Восхождение миротворца - Павел Александров

— Я справлюсь, справлюсь…

«Хочешь знать, почему твой страх сильнее тебя? Потому что твой страх порожден ненавистью. Ненавистью к себе — потому что ты слаб, и ненавистью к врагам — потому что они сильнее».

Марк упал набок, вжавшись в холодные камни. Хотелось закричать, разрыдаться, огласить эту безмятежную ночь диким криком.

«Запомни: единственное, чего боится твой страх, так это встречи с тобою лицом к лицу».

Утерев слезы, Марк вскинул взгляд на врата Аргоса и изваяние смерти над ними.

«Спасать других способен только тот, кто избавился от страха перед смертью».

— Успокоился? — спросил себя Марк. — А теперь отбрось страх и послушай, что действительно скажет голос здравого смысла.

Он вскочил, и твердо опираясь ногами на камни, вскинул Логос:

— Свет во тьме светит!

…И в ночи вспыхнул удивительный белый свет обоюдоострого меча.

«Вот мой ответ, страх! Ты не остановишь меня. Я дойду до Башни мрака. Я исполню свою миссию. Потому что, когда я иду по Пути истины — Всемогущий Бог на моей стороне, и вся вселенная, по Его приказу, приходит в движение, чтобы помочь мне! Так было в доме Амарты, так было с черным драконом, так будет в Башне мрака! Я сохраню верность. Я дойду до конца. Потому что, когда я в мире с Творцом — нет силы, способной противостать мне! Я иду… иду!»

— Маркос, — послышался тихий голос хранительницы.

Он обернулся.

— Никта?

— Ты спятил? Погаси меч, сейчас же! Нас же увидят из дворца!

Она сильно дернула его за плечо. Марк опустил меч, и он погас сам по себе. В глубоких глазах хранительницы отражались огни Аргоса, отчего казалось, что они горят рассерженным пламенем.

— Зачем ты это сделал? Хотел сделать знак приветствия Хадамарту?

— Я хотел доказать, что не боюсь всей нечистой власти Падшего города.

— Доказать? Кому?

Марк вздохнул, отвернувшись от ее глаз.

— Наверное, самому себе.

На протяжении удивительно долгих секунд они стояли молча: она — глядя ему в лицо с укоризненным пониманием, он — досадуя и чувствуя неловкость, по временам поднимая взгляд на клубящиеся тучи. Она упрекала его за слабость и в то же время оправдывала, понимая его чувства; это и ободряло, и раздражало.

— Я пытаюсь победить свой страх, — признал Марк очевидное, чувствуя, что не может больше таить в себе эту слабость. — Несмотря на веру, что в конце пути меня ждет вечная жизнь, я так и не победил свой страх перед смертью. Наверное, страх смерти — это не просто опасность потерять жизнь — это угроза смыслу своего существования. Это означает уйти из мира, не исполнив того, для чего родился… Что делать, хранительница секретов?

— Поступать вопреки страху. Иного пути нет, — хранительница подошла к краю крыши, у которого стоял Марк. Ее легкие одежды колыхались на ночном ветру. — Думаешь, я не боюсь? Думаешь, не боится Харис, Калиган? Взращивать отвагу можно, только наступая на страх.

— Ты тоже испытываешь страх перед смертью?

— Я испытываю страх перед силой, которая хуже смерти. Так же как и ты.

— Перед какой это силой?

— Отверженности. Предательства. Неисполненного призвания.

Марк с пониманием кивнул головой.

— Почему ты не спишь?

— Тревога не дает мне покоя. Мне легче спать одной в другой части развалин, чем среди своих.

Хранительница повернулась к ступеням, но вдруг остановилась, словно что-то вспомнив, опять подошла к нему и с необъяснимой тревогой вгляделась в его лицо.

— Среди нас поселилось зло. Я ощутила его еще в ночь убийства Ортоса. Оно среди нас. Оно играет с нами. Оно выжидает своего часа, — губы хранительницы задрожали от сильного волнения. — Оно невидимо и необъяснимо. Вот что тревожит меня больше, чем слуги Хадамарта. И пугает больше смерти.

— Никтилена, — начал было Марк.

Но хранительницы перед ним уже не было — она быстро спускалась вниз по каменным ступеням, тускло освещаемым огнями Аргоса.

Глава седьмая. Аргос

Выспаться Марку так и не удалось. Едва забрезжил рассвет, его разбудил Калиган. Прежде чем Марк спросил, зачем тот поднял его на три часа раньше положенного, учитель сунул ему черную робу с капюшоном, какую носили местные горожане, и жестами приказал одеваться. Понимая, что Калиган задумал какую-то хитрость, Марк не проронил ни звука и только тогда, когда они вышли из развалин на малолюдную улицу, спросил:

— Что случилось? Почему мы ушли от остальных?

— Мы к ним скоро вернемся.

— А куда мы идем?

— В аделианский храм.

— В какой еще храм?

— В Храм молчания, ясное дело. Разве в Амархтоне есть еще какой-то аделианский храм? Накрой голову и прекрати пялиться по сторонам. Мы должны выглядеть как обычные амархтонцы.

Марк послушался и дальше говорил, глядя лишь себе под ноги.

— Храм молчания. Странное название. Зачем нам туда? Королева ничего такого не поручала.

— Королева слишком доверяет Ипокриту и его амархтонским собратьям. А мне вот интересно, почему Амарта поджидала нас у Северных ворот? Ей кто-то доложил о времени и целях нашего похода. Вот я и хочу узнать кто? А. главное — хочу уточнить, намерены ли эти амархтонские лентяи поднять восстание.

— Понятно, — кивнул Марк. — А я тебе зачем?

— Мне может понадобиться помощник.

— Помощник? — Марк незаметно усмехнулся. — Почему не Флоя?

— Ей пока не стоит видеть того, что увидим мы.

Марк пожал плечами, не понимая, куда тот клонит.

Черная роба, тесная и неудобная, сковывала движения и к тому же была пропитана едким дымом.

— Где ты взял это тряпье?

— Купил на местном базаре, — сострил Калиган, явно в нерасположении духа. — Не задавай лишних вопросов. А лучше, вообще молчи. И не размахивай руками при ходьбе. Амархтонцы так не ходят. Они безучастны ко всему вокруг. А ты ведешь себя как крестьянский простачок из Унылой долины, впервые в жизни увидавший Морфелон.

Они шли быстрым шагом, направляясь, как понимал Марк, к центру города. Здесь преобладали высокие двух-трехэтажные дома, грязные и неприглядные. Дорога становилась все шире и, несмотря на такую рань, многолюднее. На городской базар тянулись повозки с поклажами, гнали овец, кто-то катил бочку с вином. Осторожно выглядывая из-под капюшона, Марк поразился, насколько холодное равнодушие выражают лица амархтонцев.

Через площадь четверо легионеров вели на цепи почтенного вида горожанина, видно, на суд за какую-то провинность; руки у того были связаны за спиной, а ноги закованы в кандалы, которые задевали за разбросанный мусор и мешали ему идти. Он спотыкался, а легионеры с бесчувственными лицами подгоняли его тростниковыми палками. Вглядевшись, Марк увидел, что взгляд арестованного устремлен к небу, заволоченному тучами, а на устах его — печальная улыбка. Возможно, это был какой-то философ, не укладывавшийся со своими понятиями в жизнь этого общества, а потому и арестованный. Никто, кроме Марка, не обращал на него внимания.