Оракул - А. Веста

Двое суток Анфея не отходила от окна, но ни проводница, ни сновавшие вокруг нее пассажиры не обращали на нее никакого внимания.

«Москва, Москва…» — безмолвно повторяла Анфея. Это вещее слово вместило в себя выгнутый подковой мост и алые звезды Кремля, и всплеск салюта в ночном небе, как на давней открытке, висевшей над кроватью матери. Она была уверена, что обязательно разыщет Ивана в Москве, как находила она в лесу нужное дерево или цветок в густой траве, или самоцветный камень в ручье.

Анфея сошла с поезда на Ярославском вокзале так же незаметно, как и села в него. Поток пассажиров повалил под землю, в теплые недра московского Тартара, но Анфея не решилась спуститься под землю. Миновав вокзальную площадь и угадав напряженную, намагниченную стрелку всеобщего стремления, она пошла в сторону гостиницы «Ленинградская», миновала ее и по просторному подземному переходу через Садовое кольцо вышла рядом с мрачным, сделанным из черного зеркального стекла офисом ЮКОСА, похожим на ящик факира. Она шла в центр по Мясницкой, чутко и печально вглядываясь в текущие навстречу лица, выискивая в пестром потоке высоких, статных мужчин, хоть немного напоминавших Ивана. Ее цепляли удивленными взглядами: откуда ей было знать, что ее золотистые волосы, домотканая рубаха с алыми павами и даже кожушок, туго стянутый в узкой талии, выглядят вызывающе красиво.

Она приняла город как живое существо и тут же попросила покровительства в этом новом для нее лесу. Сначала она уверенно шла по городу, словно много раз бывала здесь, но постепенно морозный ветер превратился в обжигающий встречный поток. Воздух, наполненный выхлопными газами, обдирал кожу и резал гортань. Ей мучительно захотелось пить. Всего один глоток воды с Лебяжьего оживил бы ее и вернул силы, но вода разлитая в прозрачные бутылки, была крепко заперта за стеклами уличных киосков и витрин магазинов. Анфея видела, что воду можно получить в обмен на мятые бумажки, но она не знала, где их берут.

Пошатываясь и натыкаясь на прохожих, Анфея перешла поверху узенькую Маросейку и свернула в тихий переулок. Невдалеке она увидела торчащую из земли и снега огромную бронзовую руку, словно в этом городе тонула последняя надежда гиганта, теряющего почву под ногами, а рядом, суетливо и смиренно отпуская поклоны, стояла группка из тринадцати почти одинаково одетых человек в широкополых шляпах с висящими из-под них косичками.

Анфея пожала плечами и прибавила шаг. Под гору идти было легче. Вскоре она оказалась на Солянке и свернула направо на Большую Славянскую площадь, где братья Кирилл и Мефодий, невзирая на погоду, несли людям грамоту: один кириллицу, а другой глаголицу, но кто из них и какую именно придумал, история не запомнила. Похоже выбрали ту, которая была проще в написании и ближе к исконному русскому письму.

Вскоре Анфея вышла на Москворецкую набережную. В зареве заката она сразу узнала и мост, и Кремль. Он был точно такой, как на давней картинке на стене в их избушке. Не обращая внимания на расцвеченный прожекторами храм Василия Блаженного, она пошла прямо вдоль Кремлевской стены и оказалась у входа в Александровский сад. Узкая полоска городского леса, оставшаяся еще от прежней дубравы, встретила ее морозным хрустом и дрожью ветвей. Она отломила сосульку с обледенелой ветки. Терпкий лед обжег язык, но вода была «мертвой», пропитанной пылью и резкими запахами города. Среди деревьев ей было легче дышать, и она чувствовала себя почти в безопасности. Анфея прижалась щекой к стылой липе и опустилась на лавочку с прихотливо выгнутой спинкой. Усталые веки закрылись сами собой, и в памяти всплыло прощание с Лебяжьим…

В тот день окрепшая мать впервые ушла на обход. Анфея проводила ее и вернулась к избушке. Едва слышный рокот вертолетного двигателя вскоре перерос в мощный рев. Ветер донес крики и выстрелы. Анфея прыгнула в лодку и поплыла к острову. Задыхаясь, пробежала к скалам по едва приметной тропе. Вход в биосферу был открыт, бронзовая крышка с цифровой панелью откинута на петлях. В лицо пахнуло терпкой плесенью. Могучие легкие биосферы омертвели и больше не прокачивали воздух. На земле лежала задохнувшаяся птица. Множество мертвых бабочек усеяли тропу и смешались с падающими листьями. Стеклянный купол биосферы померк и отдавал мертвенной желтизной. Деревья роняли тусклую листву и сморщенные недозрелые плоды. Черные блестящие грибы выстроились вдоль тропы в том месте, куда, невзирая на все предосторожности, были занесены споры с поверхности. Звери, сбившись к замершему роднику, судорожно лакали «мертвую воду». Человек-змей покинул Сад миров. В хрустальной часовне было тихо и затхло, ледяной алтарь опустел. Анфея стремглав бросилась обратно. Мать уже вернулась с обхода.

