Золотая осень - Александр Шубин

Чтобы обезопасить себя от молодых «кронпринцев», геронтократы стали возвышать их по очереди, противопоставляя друг другу. Звездный час Романова наступил после смерти Устинова в декабре. Министром обороны был назначен связанный с ним еще по ленинградским временам маршал С. Соколов. С трибуны мавзолея Романов читал траурную речь, посвященную памяти его покровителя и противника. Все это очень напоминало церемонию смены власти и, возможно, многих настораживало.

Тем временем Горбачев направился на землю туманного Альбиона. Этот визит скромно освещался в советской прессе, где заметней был Романов, что лишь наводило кремлевских старцев на мысль о необходимости очередной раз несколько «задвинуть» Романова в пользу Горбачева. Визит в Великобританию, тщательно готовившийся, показал способность Горбачева договариваться с Западом в то время, когда гонка вооружений угрожала выйти на новый виток. Это должно было укрепить поддержку Горбачева со стороны ветерана Политбюро А. Громыко, руководителя внешнеполитического ведомства. Громыко понимал, что романовская решительность и тихоновский консерватизм могут оказаться опасны в трудных международных условиях середины 80–х гг. Новый Генсек должен уметь договариваться с Западом.

Британцы отнеслись к визиту со всей серьезностью — они понимали, что имеют дело с вероятным наследником кремлевского престола. Тэтчер консультировалась с учеными–советологами, уже в это время изучавшими Горбачева. По мнению одного из них, А. Брауна, Уайтхолл никогда не проявлял такого интереса к его исследованиям[588].

В Лондоне Горбачев позволил себе беспрецедентную раскованность. Он даже пошутил на неприкосновенную тему: «Кому не нравится марксизм, тот должен предъявлять претензии к Британскому музею». Запад внезапно увидел члена Политбюро с человеческим лицом. Выступая в британском парламенте, Горбачев наметил несколько положений, которые выделялись на фоне обычных пропагандистских штампов советской дипломатии: «Едва ли кто станет оспаривать, что судьбы народов Европы неразделимы… Ядерный век неизбежно диктует новое политическое мышление… Наша страна в ясной и недвусмысленной форме определила свой подход: преодолеть напряженность, решать разногласия и спорные вопросы не силой и угрозой, а путем переговоров с учетом законных интересов друг друга, не допускать вмешательства во внутренние дела»[589]. Так мировому общественному мнению был представлен лозунг «нового мышления», который был выдвинут в книге А. Громыко (младшего) и В. Ломейко «Новое мышление в ядерный век» (М., 1984). Концепции «нового мышления» предстоит стать ядром внешнеполитической доктрины СССР после 1985 г. Позднее, беседуя с преемником М. Тэтчер Д. Мэйджором, Горбачев вспоминал: «Я бы отнес начало перестройки нашей внешней политики и ее новые подходы к декабрю 1984 года, когда я с бывшим премьер–министром Тэтчер встречался в Чеккерсе. Именно там я «прокатал» некоторые принципы общеевропейской политики — и в более широком плане — политики отношений между Западом и Востоком. Так что рождение нового мышления надо относить к декабрю 1984 года»[590].

«Железная леди» заявила о готовности иметь дело с Горбачевым. Громыко мог быть доволен.

К началу 1985 г. схватка за власть в Кремле вступила в решающую фазу. Исход этой борьбы по–прежнему зависел от медицинских факторов. Результат противостояния «антиведомственной» и «ведомственной» коалиций и, следовательно, направление реформ, зависели от того, кто из претендентов на трон окажется сильнее в момент смерти Черненко.

Горбачев признает, что «желающих» занять пост Генерального секретаря «даже после того, как ушел Андропов, ушел Черненко вслед за ним, было даже внутри Политбюро (а где же еще — А.Ш.) немало. Но мне думается, ситуация была такова, что эти их амбиции были абсолютно уже нереальны. Общество уже просто не могло. Подошло время смены генерации политиков. Думается, все они это хорошо понимали»[591].Однако, как мы видели, некоторые влиятельные члены Политбюро не были дряхлыми старцами. Да и апелляция к тому, «могло» ли общество, выглядит не очень убедительно — народ не принимал участие в выборе руководителя страны. Для выяснения реальных альтернатив, стоявших перед страной в начале 1985 г., важно их персонифицировать. Однако на просьбу автора «хотя бы десять лет спустя» назвать имена других претендентов на пост Генсека, Горбачев ответил приведенной выше фразой. Прямого ответа на этот вопрос нет и в мемуарах Горбачева. Вероятно, он не хочет давать материала для обсуждения вопроса об альтернативе не очень удачному курсу «отца Перестройки». Но само признание факта существования альтернативы даже после смерти Черненко само по себе важно.

