Лучшая защита - Вячеслав Шалыгин

— Немедленно доложи Симонову! — продолжал бушевать Ульрих. — Если не доложишь, он тебя сего-дня же уволит! Ко всем чертям уволит, несмотря ни на какие таланты и особые сверхурочные заслуги!

— На что это вы намекаете?! — Девица возмущенно зарделась.

— А есть что скрывать? — с профессиональным подозрением поинтересовался следователь и оглушительно расхохотался. — Докладывай обо мне шефу, или я, пока буду тут ожидать, вытяну всю твою подноготную, клянусь Фемидой, честное слово!

От глубокого обморока секретаршу спас сигнал интеркома.

— Ольга, что там за шум?

— Марк Станиславович, к вам Ульрих рвется. Он грозит меня в окно выкинуть. Я не хочу.

Несмотря на тяжелую обстановку, генеральный прокурор юмор оценил. Он вообще никогда не терял присутствия духа и любил, чтобы подчиненные воспринимали события с долей иронии, даже в разгар самых тяжелых кризисов. Будучи женщиной неглупой и опытной, Ольга это прекрасно поняла еще в первую неделю работы в офисе.

— Ульрих, тронешь девочку хоть пальцем, лично надаю по шее. Что у тебя?

— Свежак, господин прокурор! Прямо из морга!

— Какой оттуда может быть свежак? — усмехнулся Симонов.

— А еще я родню потерпевших опросил, та-акие факты всплыли!

— Заходи…

В зале заседали трое. Без круглого стола, просто в креслах у имитации камина. Генеральный прокурор Симонов с интересом взглянул на следователя и указал ему на четвертое кресло, в точности как у других. Такая демократичность высокого начальства теоретически должна была подкупать, но Ульриха сейчас меньше всего волновали благосклонные жесты. Да и не жест это был вовсе. Не тот человек был прокурор, чтобы разводить церемонии, следователь это прекрасно знал и уважал начальство за реальную, не показушную демократичность. Причем гораздо сильнее, чем за профессиональные качества. Как раз о них следователь был невысокого мнения. Но генеральный не был «коренным» сотрудником, начинал карьеру он в армии, и ему было простительно.

Ульрих уселся в кресло, пробурчал «здравствуйте» в ответ на кивок второго заседателя — это был Картер, директор ЦРС — и с интересом уставился на третьего. С интересом, потому что следователя крайне занимало, что он сейчас чувствует и о чем размышляет, уставившись на голографический огонь? Начальник Управления полиции Белкин, казалось, не замечал появления Ульриха, полностью погрузившись в тяжкие раздумья.

— Вещай, — разрешил Симонов. — Что они тебе рассказали?

— Покойники?

— Родственники.

— А-а… я хотел с морга начать.

— Ну, давай так.

— Вот.

Ульрих порылся в кармане и достал пакет с чем-то тяжелым. Он подбросил пакет на ладони, и «что-то» в нем брякнуло.

— Копилку у ребенка отнял?

— Это пули, господин прокурор. Шестнадцать штук.

— Пули?

— Да, сорок четвертый калибр порохового оружия. Эксперты-оружейники говорят — редкая штука… Извлечены из тел погибших. Вернее, из их черепов. Так что все сходится.

— Ты намекаешь на спецоружие? Белкин, твои группы захвата пользуются пороховиками сорок четвертого?

— Вообще-то положено пользоваться девятимиллиметровыми, но есть, конечно, особые энтузиасты. — Начальник полиции угрюмо взглянул на Ульриха, а затем на Симонова. — Только их немного. Лазерники удобнее и надежнее.

— Но ведь по конвенции тридцать второго года городская полиция обязана соблюдать нормы безопасности и пользоваться только бесшумным пороховым оружием останавливающего действия! — запротестовал следователь. — Насколько я понимаю, чем крупнее калибр, тем действие более… останавливающее, и как раз поэтому его используют ваши спецназовцы. Правильно?

— Нет, неправильно, — возразил Белкин. — Ваши уловки оставьте для допросов. Во-первых, спецгруппам разрешено пользоваться армейскими лазерными винтовками, микроволновыми пушками, нервно-паралитическим газом и психотронными излучателями. Электрошокеры, водометы, пороховики и слезоточивый газ — удел обычных полицейских. Во-вторых, сорок четвертый калибр в прошлом частенько изготавливался под «магнум» — патрон гораздо мощнее обычного. Но даже и стандартный патрон этого калибра — редкостная сволочь. Ни о каком «останавливающем» действии не может быть и речи. Такое оружие убивает наповал с самыми разрушительными внешними проявлениями. Вы не могли вынуть шестнадцать пуль из черепов пострадавших. После такой изуверской казни — всех на колени и с близкого расстояния по пуле в затылок — у них и черепов-то не должно было остаться. Разнесло бы как глиняные горшки.

