Тайна Ольги Чеховой - Воронель Нина Абрамовна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды сам Абакумов явился в квартиру Ольги на бывшем Пречистенском бульваре, где жили не только хозяйка, Лёва с Марией Гариковной, но и бывшая его жена Люба с новым мужем, дирижером. И все они стали свидетелями того, как могущественный заместитель самого Лаврентия Берии собственноручно вручил своему сотруднику большой кремлевский паек к празднику.
Выйдя провожать Виктора Семеновича, Лёва не преминул напомнить ему о добытых его сестрой Ольгой, первой красавицей Европы, сведениях о высших кругах нацистского руководства, С одной стороны, он хорошо понимал, что Абакумов был, как и его шеф, очень чувствителен к женской красоте, а с другой — что близится время, когда именно в их Конторе будет решаться Оленькина судьба.
Оленька
Через десять дней по окончании съемок она вернулась в Берлин, где все выглядело еще печальней, чем до ее отъезда в Австрию. Она наговорила на кассету информацию о неудачном покушении на Гитлера и поспешила на Шлоссштрас-се, чтобы успеть до бомбежки положить конверт с кассетой в заветный почтовый ящик.
К ее ужасу дома, на стене которого столько лет висел этот ящик, она не увидела — остались только развалины. Дрожащими руками сжимая руль, Оленька подъехала к телефону-автомату, уцелевшему в центре площади Штиглиц, и набрала номер Курта — телефон слабо пискнул, словно внутри него что-то оборвалось, и замолк.
Это было уже слишком. Позабыв о привычной осторожности, Оленька направила машину в боковую улочку к зданию, где столько лет размещалось знакомое агентство по сдаче жилплощади. Она с трепетом ожидала, что этого дома тоже уже нет, но ошиблась: не было не только его, но и всей улицы — все бывшие здания превратились в груды развалин. Оленьку охватила паника, она рванулась домой, в Глинеке, с одним желанием: выбраться из города до начала бомбежки, неважно чьей — русской ли, американской или английской.
Но невыполненная задача нарушала относительный покой мирной жизнь в Глинеке — неотправленная кассета жгла бы ей руки, если бы не была надежно спрятана в цветочном горшке с двойным дном в ее оранжерее. Как Оленька ни ломала голову, она не придумала ничего, что помогло бы ей передать столь важное донесение по назначению. Ведь это был подробный рассказ о покушении на Гитлера, о котором в прессе не было сказано ни слова.
И вдруг среди бела дня к вилле в Глинеке подъехала на мотоцикле незнакомая молоденькая девушка. Она представилась Эльзой, дочерью Курта, и для доказательства предъявила Оленьке давно забытый ею медальон со старой фотографией афиши первого Оленькиного фильма «Заколдованный замок», на которой она когда-то оставила свои инициалы. У Ольги был выбор: довериться девушке или, предполагая провокацию, нет. Она всегда предпочитала рискованные варианты, а потому отдала ей кассету.
Красная армия стремительно наступала с востока, а англичане и американцы надвигались с запада. Гитлер и его генералы заперлись в подземном бункере, готовясь к коллективному самоубийству.
Зачем, зачем была затеяна эта война? Кому она принесла пользу?
Ответ на эти вопросы мог знать министр пропаганды Иосиф Геббельс. Перед тем как его верная жена Магда отравила своих шестерых малолетних детей и вместе с мужем покончила жизнь самоубийством, он записал в дневнике: «Мы взяли на себя великую миссию избавления человечества от еврейской заразы, и человечество еще скажет нам спасибо!»
Оленька
С этого страшного дня в ее жизни наступил решительный перелом. Если до того, несмотря на потери и поражения, дни сменяли друг друга в ритме вальса, то отныне прошлое начало перетекать в будущее в ритме похоронного марша. Похоже, что никто, кроме самого фюрера, уже не верил в возможную победу Германии в этой ужасной кровопролитной войне. И все яснее вставали вопросы: ради чего эта война вообще ведется? А если победа не предвидится, то зачем ее продолжать, теряя людей и города, которые все больше превращались в развалины после каждой бомбардировки авиаций союзников антигитлеровской коалиции? Проще говоря — почему не заключить мир, если война проиграна? Но за эти вопросы полагалась смертная казнь, и немцы молчали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Жизнь рушилась. И Оленька не могла понять, что же делать ей, кинозвезде, когда закончилась то, что принято называть киноиндустрией. После снятой в 1944 году «Мелузи-ны» в Третьем рейхе, который до того считался мировой кинодержавой, не вышел ни один фильм. И все же была надежда, что когда-нибудь завершится этот похоронный марш, начнется другая жизнь. Главное — выжить.