— Камень Прави исчез, сад умирает! — задыхаясь, прокричала Анфея.

— Не плачь, доченька. Человеческое сердце может дать любовь, которую дает солнце. Верь, сад будет жить, пока живы мы, Берегини, но и для нас положен предел, ты должна вернуть кристалл.

Мать налила воды в глиняную чашу, бросила на дно камешек и посмотрела на пляску кругов.

— Камень Прави в Москве. Ты поедешь туда и найдешь того, кто унес кристалл… Я даю тебе в руки Копье Судьбы, оно поведет тебя в землю Потерянной Славы, как стрелка компаса. Когда-то оно решало судьбы мира. Теперь судьбы мира решаются в России.

Смело ступай вперед и никогда не опускай глаз, даже если придется смотреть в глаза гибели. Смерти нет, но люди так боятся ее, что в страхе забывают о главном законе мира — законе Любви, что превыше Смерти. Много лет я несла в сердце своем печать Смерти и ее сестер: Обиды и Мести. Пришло время снять ее. Я снимаю печать Смерти с Железного века! Там, в каменном лесу, ты встретишь Змея. Посмотри в его глаза и скажи, что я прощаю его вину вольную и невольную. Наказывая его, я наказывала себя. Пусть эта дудочка вернет ему то, что забрала когда-то.

Старшая Берегиня протянула ей золотую дудочку:

— Звук золотой свирели может преобразить человека в животное или в бога, согласно его страстям и стремлениям…

— Кто ты, прелестная эльфичка?

Анфея вздрогнула и очнулась. Перед ней стоял длинноволосый парень. Из-под куртки виднелась красная кайма вышитой рубахи и даже поблескивало что-то вроде стальной кольчуги. За спиной красовался двуручный меч в массивных ножнах.

— Узнала ты меня? — сдвинув густые брови, спросил экзотический юноша.

Анфея отрицательно покачала головой.

— Я Арагорн, сын Араторна и сумрачный наследник трона затерянной на севере страны! — он вытащил из-за спины меч и, воткнув его перед собой, встал на одно колено. — Я твой прикид, законно офигенный, в толпе заметил рядом с Аглодором и охранял твой сон в саду вечернем! Давай по пинте выдуем в таверне, там мой сосед по замку, классный хоббит, на орков пашет, разливая пиво…

Анфея не поняла ни слова из речи собрата, одетого столь же живописно, как и она. Недоумевая, она обошла вокруг него и взяла из его рук тонкий, легкий меч. Примерившись, она взмахнула им и ударила по торчащему из-под снега пеньку — меч разлетелся в щепки.

— Ты что, коза, мое «железо» крошишь? Крыша поехала? — воскликнул опешивший Арагорн, явно не готовый к такому повороту дел. — Сей меч, Эскалибур, ковали гномы. С чем мне теперь идти в ночной дозор?!

Анфея пожала плечами, развязала холщовый мешок и подняла руку с Копьем. Откинутый неведомой силой, Арагорн отлетел в сугроб и, забыв про сломанный меч, стремглав побежал по заснеженной аллее…

По едва заметному напряжению Копья Анфея безошибочно угадала направление. Короткий сон взбодрил ее. Она насквозь прошла Александровский сад, посмотрела на неугасимое пламя, вырывающееся из-под звезды-пентаграммы, миновала Манежную площадь, уверенно и легко пошла по Тверской, слушая таинственный зов Копья. Сокровище древнего мира вело ее по земле Забытой Славы в землю Тяжелого Золота.

Через час она перешла мост у Белорусского вокзала и свернула направо, в мрачную тишину огромных серых сталинских построек. Над ярким входом в казино «Золотой Ключик» крутилось Колесо Фортуны, точь-в-точь как на борту вертолета, кружившего над озером. Анфея подошла ближе: за стеклами зеленел тропический лес. Казалось, вход в этот райский мир был открыт для всякого путника, пожелавшего ступить на остров Фортуны, но прохожие отчего-то не спешили обменять свою суетную жизнь на несколько мгновений счастья среди цветов и нежной музыки.

Украшенные огнями пальмы и цветущие азалии напомнили Анфее подземный сад на Лебяжьем. Она поднялась по подсвеченным изнутри ступеням и замерла перед входом — хрустальные двери плавно разъехались в стороны, приглашая в манящий и таинственный мир. Помедлив в зоне их светочувствительных зрачков, Анфея решительно шагнула внутрь.