Власть над водами пресными и солеными. Книга 2 - Customer

Ася перехватывает мою мысль на лету. И печально усмехается. Действительно, церковники братца Шарля не признали бы в нас людей. Ни в ком. Включая их высочество Эркюля. И принялись бы изгонять как нечисть и нелюдь. Вероятно, духами, демонами, а то и богами языческого пантеона становятся те, кого родственники особенно допекли. Энергия скверных слов и дел преображала их сердца и мысли во что-то новое, несовместимое с человеческими телами…

— Так мы пойдем ТУДА или нет? — упорствует Кордейра.

— Конечно, пойдем! — ставит точку Дубина. Еще бы. Там, за переливчатой гладью, его принцесса все еще сидит в своей светлице хрустальной статуей, подняв прозрачную руку, и свет проходит сквозь нее легче, чем сквозь оконное стекло… И кто гарантирует, что народ не уничтожит колдовское изваяние неведомо куда девшейся принцессы, если мы не вернем Кордейру домой? Может, гибель «статуи» никак не повлияет на Королеву Вод, а может, и убьет ее на месте. И все-таки ни одному из нас не будет жизни в причудливом зазеркальном царстве, пока жив наш враг… что бы он собой ни представлял.

Ловко, однако же, Ася увела нас от главного вопроса!

— Итак, — сухо говорю я, — ты создала этот мир. Не слишком представляя, чем это тебе грозит. И выгоды никакой не преследовала.

— Почему же? Всякий, создающий свой мир, преследует выгоду, — улыбается наша демиургиня. — Здесь была ты. Ты могла делать то, о чем я всегда мечтала.

— И что же?

— Уничтожать своих врагов. Физически уничтожать. Ведь ламия — это я. И ярость ее жила во мне, бессильная и безвыходная, и душила меня, и уродовала мой разум. Но в своем мире я — законопослушный обыватель. Рубить в капусту всех, кто мне навредил, я не имею возможности. Или смелости. Или того и другого. Я выпустила тебя в этом мир, как демона смерти, как ангела мести, вооруженного и бесстрашного. Но я не знала, что выпускаю еще кое-что. Кое-кого.

— Рассказывай дальше, — я устраиваюсь удобнее на сырых камнях. Чувствую, нас ждет еще много откровений.

— Ярость бывает чистая, кровавая, открытая. А бывает изломанная, тайная, подлая. Ярость, обращенная не на врагов, не на тех, кто причинил тебе зло когда-то или продолжает причинять. Она выбирает жертв из числа слабых, доверчивых, беззащитных. Таких, как ты сама… была. И продолжает эстафету подлости, и становится еще гаже, еще злее, еще бесчестнее, чем твой палач. Распознать ее в себе почти невозможно. Разум отказывается верить, что в нем живет подобная тварь. А она тем временем захватывает все больше и больше пространства души. И если я создаю мир из своей души, то я воплощаю и это неназванное, нераспознанное зло. И оно приходит в миры, которым я дала жизнь. — Ася устало вздыхает. — Вот и все. Я — это она. Она — это я.

— И что, выходит, Старый Хрен тебе вроде как… двойник? — вскидываюсь я. — Или близнец? Сестрица твоя? Или братец? Или еще какого-нибудь пола — извини, я в божественной физиологии не разбираюсь…

Ася глядит на меня с тоской.

— Нет, не близнец. Она — это я. Просто я. Только из другой судьбы.

Ум у меня начинает заходить за разум.

— Из какой другой судьбы?

— Из непрожитой. Я, пытаясь скрыться от своей боли и гнева, сошла с ума. Там… — Ася неопределенно машет рукой куда-то в темноту. — Это была только одна из дорог, которой можно сбежать от боли — внутрь себя, глубоко, чтоб окружающая действительность не терзала. А другая я, в иной реальности, пошла другой дорогой. Научилась быть жестокой. Научилась убивать без оружия. Научилась обращаться с людьми, как с шахматными фигурками. Может, ей тоже что-то не нравилось в ее мире, ей захотелось большей власти, шахматную доску побольше, не знаю. И она тоже принялась создавать себе мир. В котором ты, Геркулес и Кордейра должны были стать пищей, рабами, подручными… И она бы своего добилась, если бы мир у нас не оказался общим, одним на двоих. Я начала ей мешать, ты вышла из-под контроля, вместо покорных зомби она получала то ламию, то суккуба, то дракона… и даже нескольких драконов. Я все запутывала и запутывала ее планы, не зная, что творю и почему. А ведь как все хорошо начиналось, когда она позволила вам сбежать из Горы!

Действительно. Уже тогда нам полагалось ощутить к Старому Хрену любовь и благодарность неизбывную. А мы почему-то были злы на него и подозревали в нем источник всех наших несчастий. Хотя, может быть, наши беды начались именно с Асиного вмешательства. Жирный Хрен пытался легким путем привести нас в рабство. Ася тропами боли и потерь вела к свободе. Неисповедимы пути демиургов…

— И только оказавшись здесь, я почувствовала, что врала себе все это время, подсовывая тебе мысли о том, что проклятая тварь приходится тебе — и мне — матерью. Или чем-то вроде матери. Трудно думать о себе, как о проклятой твари. Но я сумела. Я пробилась сквозь стену лжи. А теперь не знаю, что делать с отвоеванной правдой.

Да уж. Она не знает. А кто знает?

Глава 17. Слово Хаоса в Слове Созидания

Я рассматриваю их — всех вместе и поодиночке, в который раз удивляясь, как же меняется восприятие у облеченного ВЛАСТЬЮ.

Когда мы были на равных… А ведь это было: они были людьми и я была одной из них, только не вооруженной и могучей, а наоборот — растерянной и напуганной, не понимающей, что к чему в этом фантастическом мире, да и в моем собственном тоже. И они поддерживали меня, они освещали мне путь, они обещали мне победу, они утверждали, что смерти нет, они отводили от меня страх перед настоящим, они жалели меня. Неужели я не пожалею их теперь?

Теперь, когда я… ну да, Великая Мать, иначе не скажешь. Я, которая ненавидит ложь, манипуляцию и бесстыдство божественное, это умение сказать своему творению: я создал тебя не для того, чтоб ты прожил жизнь, даря и получая радость; не для того, чтобы остался в памяти людской; не для того, чтоб указал путь хотя бы небольшому числу соплеменников твоих; вообще ни для чего. Я создал тебя, чтобы ты превратился в ком перегноя, в броуновскую частицу, в неприметную деталь декорации. Умри ты сейчас — завтра о тебе никто не вспомнит, даже церемонии похорон тебе не положено. Так и сгниешь, где упал. Потому что твоя жизнь больше ни для чего не нужна мне, кроме как для насыщения почвы перегноем… И вот, я все это САМА произнесу? Им, верящим в мою доброту — скрытую, но доброту?

А почему нет? Разве они годятся для чего-нибудь, кроме дурной смерти под зубами и лапами моей темной стороны, моего личного хаоса? Хаос необходим, тут и объяснять нечего, мир без хаоса сам себя в объятиях бессмертия удушит. Значит, я не могу позволить им победить, даже если бы они смогли. А они не смогут. Нет у них оружия против божества — нет, хуже, против основы этого мира, более древней и более могущественной, чем я сама. Потому что Слово Хаоса управляет мной, нашептывая мне, кого убить, что разрушить, где оставить пепелище, пускай и на месте цветущей долины или могучего леса — все равно, что уничтожать, лишь бы расчистить поле для новой жизни, а старая свое пожила, пора и честь знать…