Вразумление, самосотворение и биография - Валерий Николаевич Горелов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Лена уже в час сидела готовая. Она не знала, что брать с собой, и просто собрала все, с чем приехала. Почему-то накатило напряжение, она выключила телевизор и стала прислушиваться ко всем звукам и шорохам, и где-то в 13:30 в коридоре послышался дробный звук каблуков. Эта дробь вдруг замерла под ее дверью. Позвонили. Без «здравствуйте» в квартиру вошли два сказочных персонажа, они прошли, не разуваясь, и расселись, одна в кровати, другая – в кресле. Это были две девушки, такие, которых просто так не увидишь и, конечно, случайно не встретишь. Во всем они были как близняшки, только одна совсем блондинка, а другая совсем брюнетка. У той, что блондинка, глаза и ресницы были подкрашены черными блестками, а у брюнетки, наоборот, белыми, но ногти и губы у обеих были красные. Белая была в очень коротком белом платье, а черная в таком же, только черном. Ботфорты такой высоты, что между ними и платьями было расстояние не шире ладони, были в тон одежде. Каблуки были тонкие и очень высокие. Наверное, все это было бы нелепо, если бы не было красиво. Эти Дюймовочки на каблуках доставали Лене только до подбородка, но были с грудью и попками в обтяжку, и смотрелись шикарно. Первой начала блондинка, сказав, что ее зовут Бель, а подругу ее – Бриона. Если Лена собралась, то пора и в дорогу. Увидев ее багажную сумку, они, вроде, даже и хихикнули. Сумку сказали оставить, а взять лишь паспорт и справку о полном сиротстве. Ничего, даже смены белья, не разрешили взять. Лена подчинилась, она было спросила, куда и зачем ее везут, но в ответ услышала уже от черной, то есть Брионы, что в свое время все узнает. Лена понимала, что ее прихватило течением, грести против него для нее было то же самое, что и плыть по нему. Ни там, ни там неведомо, к какому берегу вынесет. А когда она увидела у подъезда сверкающий на солнце голубой Мерседес и поняла, что на нем и поедет, мысль куда-то самой по себе грести отпала.
Дюймовочки первое, что сделали, сев в машину, – поменяли ботфорты на тапочки. Двинулись в дорогу, в попутном потоке ехали с малой скоростью. Минут через 20 езды вдруг с двух сторон раздался противный вой милицейских сирен, на выезд на одну из главных магистралей города всех запарковали. Куклы, сидевшие впереди, недовольно замотали головами, а белая задиристо высказалась по этой ситуации. Она была уверена, что они, по своему несчастью, попали под воскресный выезд Митрополита Смоленского и Калининградского. Бель рассказала, что Владыка двигается с подворья в кортеже из двух конных пролеток с серебряными бубенцами. Он останавливается при виде страждущих и грешников, чтобы их утешить и призвать к покаянию и смирению. Лошадей было не видно, а бубенцов не слышно, и Лена не могла понять, то ли это правда, то ли Бель фантазирует. Но тут подключилась Бриона, и начала эмоционально добавлять, что батюшка при этом всегда босоногий, что являет собой пример простоты и презрения к сребролюбию. Люди давно его воспринимают как надо, всегда сбегаясь, когда кортеж останавливается, потому-то и неясно, сколько они проторчат тут. Но минут через пять кони, похоже, двинулись с места, заглохли полицейские сирены, и поток тронулся.
У Лены так и не появилось никаких догадок, куда ее везут и с какими целями. От этих двух красоток веяло тонким запахом парфюма, что почему-то ей показалось угрожающим. Ко всему прочему, ей в жизни не доводилось ездить на таком шикарном автомобиле, да еще и с пейзажами большого, мытого и начищенного города. Такую картинку она раньше могла видеть только в кино. Киношно выглядела и очередь из разноцветных блестящих автомобилей, ровной струйкой стоящих к шлагбауму. Бель обрядилась в сапоги, взяла паспорта, присовокупила к ним какие-то карточки и пошла на пункт пропуска. Очередь двигалась быстро, а когда они уткнулись бампером в красно-белый шлагбаум с фонарем посередине, она уже вышла из помещения, помахивая тремя книжечками с въездными отметками. Догадаться было несложно – Лена пересекала границу, жизнь ей открывала новые ворота, а может, это и есть дверь в Зазеркалье? Паспорт ей не вернули, да и нужен ли он ей сейчас?
***
Сумерки, моросило. Поли сидела у окна и с 10 этажа «Интуриста» рассматривала подъезд к отелю и парковку, все это перед ней лежало, освещенное светом фонарей. Было около 20 часов. Она хотела видеть, на чем приедет ее пациент на обещанные ему процедуры по новейшим методикам. Встретиться они должны будут внизу, в ресторане за легким ужином. Через несколько минут подъехал служебный джип казнокрада и встал на свету в хорошей видимости. На ресепшене дежурила женщина весом далеко за центнер, в сером форменном пиджаке, с плечами-фонариками, и с огромным вниманием проводила взглядом «Софи». Будучи сама белокожей и на ощупь шершавой, женщина подумала, что эта девушка, наверняка, из Нигерии. А «Софи», проходя мимо этой милой дамы, нарочито виляла бедрами. Даму с фонариками раздирало любопытство. Эту чернявую поселили по всем правилам, без паспорта, по брони с самого верха, и потому гражданство и национальная принадлежность оставались тайной. Эта дежурная подстукивала куда надо, и потому старалась во все вникать до последней ниточки, чтобы в докладах быть последовательной и логичной.
Казнокрад явно был труслив: рядом с яркой женщиной он явно пытался остаться в тени, не стесняясь намекать, что надо уже быть поближе к теме. «Софи» напомнила ему о формате процедуры и стоимости. Тот вытащил из кармана банковскую упаковку в 100 листов по 100 долларов, подсунул нож под желтую ленту упаковки, разорвал ее, мелко перебирая пальцами, отмерил половину, а остальные спрятал в тот же карман. Он предложил «Софи» пересчитать; та, чуть послюнявив пальцы, поштучно пересчитала купюры, их было ровно 50. Ловкость, с которой он поделил пачку, его, конечно, характеризовала, а еще его трусливое поведение говорило о том, что в квартиру к нему она не заберется, а потому оставалось отработать лишь один, отдельный, вариант, мало, но хоть сколько-то. «Софи» достала из сумки конверт и ручку, аккуратно в конверт сложила деньги и запечатала, ручкой написала на лицевой стороне, что такого-то числа принята оплата медицинских услуг в такой-то сумме от такого-то гражданина. Она хотела услышать данные казнокрада, но тот начал ужиматься, увильнув от названия
