Азиатская Европа (сборник) - Мурад Аджи

Глядя на такую «науку», остается вздохнуть и молча развести руками. «Древнерусские» тексты, выполненные «непонятными черточками и точками», на деле часто оказывались тюркским руническим письмом. Не зная древнетюркского, перевести их невозможно.

Настоящих (чтобы без политики!) научных работ по истории Степи, по истории тюрков не было и нет, хотя диссертации на эту тему были. Время от времени появлялись скромные статьи, короткие переводы, но к восстановлению панорамы событий ученых попросту не подпускали. Их «мелочовка» в основном дополняла сочинения восточных и европейских авторов, побывавших на землях Золотой Орды: Плано Карпини, Марко Поло, Ибн Баттуту, Вильгельма Рубрука и других. В Степи русским разрешалось искать только остатки славянских поселений, в крайнем случае — скифских. И они «находили» их.

Даже крупных ученых — В. Н. Татищева или Н. М. Карамзина — власти заставили сочинять первые «фундаментальные» истории России [58]. Какие претензии к С. М. Соловьеву или В. О. Ключевскому — их последователям? Им выдавался каркас для сочинений (типа поучений Мономаха), а они подбирали живописующие детали, давая читателю возможность порассуждать о мелочах и тем отвести его от главного — от самого каркаса с его уродливой «официальной» архитектурой.

Архитекторы истории государства Российского всегда сидели в кабинетах цензоров, их имена безвестны, но именно они ставили условия. Они и сделали Россию страной с «двойным стандартом», а ее науку — с «двойной моралью»…

С XV века в Москву зачастили иностранцы, они оставили содержательные и очень поучительные записки, фиксируя в них то, что могло быть использовано Западом в его политике. Неточности в них почти исключались. Часть их записей, конечно, носила разведывательный характер, иные написаны льстивой рукой. Они сохранились! И по этим независимым от верховных правителей Москвы свидетельствам складывается совсем иное впечатление о Руси, о ее облике, нежели говорит «двойная» российская наука.

Едва ли не каждый иностранец, попавший в Москву XVI века, отмечал лживость и хитрость ее жителей. «Народ в Москве, как говорят, гораздо хитрее и лукавее всех прочих и в особенности вероломен при исполнении обязательств…» — записал один гость. «Что касается до верности слову, то Русские большей частию считают его почти нипочем, как скоро могут что-то выиграть обманом и нарушить данное обещание», — написал другой.

Перстень с четко обозначенной тюркской тамгой — знак ханской власти в Великой Степи. XII век. Хранится в Государственном Историческом музее как перстень русского князя

«…Всякий Русский не верит ничему, что говорит другой, но зато и сам не скажет ничего такого, на что бы можно было положиться. Эти свойства делают их презренными в глазах всех их соседей», — отметил Дж. Флетчер в XVI веке.

Только подневольностью, точнее, даже рабством можно объяснить пассажи в русских исторических сочинениях, над которыми откровенно смеялись трезвомыслящие люди. Примеров масса. Наиболее громкий — книга маркиза Астольфа де Кюстина, который в XIX веке досконально изучил переведенный на французский язык труд господина Карамзина… Кому только понадобилось делать сей перевод?

Французский ученый написал об «Истории государства Российского» Карамзина: «Если бы русские знали всё, что может внимательный читатель извлечь из книги этого льстеца-историка, которого они так прославляют, они должны были бы возненавидеть его и умолять царя запретить чтение всех русских историков с Карамзиным во главе, дабы прошлое ради спокойствия деспота и счастия народа… оставалось в благодетельном для них обоих мраке забвения».

Прекрасный совет! «Если бы знали…» Но откуда узнать? Общество медленно гниет «оттого, что поверило словам, лишенным смысла», писал де Кюстин о России. Противоречия убьют общество, «чтобы питаться его трупом». Как в воду смотрел этот уверенный в себе француз.

Фрагмент глиняных сосудов, найденных на Древнем Алтае

Особенно в XX веке Россия стала страной, «которую покидают с великой радостью и в которую возвращаются с великой грустью». Плохой страной для своего народа стала она! Но, заключает де Кюстин, «не напрасно Провидение скапливает столько бездействующих сил на востоке Европы. Когда-нибудь проснется спящий великан, и сила положит конец царству слова».

Так и будет, потому что ложь не вечна.

