Один неверный шаг - Харлан Кобен

Он поднялся с места.

— Меня зовут Бекки, — сказала сиделка.

— Майрон Болитар.

Бекки с покровительственной улыбкой пожала ему руку. Видимо, сказывалась профессиональная привычка. Возможно, эта женщина улыбалась по-другому, только оказавшись миль за десять от этого учреждения.

— Не возражаете, если я к вам присоединюсь?

Впервые за все это время заговорила Дебора Уиттэкер.

— Уйдите, — хрипло сказала она. Звучание ее голоса напоминало скрип старой шины по гравию.

— Но, Дебора…

— Мне надоело это ваше «но, Дебора». У меня сегодня очень симпатичный посетитель, и я не собираюсь делиться им с вами. Так что проваливайте.

Покровительственная улыбка Бекки несколько увяла. Тем не менее она продолжала говорить со своей подопечной дружелюбным голосом, в котором, впрочем, как она ни старалась этого избежать, все-таки проскальзывали наставнические нотки.

— Дебора, — сказала она, — вы знаете, где мы находимся?

— Конечно, знаю, — бросила Дебора. — Союзники только что разбомбили Мюнхен. Фашисты сдались. Я — девушка из Объединенной службы организации досуга войск и стою на южном пирсе в Манхэттене. Океанский бриз овевает мое лицо. Я жду прихода боевого корабля, чтобы запечатлеть жаркий поцелуй на устах первого же солдата или матроса, который сойдет на берег.

Сказав это, Дебора Уиттэкер подмигнула Майрону.

Бекки наставительным тоном произнесла:

— Дебора, сейчас не 1945 год. Сейчас…

— Да знаю я, черт побери! Нельзя же, в самом деле, быть такой легковерной. — Дебора опустилась на стул и наклонилась к Майрону. — Истина заключается в том, что иногда я обитаю в сегодняшнем дне, а иногда оказываюсь в каком-нибудь другом. Путешествую, так сказать, во времени. У моего дедушки была точно такая же особенность. Ему сказали, что это связано с известкованием стенок сосудов. Когда подобное началось у моей матери, это стали объяснять общей изношенностью и дряхлостью организма. Что касается меня, то мой диагноз — Паркинсон с Альцгеймером. — Она посмотрела на сиделку. При этом мышцы ее лица непроизвольно подергивались. — Прошу вас, Бекки: пока я еще в своем уме, — уйдите прочь с моих глаз.

Бекки еще некоторое время стояла рядом с ними, продолжая улыбаться, что, надо признать, давалось ей с известным трудом. Майрон кивнул в знак того, чтобы Бекки сделала, как ее просят, после чего сиделка наконец удалилась.

Дебора сразу же придвинулась к Майрону еще ближе.

— Мне нравится говорить ей всякие гадости, — прошептала она. — Это единственная бесплатная льгота, которая позволена старости. — Она положила руки на колени и улыбнулась Майрону своей подергивающейся улыбкой. — Вы только что назвали свое имя, но я, извините, уже его забыла.

— Майрон.

На лице у старой дамы появилось озадаченное выражение.

— Не то. Может, Андре? Вы очень похожи на Андре. Обычно он убирал мне волосы.

Бекки стояла наготове в углу, не спуская с них глаз.

Майрон решил не тратить зря время и сразу нырнуть с вышки вниз головой.

— Миссис Уиттэкер, я хочу задать вам несколько вопросов об Элизабет Брэдфорд.

— О Лиззи? — У старухи неожиданно засветились глаза. — Она тоже здесь?

— Нет, мадам.

— Я думала, она умерла…

— Да, она умерла, мадам.

— Бедняжка. Она устраивала такие чудесные приемы. У себя в поместье Брэдфорд. В такие вечера там все подсвечивалось прожекторами, а гости исчислялись сотнями. У Лиззи всегда играли лучшие оркестры, а на кухне трудились лучшие повара. Я от души веселилась на ее приемах. Ну и, разумеется, надевала по такому случаю все самое лучшее и дорогое… — Во взгляде Деборы неожиданно промелькнул отблеск какого-то чувства; возможно, пришло осознание, что приглашений, приемов и дорогих нарядов уже никогда не будет. Как бы то ни было, она замолчала.

— В своей колонке, — сказал Майрон, — вы часто писали об Элизабет Брэдфорд.

— Как же иначе? — Дебора взмахнула рукой. — Без Лиззи колонке словно чего-то не хватало. Она была светской дамой в полном смысле слова. Но… — Тут она снова замолчала и отвела глаза.

— Но что?..

