Терракотовая старуха - Елена Чижова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек, которого я увижу, протягивает руку. Его пальцы касаются плеча Фридриха. В переводе на хороший русский этот жест означает: «Не беспокойтесь. Прошу вас, не вставайте. Сидите, сидите...»
«Вот и прекрасно. Желаю приятного вечера. И вам, и вашей... коллеге».
Он идет к выходу. Его коллеги поднимаются как по команде.
«Хороший признак», – я отодвигаю тарелку.
«Признак?» – Фридрих переспрашивает рассеянно.
«Подошел сам. Если бы... Полагаю, послал бы мальчиков...»
«Блядь, думает, лишил меня аппетита... А вы? – он смотрит в мою тарелку. – В ресторанах полагается есть. И пить».
Он пьет большими глотками. Слишком большими. Даже для его обезьяньего рта.
«Давно хотел вам сказать... Будьте проще. И к вам потянутся люди».
Я оглядываюсь на женщину, сидящую у бара. В профиль она выглядит старше. Пожалуй, моих лет.
Она сползает с высокого стула. Отталкивается от стойки. Идет развязной походкой.
«Те, кто проще, работают в цехах. А не решают ваши поганые проблемы».
«Наши, – он поправляет, – наши поганые проблемы. Ладно, давайте выпьем».
«Выпьем, – я протягиваю рюмку. – И поговорим. Насколько я поняла, к воровству чехлов Сергей Николаевич не имеет отношения. Ну, и что будем делать?»
«Продолжать проверку. Искать. Кто-то же их ворует, – он отвечает равнодушно, поводит плечом, на котором лежала рука. Рука дающего, которая никогда не оскудеет. Об этом позаботятся его коллеги, мальчики в бордовых пиджаках. – Рано или поздно найдем...»
Оркестр играет проигрыш. Солист, одетый в черное, выходит к микрофону. Я вслушиваюсь, как будто это важно – понять слова.
Не веселая, не печа-альная, словно с те-емного неба сошедшая,Ты и песнь моя обруча-альная, и звезда ты моя-я сумасшедшая.Что не сбудется, позабу-удется, что не вспо-омнится – не исполнится...
«Прошу прощения, но мы закрываемся. Это – последняя песня», – метрдотель подходит к нашему столику. Третьестепенные персонажи, наряженные официантами, стоят по углам.
Я склоню-юсь над твоими коле-енями, обниму их с неи-истовой силою,И слезами и стихотвореньями обожгу-у тебя, добрую, ми-илую.
Фридрих достает бумажник. Неторопливо отсчитывает купюры. Я больше не слушаю, смотрю мимо, туда, где стоит их стол. Стол, заваленный их объедками.
Метрдотель провожает нас до двери, отрабатывает щедрые чаевые.
Мы едем по темному городу. У меня слипаются глаза. Покачиваясь на мягких рессорах, я проваливаюсь в дрему. «Найдем... Рано или поздно... Рано или поздно... А дальше?»
Белая акула скользит по пустынной набережной, въезжает на мост. Когда-то давно, в нашей прежней жизни, это имело разные названия, которые зависели от оттенков смысла: беспочвенное подозрение, наваждение, внутренняя уверенность. В новом мире, который мы с Фридрихом построили, никакие оттенки не имеют значения. На этой войне их можно числить в списке потерь.
Я открываю глаза. Какая разница, как это случилось? Главное – результат. Он предъявил меня своим кредиторам. Чтобы они запомнили меня в лицо. Теперь им не придется рыскать по фабрике, тыкаться в чужие двери, задавать лишние вопросы. Явятся и – прямиком ко мне.
«Евгений Фридрихович просил передать вам: нет».
Машина въезжает во двор, останавливается у моей парадной.
Я слышу их голоса: «Еретичка. Лузер, достойный своей участи, – боги моих родителей полны презрения. – А ведь мы предупреждали. Не поверила. Интересно, и на что надеялась? Думала: уж с ней-то – подругому? Ну, убедилась?.. А то давай... Делай вид, будто не знаешь, что будет дальше...»
Я выхожу из машины, одергиваю юбку, сшитую по европейской выкройке.
Дальше – наш вечный запах. Запах ждановской жидкости.
Боги русской цивилизации знали, о чем говорят.
* * *Огни гипермаркета сияют в отдалении. Мой утлый челн проплывает мимо, покачиваясь на снежных волнах. Раньше это называлось: плыть по течению. «Прежде чем договоримся о встрече, надо что-то купить. Не являться же в собственном секонд-хенде...»
Двери нынешних магазинов похожи на витрины. Разница в том, что на них наклеивают стикеры: PUSH или PULL. По-русски это называется ТЯНИ-ТОЛКАЙ. Персонаж детского мультфильма, сказочный конь о двух головах. В каждой роятся свои собственные мысли. Но верх берет только одна. В зависимости от сложившихся обстоятельств. Другая вынуждена подчиняться.
