Академия и Земля - Айзек Азимов

Ему было немного не по себе от сознания того, что Блисс может прочесть его эмоции. Правда, она дала ему слово, что добровольно отказывается от всякого наблюдения за его сознанием.

Похоже, его ответ ее удовлетворил.

– Пелорат занимается с Фаллом, – сообщила она, – учит его галактическому. Вроде бы наша пища ребенку не вредит. Но из-за чего ты хотел меня видеть?

– Скажу, только не здесь. Сейчас компьютер во мне не нуждается. Пройдем ко мне? Кровать прибрана, и ты устроишься на ней, а я сяду на стул. Или наоборот, как хочешь.

– Все равно, – ответила Блисс.

Они прошли в каюту. Блисс пристально разглядывала Тревайза.

– А ты как будто уже не бесишься, – сказала она.

– Копаешься у меня в сознании?

– Вовсе нет. По лицу видно.

– Я и не бесился. Могу, правда, на мгновение выйти из себя, но это не то же самое, что взбеситься. Послушай, если ты не против, я хотел бы задать тебе кое-какие вопросы.

Блисс уселась на край кровати Тревайза, выпрямив спину. Темно-карие глаза ее смотрели серьезно. Длинные до плеч черные волосы были аккуратно причесаны. Тонкие руки спокойно лежали на коленях. От Блисс веяло тонким ароматом духов.

– Ты сделала из себя просто куколку, – улыбнулся Тревайз. – Наверное, решила, что я не отважусь орать на юную и прелестную леди.

– Можешь орать сколько угодно, если тебе от этого легче. Я только не хочу, чтобы ты орал на Фаллома.

– Не собираюсь. Честно говоря, и на тебя я не собирался орать. Разве мы не решили стать друзьями?

– Гея никогда не испытывала к тебе, Тревайз, никаких иных чувств, кроме дружеских.

– Я не говорю о Гее. Я знаю, что ты часть Геи, что ты Гея. Но все же существует некая часть тебя, которая является личностью, хотя бы отчасти. Я обращаюсь к этой части. Я обращаюсь к женщине по имени Блисс без оглядки – или с минимальной оглядкой – на Гею. Разве мы не решили быть друзьями, Блисс?

– Да, Тревайз.

– Тогда скажи, как случилось, что ты замешкалась с роботами на Солярии, после того как мы покинули усадьбу и добрались до корабля? Меня унизили, опустили на колени, но ты пальцем не шевельнула. Несмотря на то что в любой момент могли появиться новые роботы и превзойти нас числом, ты не сделала ровным счетом ничего.

Блисс серьезно поглядела на него и сказала, но не оправдываясь, а объясняя:

– Я не бездействовала, Тревайз. Я изучала сознание роботов охраны и пыталась понять, как управлять ими.

– Знаю. То есть ты мне сказала. Только я не вижу в этом смысла. Зачем тебе нужно было управлять их сознанием, когда ты бы могла запросто его разрушить, что ты в конце концов и сделала.

– Думаешь, это так просто – уничтожить разумное существо?

Тревайз брезгливо поморщился.

– Подожди, Блисс. Разумное существо? Это же всего-навсего робот.

– «Всего-навсего робот!» – в голосе Блисс зазвучали гневные нотки. – Так всегда. Всего-навсего! Всего-навсего! А почему солярианин Бандер не убил нас сразу? Мы ведь для него были всего-навсего людьми без мозговых преобразователей. Почему без угрызения совести не бросить Фаллома на произвол судьбы? Он ведь всего-навсего солярианин и притом маленький. Если начнешь ко всему на свете прицеплять табличку со словами «всего-навсего», то сумеешь уничтожить всех, кого пожелаешь.

– Не надо придираться к словам, – махнул рукой Тревайз. – Я ничего такого не сказал. Робот – всего-навсего робот. Ты не можешь отрицать этого. Это не человек. Это не разумное существо в нашем понимании. Это машина, имитирующая проявления разумности.

– Как легко ты говоришь, ничего не зная об этом, – укоризненно проговорила Блисс. – Я Гея. Да, я также и Блисс, но я – Гея. Я мир, который считает каждый свой атом значимым и необходимым, а любую совокупность атомов еще более необходимой и значимой. Я/мы/Гея не можем с легкостью уничтожить организованную совокупность атомов, хотя мы были бы рады включить ее во что-нибудь более сложное, стараясь, безусловно, не навредить целому.

Наивысшая из известных нам форм такой организации обладает разумом, и только в чрезвычайных обстоятельствах позволительно уничтожить разумное существо, механическое или биологическое – не имеет значения. У робота охраны был разум такого типа, какого я/мы/Гея никогда не встречали. Изучить его было восхитительно. Уничтожить его – немыслимо, за исключением момента прямой угрозы для нашей жизни.