— Так уж случилось, что я не писала о Лиззи месяцами. Странное дело. На прошлой неделе, к примеру, Констанс Лоуренс давала благотворительный бал в пользу детского приюта Святого Себастьяна, но Лиззи и туда не пришла. Между тем это благотворительное мероприятие всегда считалось одним из ее самых любимых. Она, знаете ли, была там главной дамой-распорядительницей последние четыре года.

Майрон кивнул, стараясь следовать за логикой Деборы и быстрыми сменами эпох и событий.

— Значит, Лиззи перестала посещать светские мероприятия, да?

— Да, перестала.

— А почему?

Дебора Уиттэкер словно очнулась от крепкого сна и с подозрением посмотрела на Майрона.

— Скажите-ка еще раз, как вас зовут?

— Майрон.

— Это я уже знаю. Меня интересует ваша фамилия.

— Болитар.

В глазах Деборы снова что-то вспыхнуло.

— Сын Эллин?

— Да.

— Эллин Болитар, — произнесла она с широкой улыбкой. — Как, кстати, она поживает?

— Спасибо, хорошо.

— Такая проницательная женщина… Скажите мне, Майрон, она до сих пор рвет в клочья свидетелей противной стороны?

— Да, мадам.

— Очень умная особа…

— Ей так нравилась ваша колонка, — сказал Майрон.

Дебора просияла.

— Эллин Болитар, лучший адвокат округа, читала мою колонку?

— Каждую неделю. Это было первое, что она читала в газете.

Дебора Уиттэкер откинулась на спинку стула, тряся головой.

— Нет, как это вам понравится? Эллин Болитар читает мою колонку. — Она снова улыбнулась Майрону. А ему становилось все труднее ориентироваться в путанице глагольных времен, и это сильно раздражало, поскольку мешало расставить по местам события, о которых повествовала Дебора. — Как хорошо, что вы пришли. Визит получился просто на диво, не так ли Майрон?

— Да, мадам, чудесный.

В следующую минуту улыбка на ее дрожащих губах увяла.

— А здесь никто не помнит мою колонку, — пробормотала она. — Хотя я окружена очень хорошими милыми людьми, которые прекрасно ко мне относятся. Но я для них просто еще одна старая леди. Когда ты достигаешь преклонного возраста, то неожиданно становишься невидимкой, так как люди замечают только твою тлеющую телесную оболочку. Они знать не хотят, что когда-то этот мозг был остер как бритва, а это тело посещало самые известные приемы и танцевало с красивейшими мужчинами. Они этого просто не видят. Я не помню, что ела на завтрак, но те вечера и приемы помню хорошо. Вы находите это странным?

— Нет, мадам, не нахожу.

— Я помню последнее суаре, которое устраивала Лиззи, как если бы это происходило вчера. На ней было черное платье без бретелек от Хальстона и нитка крупного жемчуга на шее. И загар очень ей шел. Я же надела ярко-розовое летнее платье. Подарок Лилли Пулитцер, между прочим, и должна вам сказать, что мужчины буквально сворачивали головы, чтобы лишний раз на меня глянуть.

— А что, собственно, произошло с Лиззи, миссис Уиттэкер? Почему она перестала посещать званые вечера и приемы?

Дебора Уиттэкер неожиданно напряглась.

— Я светская журналистка, а не сплетница.

— Отлично вас понимаю, кроме того, пикантные истории меня не интересуют. Но ответ на этот вопрос для меня весьма важен.

— Лиззи — моя подруга…

— Вы ее видели после того вечера?

Лицо Деборы снова приобрело отстраненное выражение.

— Мне казалось, что она слишком много пьет. Даже задавалась вопросом, нет ли у нее каких-нибудь серьезных проблем.

— Вы имеете в виду проблемы, связанные с выпивкой.

— Не люблю сплетничать. Это не в моем характере. Я пишу заметки в светской колонке — и точка. А причинять людям боль мне не улыбается.

— Это признание дорого стоит, миссис Уиттэкер.

— Но как бы то ни было, я ошиблась.

— Ошиблись?

— Никаких проблем с выпивкой у Лиззи нет. Конечно, она может выпить на вечере — и довольно много, но, помня о своих обязанностях хозяйки, никогда не перебирает.

Опять эта путаница в глагольных временах.

— Так вы видели ее после того вечера?

— Нет, — тихо сказала Дебора. — Не видела. Никогда.

— Но быть может, вы разговаривали с ней по телефону?

— Я дважды звонила ей. После того как она пропустила званый вечер у Вудмеров, а потом прием у Констанс, я поняла: случилось нечто ужасное. Но поговорить с ней мне так и не удалось. Ее или не было дома, или она не могла подойти к телефону. — Дебора посмотрела на Майрона. — Вы знаете, где она? С ней ничего дурного не произойдет?

Майрон не знал, что и сказать. Или в каком времени.