Голубой, розовый, зеленый. Серый, черный, бежевый... Теперь у них так принято: одежда, висящая на стойках, рассортирована в цвет. Клиенту предоставляется свобода выбора. Моя дочь предпочитает светлое. Говорит: это очень важно. Одежда современного человека должна настраивать на позитив. Мы с Яной любили промежуточные тона. В наше время их называли неопределенными: грязно-розовый, травянистая зелень, мокрый асфальт...
Продавщица, которая выйдет мне навстречу, – женщина моих лет.
– Что вас интересует? – предлагая помощь, она улыбнется вежливо.
– У меня... встреча... – это слово звучит двусмысленно. Я тороплюсь уточнить. – С подругой. Мы не виделись много лет.
Ей я могла бы объяснить. Сказать: когда-то, много лет назад, у меня была подруга. Мы учились в одном классе. А потом...
– А потом она вышла замуж за вашего бывшего любовника.
– А вы откуда знаете?! – мне нравится ее легкий тон. Так и надо, когда расстаешься с прошлым.
– У меня тоже, – она улыбается приветливо. Словно это в порядке вещей. – Теперь моя подруга стала состоятельной женщиной. А я... – она разводит руками.
Мы смотрим друг на друга, будто знакомы сто лет. В каком-то смысле, так и есть: с этой женщиной у нас общая память.
– Может быть, платье? – Она идет к бежевой стойке, раздвигает вешалки. Мне нравится ее выбор: в моем случае это подобающий цвет. С некоторой натяжкой его можно назвать неопределенным. – Или вот: нарядный жакет. К нему мы подберем элегантную блузку. Белую, с кружевами. Или из последней коллекции – с жабо. В этом сезоне жабо снова в моде. У вас прекрасная фигура, – оглядывает одобрительно. – Ваша подруга оценит». – Вещи, которые она для меня выбрала, лежат на согнутой руке. Со стороны они выглядят поникшими. Видимо, мечтали о лучшей участи.
Мы идем к примерочной кабинке. Продавщица раздвигает шторки. Это совсем не трудно: надеть на себя, заглянуть в высокое зеркало. Я пристраиваю куртку, стягиваю свитер. Когда-то давно у него был узковатый ворот, потом растянулся... Сперва – блузка. Я застегиваюсь на все пуговицы. Теперь – нарядный жакет. В зеркале отражается женщина, не похожая на меня. Мое отражение смотрит Яниными глазами: как на корове седло.
Продавщица заглядывает в кабинку. Мы смотрим на мое отражение.
– Здесь у нас не очень хороший свет, – оправдываясь, она берет вину на себя. – Может быть, все-таки платье? – предлагает упавшим голосом. – Или... другого цвета? Кстати, – она медлит. – А вы не пробовали с ней встретиться. Просто встретиться и поговорить? Найти слова...
– С кем? – я вздрагиваю, словно меня застали на месте преступления. Как Родиона Раскольникова – с топором в руках.
– С вашей подругой.
Я справляюсь с собой:
– Мне надо подумать, – задергиваю шторки. Облачаюсь в свой собственный секонд-хенд.
Одежда, отвергнутая моим отражением, остается в кабинке. Краем глаза я замечаю: помолодевшая продавщица занята новой клиенткой. Девушка, стоящая у стойки, видит себя в голубом. Голубой – цвет надежды...
Я подхожу к своей парадной, вынимаю электронный ключик. Запорное устройство откликается мелодичным звоном. Поднимаясь по лестнице, думаю: одежда – тот же язык. На безупречный мне не хватит денег. Дешевый все равно не прокатит. У Яны ястребиный глаз.
– Тетя Яна уехала в круиз. По Европе. Вернется через две недели, – дочь встречает меня в дверях. Я снимаю куртку, пристраиваю на вешалку. – Устала? Есть будешь?
Так меня спрашивала Яна. Которая воспитывала мою дочь. Ничего удивительного, что Александра переняла ее интонацию.
– Не знаю. Что-то не хочется.
– Телефон. Твой!
Я ощупываю куртку, шарю по карманам.
– Да, я вас слушаю.
– Татьяна Андреевна? – в трубке глуховатый голос. – Это Иван. В пятницу я не смогу. У меня пробник по математике. После шестого урока, – он говорит быстро и коротко, телеграфным стилем.
– Хорошо. Значит – во вторник. Желаю удачи с пробником.
– Спасибо, – абонент дает отбой.
– Это кто? Папа? – дочь поднимает с пола мою вязаную шапку. – Что-нибудь случилось?
– Ничего. По работе.
– А что такое – пробник? – она забрасывает шапку на вешалку.
– Пробный ЕГЭ.
– А-а-а... Представляешь, вчера нашла демонстрационную версию. По литературе...
– Где?