Потаенная девушка - Кен Лю

Это какое-то безумие. Здесь, во вселенной Центра данных, у нас бесконечное число миров, открытых для исследований. Любой может создать свой собственный мир, даже свою мультиленную, если пожелает. В школе мы изучаем и исследуем запутанные тайны кватерниона множеств Жюлиа[60], и он такой прекрасный и непонятный, что я вся дрожу, когда мы в нем летаем. Папа помогал людям разрабатывать миры с таким большим числом измерений, что у меня это даже в голове не помещается. В Центре данных столько романов, музыки и художественных произведений, что насладиться всеми не хватит целой жизни, даже если эта жизнь простирается в бесконечность. Ну что в сравнении с этим может предложить какая-то трехмерная планета физического мира?

Я даже не стараюсь сдержать свои мысли. Пусть мама прочувствует мой гнев.

– Как жаль, что я больше не могу вздохнуть, – говорит мама. – Рене, это не одно и то же. Чистая красота математики и ландшафты воображения – это замечательно, но они не настоящие. Человечество что-то потеряло, когда мы получили эту бессмертную власть над воображаемым существованием. Мы замкнулись в себе и стали самодовольными. Забыли про звезды и неведомые миры.

Я ничего не отвечаю. Я поглощена тем, что стараюсь снова не расплакаться.

Мама отворачивается.

– Я не знаю, как тебе это объяснить.

– Ты улетаешь, потому что тебе так хочется, – думаю я. – На самом деле тебе на меня наплевать! Я тебя ненавижу! Я больше видеть тебя не хочу!

Мама ничего не думает. Она как-то сжимается, и, хотя я не вижу ее лица, у нее начинают едва заметно трястись плечи.

Даже несмотря на то что я так зла, я протягиваю руку и глажу маму по спине. Мне всегда было трудно ожесточиться против нее. Наверное, я унаследовала это от папы.

– Рене, ты совершишь путешествие вместе со мной? – думает мама. – Настоящее путешествие?

– Подключись к шине данных аппарата, – говорит мне мама.

Я подключаюсь, и на какое-то мгновение меня захлестывает поток данных, вливающихся в сознание. Я подключена к микрофону и видеокамере летательного аппарата, преобразующих изображение и звук в привычные мне форматы. Но я также подключена к альтиметру, гироскопу и акселерометру, и эти непривычные ощущения не похожи на все то, что я знаю.

Камера показывает, как мы взлетаем, Центр данных остается под нами – черный куб посреди белого ледяного поля. Это дом, аппаратура, являющаяся фундаментом всей вселенной. Его стены похожи на мельчайшие соты – ячейки позволяют холодному воздуху проникать внутрь для охлаждения многих слоев кремния и графена, полных стремительно носящихся электронов, чей рисунок образует мое сознание и сознания остальных трехсот миллиардов человеческих существ.

Мы поднимаемся еще выше, и становятся видны россыпи небольших кубиков, автоматических заводов Лонгйира, а за ними темно-синие воды Адвент-фьорда с плавающими в них айсбергами. Центр данных огромный, и по сравнению с ним айсберги кажутся крошечными, но сам он выглядит крошечным рядом с фьордом.

Я вдруг понимаю, что до сих пор никогда не ощущала физический мир. От шока у меня «захватывает дух», как подумала бы мама. Мне нравятся эти старомодные выражения, хотя я и не всегда точно понимаю их смысл.

Ощущение движения вызывает легкое головокружение. Значит, вот каково было быть Древними, облаченными в плоть? Это чувство борьбы с невидимыми узами гравитации, привязывающими тебя к земле? По-моему, это такие тесные рамки.

И в то же время это здорово!

Я спрашиваю у мамы, как ей удается так быстро производить в уме вычисления, чтобы удерживать аппарат в равновесии. Расчеты динамических параметров, поступающих в режиме реального времени, такие сложные, что я не успеваю с ними справиться, – а математику я знаю очень хорошо.

– О, тут я действую по наитию, – думает мама. И смеется. – Ты уроженка цифрового мира. Ты никогда не пробовала встать и сохранить равновесие, ведь так? Вот, на минуту возьми управление на себя. Попробуй лететь.

И это оказывается проще, чем я ожидала. Во мне пробуждается какой-то алгоритм, о существовании которого я даже не подозревала; он очень туманный, но эффективный, и я чувствую, как нужно перемещать центр тяжести и управлять силой тяги.

– Ну вот видишь, ты все-таки моя дочь, – думает мама.

Летать в физическом мире гораздо увлекательнее, чем парить в n-мерном пространстве. Это даже рядом не стояло.

В наш смех врываются мысли папы. Он не вместе с нами. Его мысли поступают через коммутатор связи.

– София, я получил сообщение, которое ты оставила. Что ты делаешь?

– Извини, Хьюго. Ты можешь меня простить? Возможно, я больше никогда ее не увижу. Я хочу, чтобы она поняла, если у меня получится.

– Она никогда не летала на воздушном аппарате. Это безрассудство…

– Перед тем как взлететь, я позаботилась о том, чтобы аккумулятор был полностью заряжен. И я обещаю следить за тем, сколько энергии мы израсходовали. – Мама смотрит на меня. – Я не стану подвергать ее жизнь опасности.

– Как только заметят исчезновение аппарата, у тебя начнутся неприятности.

– Я попросила о творческом отпуске в воздухе, и мне разрешили, – с улыбкой думает мама. – Ну разве можно было не исполнить последнее желание умирающей?

Какое-то время коммутатор молчит, затем снова приходят мысли папы.

– Ну почему я никогда не могу подумать тебе «нет»? Долго вы еще будете летать? Рене не пропустит школу?

– Возможно, путешествие получится долгим. Но оно того стоит. С тобой Рене будет целую вечность. А я просто хочу за то время, что мне осталось, получить хоть кусочек.

– Будь осторожна, София. Рене, я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю, папа.

Быть загруженным в транспортное средство – мало кто из людей испытывал эти ощущения. Начнем с того, что машин очень мало. Энергии, необходимой всего одному летательному аппарату на день полетов, достаточно, чтобы весь Центр данных работал целый час. А сохранение человечества является первоочередной задачей.

Поэтому только операторы системы обслуживания, и ремонтные роботы делают это регулярно, а большинство уроженцев цифрового мира неохотно идут на такую работу. Например, меня до настоящего времени совершенно не привлекала загрузка куда бы то ни было. Однако сейчас, когда я здесь, я испытываю ни с чем не сравнимый восторг. Должно быть, это во мне говорит какая-то частица Древних, унаследованная от мамы.

Мы пролетаем над морем, а затем над диким европейским лесом из высоченных дубов, сосен и елей, с небольшими проплешинами лугов, на которых пасутся стада животных. Мама показывает мне их и говорит, как они называются: зубры, маралы, тарпаны, лоси.

– Всего каких-нибудь пятьсот лет назад, – думает мама, – все это были обработанные поля, заполненные клонами нескольких симбиозных растений, зависящих от человека. Вся эта инфраструктура, ресурсы целой планеты расходовались на то, чтобы поддержать лишь несколько миллиардов человек.

Я недоверчиво смотрю на маму.

– Видишь тот холм