатый и педантичный, он не пользовался симпатиями подчинённых, и даже находящаяся в прямом его подчинении великосветская сестра-доброволка графиня Апраксина не раз высказывала свои критические замечания в его адрес. Не в пример Голицыной, графиня была молчалива, сдержанна, корректна в обращении со всеми окружающими. Варю она особенно выделяла. Ей импонировало, что Варя – врач-хирург, имеющий Георгиевскую медаль за оборону Порт-Артура.

Графиня подробно расспрашивала, где её муж и почему он оказался на фронте, будучи инженером военного завода. Варя объяснила это его патриотическим порывом, желанием помочь родине в тяжёлую для неё годину. Ответ Вари вполне удовлетворил любопытство графини.

Три остальные хирургические сёстры были профессионалки, лично подобранные Дистерло в различных петроградских госпиталях. Рядовые труженицы, они держались очень скромно и особенно подчёркивали свои симпатии к Варе, как к единственному врачу-женщине в санпоезде.

В следующих вагонах должны были помещаться терапевтические больные. Здесь начиналось царство Краснушкина, который одновременно был и начальником санпоезда и главным терапевтом.

Поезд часто задерживали в пути, несмотря на то что он назывался санпоездом императрицы. Барон Кек отчаянно ругался с железнодорожниками, грозил телеграфировать самой императрице, но недостаточная пропускная способность дорог т перегрузка их массой эшелонов с войсками, боеприпасами и интендантскими грузами делали невозможным более быстрое продвижение и поезд часами простаивал, ожидая своей очереди.

До Варшавы тянулись почти трое суток. Варя надеялась сделать мужу сюрприз, нагрянув в Варшаву неожиданно. Каково же было её разочарование, когда по прибытию на станцию она увидела среди встречающих Звонарёва, Борейко и Зайца! Ошеломлён был и Краснушкин.

– Откуда Вы узнали, когда мы прибудем? – допытывался он у встречавших.

– От коменданта станции. Мы поджидаем Вас уже третий день, – спокойно ответил Борейко.

После шумной встречи, когда все перецеловались и излили свою радость и изумление от встречи со старыми друзьями, на что с явным удивлением взирали Кек и другие сотрудники поезда, Краснушкин отправил Кека узнать о времени отправления поезда. Выяснилось, что это произойдёт не раньше завтрашнего утра.

Половина состава сотрудников была отпущена в город до утра.

Варя вместе с мужем, Краснушкиным, Борейко, Блохиным и Зайцем отправились в расположение тяжёлого дивизиона, разместившегося в варшавском пригороде Воля.

Когда Варя вышла из купе, за ней вынесли большой, тщательно увязанный в бумагу и крепко-накрепко перевязанный верёвками свёрток. Кек, издали следивший за Звонарёвой, хотел было осмотреть тюк, но тут подошёл Краснушкин и приказал не делать этого.

– Может же жена фронтовика захватить мужу кое-что из вещей и продуктов. Подумайте сами, в какое положение Вы себя поставите, когда перед Вами развёрнут, простите, мужские исподники. Да и Варвару Васильевну только обидите.

Едва Звонарёва скрылась в дверях вокзала, как в её купе нагрянул Кек и с помощью санитаров перерыл вещи Вари. Но тщётно, ничего подозрительного обнаружить не удалось. Вещи аккуратно сложили обратно в чёмоданы. Присутствовавшая случайно при этом обыске княжна Голицына с брезгливостью заметила барону:

– Никак не думала, что Вы связаны с охранкой. Не дворянское это дело – заниматься сыском. Для этого есть полиция, жандармы и всякие сыщики, она презрительно сморщила носик.

– Только, ради бога, не вздумайте рассказать Звонарёвой или Краснушкину о моих действиях, – упрашивал Голицыну ротмистр.

Княжна, решив при случае предупредить Звонарёву, явно стала сторониться Кека.

Когда артурцы вышли с вокзала и стали рассаживаться в экипажи тяжёлого дивизиона, к ним, как бы невзначай, присоединились двое неизвестных мужчин в котелках.

Первым на них обратил внимание Заяц. Блохин мигом понял, в чём дело. Тюк из Вариного купе взял в свой экипаж Борейко и с ним направился прямо в цитадель. Рядом с капитаном сидел Блохин, а на скамеечке устроился Заяц. В цитадели хорошо уже знали Борейко в лицо и пропустили без задержки. Не останавливаясь в цитадели, экипаж выехал в другие ворота. Сыщики потеряли их из виду.

Воспользовавшись этим, экипаж свернул в сторону Мокотова поля и остановился в глухом переулке, около небольшого особнячка.

В дверях показалась молодая рыжеватая женщина.

– Пани Анеля, Вам маленький подарочек, – улыбаясь сказал Борейко, от родственников.

– Прошу, пан, – тоже с улыбкой ответила Анеля, открывая ворота. Экипаж въехал во двор.

35

Тяжёлый дивизион фактически перешёл на мирное положение. Офицеры разместились в трёх комнатах, по комнате на каждую батарею. Борейко, как всегда, остался в своей первой батарее. Звонарёв с женой разместился в номере расположенной неподалёку гостиницы.