Оленька сыграла несколько ролей в лихорадочно поставленных и так же лихорадочно исчезнувших с подмостков театральных спектаклях. Похоже было, что и публике стало не до искусства, тем более что к непрерывным бомбежкам англоамериканской авиации добавились круглосуточные артиллерийские обстрелы стремительно наступавшей на Берлин Красной армии. Куда может спрятаться маленький человек от летящих ему на голову бомб и снарядов? Разумному правительству следовало бы принять разумное решение, признать неизбежное поражение и сложить бесполезное оружие. Но не было в Третьем рейхе разумного правительства, а может быть, наоборот, оно было слишком разумным и понимало, что за все их преступления им не будет пощады. Так что они решили унести за собой на тот свет как можно больше сограждан — возможно, они, как некогда древний правитель Китая, надеялись, что им там будет уютней среди своих.
Вместо того чтобы признать неизбежное, руководство Германии продолжало войну. Нельзя было оставить без внимания бедных солдат, защищавших свою неразумную родину на всех фронтах, потому что им никто не позволил прекратить эту уже проигранную войну. И Оленька в составе выездных бригад выступала перед солдатами. Это были довольно мучительные поездки. Как-то в Ганновере во время спектакля англичане разбомбили отель, в котором остановились артисты, и ей пришлось возвращаться в Берлин в переполненном поезде в сценическом костюме восемнадцатого века.
Но все же судьба была к ней иногда милостива. Как-то ее пригласили на встречу с солдатами, прибывшими в отпуск на озеро Ванзее. Она вошла в зрительный зал без объявления, и никто ее не заметил. И только один офицер встал ей навстречу. Он понятия не имел, кто она такая, но был поражен ее красотой. Они разговорились, в мирной жизни он тренировал германскую олимпийскую команду по легкой атлетике, а в военное время служил связистом в части, расположенной в Потсдаме. Оленька не сказала ему, кто она такая, а только дала свой номер телефона с предложением позвонить ей как-нибудь вечером. Его звали Альберт Сумсер, он был на шестнадцать лет моложе ее — именно таких любовников она предпочитала.
Он позвонил на следующий день, и она пригласила его на ужин. Вместо букета роз он принес ей связку подстреленных им уток, и практичная Оленька приняла их с радостью — гражданам Третьего рейха пришлось изрядно затянуть пояса. Этот дар был большим подспорьем для живущих на вилле в Глинеке, а их стало больше: спасаясь от бомбежек, Адочка с дочкой Верой переехала жить к матери.
Кроме редких выступлений на сцене, Оленька решила заняться своим лицом. Она по-прежнему была красива, благодаря хорошей наследственности, ведь ее родители отличались прекрасной внешностью, но ни один из них не достиг такого совершенства, как она. Но Оленька знала, что кожа особенно подвластна времени, и потому тщательно ухаживала за ней. Еще в середине тридцатых годов, отказавшись от очередной роли, она поступила в парижскую косметическую школу, которую окончила с отличием. Там она узнала много нового и полезного и в вынужденном продолжительном отпуске с усердием стала расшифровывать тщательно законспектированные советы по уходу за кожей. А на мансарде под стеклянной крышей Оленька завела маленькую оранжерею, где выращивала экзотические растения, необходимые для создания питательных масок и средств для очистки лица. В соседней гардеробной она организовала лабораторию, где создавала уникальные кремы и пилинги по собственным оригинальным рецептам. Кроме того, во время частых в прошлом заграничных поездок не только посещала косметические салоны, но и приобретала различные приборы для ухода за кожей. Немудрено, что при первой встрече незнакомые люди давали ей не больше двадцати пяти лет.