О мифических славяно-русах, из которых при неясных обстоятельствах получилась часть русских, здесь уже говорилось. Настоящий абсурд… Но он возведен в ранг академической науки. С XVIII века началось новое «превращение» — тюрки официально становились русскими. Число славян в иных поселениях России увеличилось в сотни и тысячи раз. В стране тогда творили не геноцид, а что-то иное, чему еще не подобрано название. Целый народ отправляли в небытие — то был тюркский народ!

Из татаро-монголов явилась на свет божий еще одна часть нынешних русских. Точнее — вся Южная Россия, лежащая к югу от Москвы-реки и до Кавказа! Десятки миллионов людей! Термин «татаро-монголы» утвердился. Им пугали детей в гимназиях и школах как кровожадным чудовищем, которое нарушило покой России, от которого идут все ее беды и страдания… Но что это за гибрид — «татаро-монголы»? И кто придумал его?

Впервые эту нелепость составил в 1823 году учитель гимназии П. А. Наумов. Он в своей брошюрке так построил рассуждения. «…Все историки между собой согласны, что сии свирепые завоеватели были не татары, а монголы», — рассказывал названный автор о событиях XIII века, монголы же «по мере приближения их к пределам нашего отечества и к странам Западной Азии были усилены местными татарами, т. е. народами турецкого племени». Наумову и пришла сногсшибательная идея: назвать их татаро-монголами. На большее учителю гимназии не хватило ни знаний, ни фантазии.

Но его «логика» понравилась научному Петербургу, и ярлык, подвешенный тюркам, с 1823 года вошел в научный лексикон. «Татаро-монгольское» иго устроило и российские власти своей страшащей неопределенностью… Что-то зловещее несло оно, действительно пугающее.

Находка из курганов Древнего Алтая

Разве кто-нибудь, кроме Карамзина, задумывался тогда, что народа «татары» в XIII веке в природе не было. «Ни один из нынешних народов татарских не именует себя татарами», — отмечал в XIX веке и сам великий историк России.

Тогда кто же такие татары?

Слово «татары» на Русь пришло от кипчаков, а к ним — от китайцев. Так в древности называли один из народов Центральной Азии, который обитал на границе Китая и Монголии. Этот народ по культуре был ближе к монголам. Позже слову «татары» китайцы придавали собирательный смысл, подобно тому, как в Европе произошло с «гуннами» или «варварами». От «татар» китайцы в III веке до новой эры отгородились Великой Китайской стеной. Но и по поздним китайским понятиям татары подразделялись на белых, черных и диких, иначе говоря, никто и никогда не видел в них этнической общности.

После покорения Чингисханом Китая слово «татары» там обрело уже иное значение и относилось только к монголам, вставшим во главе Орды.

Для русских разницы между татарами и монголами не было, для них и те, и другие были людьми Востока. Русские тогда и стали называть всех пришедших на Русь с Востока татарами, а с Запада — немцами.

Судьба же настоящих татар сложилась трагически: сперва их потеснил отец Чингисхана, Есугей-багатур; за это татары отравили его, но сын достойно отомстил за отца. В «Тайной истории монголов» Темучин сказал: «Мы сокрушили ненавистных врагов — татар, этих убийц дедов и отцов наших, когда мы в справедливое возмездие за их злодеяния поголовно истребили татарский народ». Лишь немногие спаслись от его страшной мести.

Поэтому говорить о союзе монголов и татар некорректно. Не было никакого союза! И быть его не могло. Было подчинение оставшихся в живых татар монголам. Даже теоретически эти два слова не имеют права встать рядом… А называть кипчаков этим ругательством некорректно вдвойне, заведомо зная, что они «не имели никакого касательства к центральноазиатским монгольским татарам». Прежде кипчаков на Руси называли «половцами», а в Европе — «куманами».

Зачем же русским правителям понадобилось унижать и дробить кипчакский народ на малые тюркские народы, придумывать им имена и клички? Чтобы, разделяя, властвовать? Разделять и властвовать!

Заслуга Владимира Густавовича Тизенгаузена и состояла в том, что он рискнул прояснить это недоразумение. Именно недоразумение! Осторожно, без комментариев предложил факты. Но «голые» факты, как выясняется, рассказывают куда больше, чем пухлые книги.

Только документы взял барон Тизенгаузен, они следуют один за другим, дополняя друг друга, — этим отличается его книга. Возможно, автор не случайно придал ей заметную монотонность, повторяемость сюжетов, которые явно утомляют, — обывателю книгу не одолеть… А не так ли он запутал царскую цензуру?