– Ты рисковала тремя более разумными существами, – сухо заметил Тревайз, – собой, Пелоратом – человеком, которого ты любить, и, уж прости за откровенность, мной.

– Четырьмя. Ты все время забываешь о Фалломе. А риска практически не было, насколько я могла судить. Пойми… представь, ты увидел картину, настоящий шедевр, существование которого грозит тебе гибелью. Тебе достаточно было бы махнуть по холсту широкой кистью с краской как попало, и картина была бы уничтожена навеки, а ты – спасен. А теперь представь, что вместо этого ты внимательно изучаешь картину и делаешь мазки то здесь, то там, а где-то соскребаешь немного слой старой краски – тем самым, ты можешь достаточно сильно изменить картину для того, чтобы избежать смерти, и все же сохранить ее как шедевр. Естественно, необходимо старательное предварительное изучение. На это уйдет время, но наверняка, если бы оно у тебя было, ты попытался бы спасти картину так же, как и свою жизнь.

– Может быть, – кивнул Тревайз. – Но в конце концов ты таки уничтожила этот шедевр, рассмотрев его со всем вниманием. Широкая кисть опустилась на холст и зачеркнула все чудесные мельчайшие оттенки цветов и нежные сочетания форм и образов. И сделала ты это мгновенно, когда под угрозой оказалась жизнь маленького гермафродита, в то время как опасность для нас с Пелоратом и тебя самой тебя на это не подвигла.

– Нам, чужестранцам, немедленная гибель не грозит, а вот Фаллому, мне показалось, наоборот. Я была вынуждена выбирать между роботами охраны и Фалломом. И, не имея в запасе времени, я выбрала Фаллома.

– Неужели это так и было, Блисс? Быстрый подсчет и взвешивание в пользу одного и другого разума, стремительное вынесение приговора по делу столь сложному и важному?

– Да.

– А я тебе вот что скажу. Дело может быть совсем в другом. Рядом с тобой был ребенок, обреченный на смерть. Тебя охватило инстинктивное чувство материнства, и ты спасла дитя, тогда как раньше ты лишь просчитывала степень риска, которому подвергались трое взрослых.

Блисс залилась легким румянцем.

– Возможно, нечто подобное и было, но не в таком карикатурном виде. За этим тоже стояли вполне рациональные причины.

– Интересно! Если за этим стояли вполне рациональные причины, ты же должна была сделать другой вывод. Этому ребенку суждено было встретить судьбу, неизбежную в его обществе. Кто знает, сколько тысяч детей было убито, чтобы поддерживать постоянно число жителей, которое соляриане считают оптимальным для своего мира.

– Не совсем так, Тревайз. Ребенок был бы убит из-за того, что оказался слишком молод для наследования. А это произошло потому, что его родитель умер преждевременно, потому что я его убила.

– В тот миг, когда мы стояли перед выбором – убить его или погибнуть самим.

– Не важно. Я убила его родителя. Я не могла стоять рядом и смотреть, как по моей вине убивают ребенка… И потом, это даст возможность изучить сознание такого типа, какой никогда прежде не изучался Геей.

– Сознание ребенка.

– Он недолго останется таким. Он разовьет мозговые преобразователи. Они дают солярианам такие способности, каких Гея достичь не может. Одно лишь поддержание тусклого света и включение механизма открывания двери полностью меня истощило. Бандер же мог снабжать энергией все свое поместье, настолько же большое и сложное, как город, который мы видели на Компореллоне, – и делал это даже во сне.

– Следовательно, ты смотришь на этого ребенка как на важный вклад в фундаментальные исследования сознания.

– Да, пожалуй.

– Я так не думаю. Мне сдается, на борту у нас появилась опасность. Большая опасность.

– Какая опасность? Фаллом может отлично приспособиться – с моей помощью. Он разумен и, похоже, уже немного привязался к нам. Он ест, когда мы едим, ходит за нами, и я/мы/Гея можем получить знания неоценимой важности, исследуя его мозг.

– А что, если он родит детеныша? Ему не нужен партнер – он сам себе и муж и жена.

– Пройдет еще много лет, пока он достигнет половой зрелости. Космониты живут столетиями, а соляриане не горели желанием увеличивать свою численность. Задержка воспроизводства, вероятно, генетически заложена у всех них. У Фаллома еще долго не будет детей.

– Откуда ты знаешь?

– Я не говорю, что знаю. Просто пытаюсь рассуждать логически.

– А я говорю тебе, что Фаллом может оказаться опасным.

– Ты не знаешь этого наверняка. И ты как раз рассуждаешь без всякой логики.