Фантастическое путешествие II - Айзек Азимов

Конев отстегнул пристяжной ремень и склонился над экраном.

— Никогда не видел ничего подобного, — сказал он.

— Я тоже, — отозвался Моррисон, — хотя изучаю скептические волны вот уже двадцать лет.

— Таким образом, я был прав насчет аксона?

— Абсолютно, Юрий. Они прекрасно сконцентрировались в одном месте.

— И что это значит?

Моррисон беспомощно развел руками:

— Понятия не имею. Поскольку я ни разу не сталкивался с таким явлением, естественно, я не могу его объяснить...

— Нет, нет, — нетерпеливо прервал его Конев. — Ты сосредоточенно следишь за экраном, а я все думаю об индукции. Наш с тобой мозг — это самый настоящий рецептор, так же как и твоя машина. Так что же чувствуешь ты? Образы? Слова?

— Ничего, — ответил Моррисон.

— Но это невозможно.

— А разве ты что-то улавливаешь?

— Это твоя машина. Она настроена на твое восприятие.

— Но и у тебя уже возникали некоторые образы.

В их разговор вторгся Дежнев:

— Как говорил мой отец: «Если ты хочешь услышать, начинай слушать».

Баранова согласилась:

— Дежнев Старший прав. Мы ничего не сможем добиться, если будем постоянно спорить.

Конев тяжело вздохнул и нарочито нежно произнес:

— Ну что ж, давайте сосредоточимся.

На корабле воцарилась неестественная тишина. Немного спустя послышался робкий голос Калныни:

— Нет времени.

— Для чего нет времени, Софья? — поинтересовалась Баранова.

— Это просто фраза, которую я уловила: «Нет времени».

— Ты хочешь сказать, что синтезировала эту фразу из скептических волн Шапирова?

— Не знаю. А это возможно?

В разговор вступила Баранова:

— Послушайте, минуту назад у меня была та же самая мысль. Мне пришло в голову, что лучший способ решить нашу проблему — это исследовать уже записанные с экрана скептические волны и ждать результатов. Вполне возможно, сама структура останется прежней, но какие-то изменения в ней произойдут. И вот тогда я подумала, что нам придется очень долго ждать и что у нас для этого нет времени.

— Другими словами, — сказал Моррисон, — вы подумали: «Нет времени».

— Да, — подтвердила Баранова,. — но это была моя собственная мысль.

— Откуда вы это знаете? — спросил Моррисон.

— Я знаю свои собственные мысли.

— Вы так же знаете собственные сны, но порой сны базируются на каких-то посторонних, чужих фактах. Допустим, вы уловили мысль: — нет времени. Но вы не привыкли читать мысли на расстоянии, и у вас тут же выстраивается своя логическая цепочка: вам кажется, что это была ваша собственная мысль.

— Может, и так, но как отличить одно от другого, Альберт?

— Я не знаю. У Софьи возникла та же самая фраза, а не думала ли она сама о чем-нибудь таком, из-за чего ей в голову пришла данная мысль?

— Нет, я старалась вообще ни о чем не думать, — ответила Калныня, — она просто возникла сама собой.

— Что касается меня, я ничего не почувствовал, — сказал Моррисон. — А вы, Юрий?

Конев покачал головой, ужасно расстроившись:

— Нет, абсолютно ничего.

— В любом случае, — задумчиво продолжал Моррисон, — это еще ничего не значит. Эта самая обычная мысль могла возникнуть в голове Натальи, логично вытекая из предыдущих, не имея при этом абсолютно никакого значения. Но даже если эта мысль пришла к нам от Шапирова, то она тоже может совершенно ничего не значить.

— Может быть, — произнес Конев, — а может, и нет. Вся его жизнь и его ум всегда были связаны с проблемами минимизации. Обычно ни о чем другом он не думал.

— Вы постоянно твердите об этом, — возразил Моррисон, — но на самом деле это просто чепуха. Никто не может жить, думая лишь об одном. Даже самый пламенный влюбленный. Ромео не думал все время о Джульетте. Приступ кашля, посторонний звук всегда отвлекут человека от его мыслей.

— Тем не менее, все, что говорит и думает Шапиров, мы должны принимать во внимание.

— Возможно, — не унимался Моррисон. — А что, если он пытался и дальше развить теорию минимизации и вдруг решил, что у него нет времени, у него было мало времени, чтобы завершить свою работу?

Конев отрицательно покачал головой, но скорее просто для того, чтобы отогнать одолевавшие его мысли. Затем сказал:

— А если Шапирову показалось, что любая минимизация, при которой увеличение скорости света происходит пропорционально уменьшению постоянной Планка, способна производить мгновенные изменения? А так как скорость света увеличивается весьма значительно, то и скорость невесомого, или почти невесомого, объекта тоже увеличится во много раз. Таким образом, ему практически удалось оторваться от понятия «время», и поэтому он мог с гордостью себе сказать: «Нет времени».

— Несколько неправдоподобно, — сказала Баранова.

— Конечно, — согласился Конев, — но все равно об этом стоит подумать. Мы должны записывать все впечатления, независимо от того, имеют они значение или нет.

— Я и собираюсь это сделать, — ответила Баранова. — Тогда тише. Посмотрим, удастся ли нам уловить что-нибудь еще.

Моррисон старался изо всех сил сосредоточиться над экраном, сдвинув у переносицы брови.

Вдруг раздался шепот Конева:

— Мне послышалось следующее: «пи умножить на с равняется т разделить на s...»

Моррисон согласился:

— И я тоже слышал, но мне кажется последним было m умножить на с.

— Нет, — твердо возразил Конев. — Попробуйте еще...

Моррисон снова сконцентрировался и потом в замешательстве произнес:

— Да, вы правы: пи умножить на с равно т, деленному на s. И что это означает?

— А кто знает. Как бы там ни было, если это мысли Шапирова, то они обязательно что-то значат. Можем предположить, что пи — это частота излучения, с — скорость света, a m/s — стандартная масса, то есть масса покоя в нормальных условиях. В свете...

Баранова предостерегающе подняла руку. Конев тут же остановился. Ему вдруг стало неловко и он добавил:

— Ну... это ни то и ни другое.

Моррисон усмехнулся:

— Запретная тема?

Тут послышался раздраженный голос Дежнева:

— Как так, вы все что-то слышите про какую-то массу, время и все такое прочее, а я вообще ничего не чувствую? Я что, не ученый по-вашему?

— Не думаю, что все происходящее имеет отношение к тому, что мы ученые, — успокоил его Моррисон. — Просто мозг одного человека обязательно отличается от мозга другого человека. Вполне возможно, он и разрушается так же, как и кровь. Ведь мы не можем переливать одну и ту же кровь всем подряд. Твой мозг, возможно, совершенно не такой, как у Шапирова. И поэтому между вами не может возникнуть никакой плоскости пересечения.