— Ульрих! — Симонов кивнул, соглашаясь с начальником полиции, и строго посмотрел на следователя. — Ты сам вынимал пули?

— Я же не патологоанатом. — Толстяк обиженно засопел. — Но у меня нет причин не верить коронерам! Они и заключения мне в комп сбросили. Прямо с больничного сервера. Все шестнадцать как на подбор; причина смерти — огнестрельное пулевое ранение в затылочную область головы. Может, у этих полицейских патроны не «магнум» были, а, наоборот, какие-нибудь нестандартные, ослабленные?

— Короткобойные, — подсказал Симонов.

— Ну, — снова оживился Ульрих. — Вот и застряли пули в башках!

— У полицейских все одинаковое, штатное, — раздраженно бросил Белкин. — Подстава это. Кто подписывал заключения?

— Эксперты и директор клиники.

— Ну так побеседуйте с этим директором. И с прозекторами побеседуйте, которые непосредственно вскрытия делали!

— В лесу побеседовать? — не сдержался Ульрих.

Секундой позже он понял, что не прав, и взглянул на Белкина исподлобья. Начальник полиции перенес оскорбление достойно. Он лишь многозначительно взглянул на Симонова. Тот огорченно поморщился и покачал головой:

— Старший следователь Ульрих, ваше поведение недопустимо.

— Виноват, господин прокурор, признаю и прошу меня простить. — Он взглянул на Белкина. — Извините, господин начальник, такой уж скверный характер.

Полицейский вяло шевельнул рукой — «да ладно» — и снова уставился в камин. Ульрих вновь воспрянул духом.

— Ну ладно, с пулями пока не все понятно — проверю, но родственников я сам опрашивал! За достоверность ручаюсь. Кроме одного, всех опознали.

— Кроме кого?

— Ну, если опираться на данные из гиперсети, это был партийный лидер. Этот, как его… Явор!

— Самый обычный горлопан, — заметил Картер. — В его досье даже ни одного приличного подвига нет, сплошь мелочовка. И вообще эта «Свобода и право» никуда не годилась. Сборище лентяев. Партия называется. Любители пива и то более организованны и политически весомы.

— Ну да, лентяев, — Ульрих усмехнулся. — А что еще интересного знает ЦРС об этой партии?

— Интересного? — Картер пожал плечами. — Около тысячи членов, примерно сотня — бойцы. Но все вместе редко собираются. Лентяи и есть. В активе десяток мелких стычек с полицией на митингах объединенной Оппозиции и антиглобалистов. Конкретной политической программы нет и в помине, главный лозунг — «Против власти за свободу».

— Анархисты, — вывел Ульрих.

— Не совсем. Власть им не по душе только нынешняя. Как бы. А если копнуть, внутри своей банды ограничения свободы они признают и развивают. Например, поборы под видом взносов, запрет на посещение некоторых общественных заведений и мероприятий, принудительное участие в «партийных оргиях» — особенно для молоденьких неофиток, преследования людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией…

— Вот! — прервал его следователь. — Я ждал именно этих слов! Родственники шестерых погибших утверждали, что их близкие имели как раз такую ориентацию! И вот поэтому я никак не могу взять в толк, каким ветром занесло четверых геев и пару лесбиянок на собрание бритоголовых? Как случилось, что их всех уложили в одну братскую могилу? Злая шутка конкурирующей банд-партии?

— Скорее попытка задеть за живое максимально широкие слои населения, — возразил Картер. — Посудите сами, полицейский произвол, направленный против неудобных членов общества. Возмутится даже воинствующий гетеросексуал.

— Но зачем? Кому это выгодно? Где мотив?

— Можно только гадать.

— А если без гаданий, у нас остается первый вопрос следователя Ульриха — как? — высказался Симонов. — Как случилось, что они сидели в том особняке и, судя по всему, мирно разводили демагогию?

— Это еще сложнее понять, чем мотив преступления, — не отрывая взгляд от огня, вздохнул Белкин. — Ясно одно — у Наций появился новый враг, наглый и коварный. Ничуть не слабее прежних. И если не прихлопнуть его сразу, он в покое нас не оставит, а чего доброго, и вовсе взорвет ситуацию.

— Ну, на это ему придется потратить слишком много времени и сил, — усомнился Картер.