Усиление Романова в конце 1984 г. и, соответственно, ослабление Горбачева, не могло продолжаться долго. Колебания влияний привели к новой смене политического вектора. «Примерка» Романовым на себя поста Генсека, которую можно было усмотреть в его роли на похоронах Устинова, не осталась незамеченной. Этот «наглядный пример» романовского властолюбия качнул чашу весов номенклатурного противостояния, после чего фигура Романова уже не рассматривалась в качестве альтернативы Горбачеву вплоть до кончины Черненко. (О том, что ни Романов, ни Гришин в 1985 г. не рассматривались как кандидатуры на пост Генсека, Михаил Сергеевич рассказывал своему помощнику Черняеву)[592]. По мнению А. Брауна Романов сделал ставку на Гришина[593]. Эта гипотеза не получила достаточных подтверждений. Если она верна, Романов совершил большую ошибку, поскольку, как мы увидим ниже, сам Гришин не был независимой фигурой в придворной борьбе. В качестве промежуточной фигуры мог выдвигаться также Тихонов, поведение которого позволяет предположить, что он также стремился занять пост Генерального секретаря. Но очевидно, что даже партийная элита устала от глубоких старцев во главе партии, и шансы казавшегося немощным Тихонова (в действительности он проживет еще долго) были малы.

9 января состоялось внеочередное заседание Политбюро. Черненко, ссылаясь на плохое состояние здоровья, предложил обдумать вопрос о его отставке. Громыко, Тихонов и Гришин протестовали. Это соответствовало партийной традиции. Да и расстановка сил была еще не ясна. Решили отправить Черненко в отпуск на лечение.

Горбачев следил за состоянием здоровья Генсека особенно внимательно. Министр здравоохранения СССР Е. Чазов вспоминает, что Горбачев интересовался здоровьем Черненко чаще других[594]. Осведомленность Горбачева о состоянии здоровья Генсека сочеталась с усиленной дезинформацией других наблюдателей. Горбачеву было важно дезориентировать тех членов Политбюро, которые находились вдали от Москвы и могли выступить против кандидатуры «кронпринца» в решающий момент. Прежде всего это касалось Д. Кунаева и В. Щербицкого, руководителей крупнейших после России республик СССР — Украины и Казахстана.

Никто из участников номенклатурной «борьбы под ковром» не питал иллюзий относительно недолговечности Черненко. Однако многое зависело от того, окажутся ли Щербицкий и Кунаев в Кремле в момент выборов. Для того, чтобы убедить республиканских руководителей в том, что Черненко «протянет» еще не один–два, а несколько месяцев, Генсека несколько раз подняли с постели. 7 февраля он даже вел заседание Политбюро[595], а 24 и 28 февраля было разыграно телевизионное «явление народу» полумертвого Генсека.

Это событие выглядело столь странным, что даже породило версию о том, будто телевизионные передачи, в которых больной Черненко произносил краткие речи и даже голосовал (проходили очередные безальтернативные выборы в Верховный Совет), были организованы руководителем Москвы В. Гришиным с целью саморекламы[596]. По этой версии Гришин проводил свою собственную «предвыборную кампанию», демонстрируя миру свою близость Генсеку и влияние на него. Это, якобы, доказывает, что Гришин составлял альтернативу Горбачеву и действовал против него.

Сам Гришин уже в 1991 г. протестовал против версии, в соответствии с которой он «якобы возглавил заговор»: «Все это неправда, все это выдумки, все это чушь»[597]. Несмотря на то, что высшие руководители КПСС редко говорят правду, на этот раз с В. Гришиным нельзя не согласиться. Действительно, чушь. К политической механике СССР 1984–1985 гг. никак нельзя подходить с мерками западноевропейских предвыборных кампаний. Телевизионное «шоу» никак не могло повлиять на мнение о Гришине «избирателей», каковыми являлись члены Политбюро. Скорее наоборот — это могло быть воспринято как неуместная демонстрация. Вызывает большие сомнения и утверждение Б. Ельцина о том, что в архивах Московского горкома «нашли список состава Политбюро, который Гришин подготовил, собираясь стать лидером партии»[598]. Интересно было бы ознакомиться с текстом и подписью под этим документом. Может быть это и не подделка — список, состоящий из части партийных руководителей, мог быть составлен по любому поводу. Если бы Гришин составлял список своей команды, он уж во всяком случае не оставил бы его в архиве МГК до прихода Ельцина.