Наваждение - Елена Ласкарева

— Сейчас. Только перекушу, — благосклонно согласился Дима.

Катя чуть не плакала от досады. Пальцы не слушались, словно стали деревянными, ноты из головы вылетели. Под недовольным Димкиным взглядом она чувствовала себя хуже, чем на экзамене.

Он то и дело обрывал мелодию, чтобы сделать ей замечание.

— Руки-крюки! И медведь все уши оттоптал! — безжалостно припечатывал он.

— Я сейчас, сейчас… — лепетала Катя. — Здесь фа-диез?

— Бе-бе-бе… — передразнил он, скорчив презрительную рожицу.

— Давай еще раз, Димочка… Я соберусь… — пообещала Катя.

Вокруг них уже собралась толпа зевак. Но они остановились не концерт послушать, а перепалку между музыкантами.

Уличных музыкантов на Арбате — хоть лопатой греби, каждый что-то пиликает. А здесь представление оригинального жанра. Вроде как Саша с Лолитой из «Академии» — немного попоют, немного подерутся…

Между Катей и Димой на асфальте лежала перевернутая шапка, а в ней несколько смятых бумажек.

— Мы еще даже на метро не заработали, — шипел на Катю Димка.

— Сейчас, Димочка…

Скрипка подрагивала в ее руках, а щека мелко колотила по подбороднику.

Кате было стыдно стоять перед людьми, словно нищая, точно милостыню просить… У ступенек театра Вахтангова они как будто на паперти…

Глаза ее невольно следили за руками прохожих: остановится кто? достанет из кармана кошелек? бросит им подачку?

И к стыду от того, что она ждет подаяния, примешивалось чувство досады, если не бросали…

— Улыбнись хоть! — простонал Дима. — Что ты как каменная?

— Да… — Катя выжала кривую улыбочку. — Ты немного помедленнее… я сейчас в ритм войду…

Многоголосый шум воскресного Арбата сбивал Катю с внутреннего настроя. Она не могла услышать ту музыку, которую собиралась сыграть… К тому же за углом громко играла другая группа, в стиле кантри, и у них даже был микрофон с усилителем.

Развеселый парень фермер Джон.Может день и ночь плясать под банджо…

Катя мельком видела их солистку, когда они проходили мимо.

Та была кругленькой, рыжеволосой и уже далеко не молоденькой… Теперь она надрывалась, выводя хрипловатым голосом высокие ноты. Ей приходилось еще и приплясывать, виляя бедрами и ударяя в бубен с колокольчиками.

Надрывно развеселая мелодия звучала диссонансом протяжному русскому романсу. Не то они играют… не так надо…

Ведь это Арбат, здесь неподалеку стена памяти Виктора Цоя, и сейчас август… Каждый фэн знает, что это значит…

— Дим, давай «Восьмиклассницу», — робко предложила Катя.

Он удивленно посмотрел на нее и просиял:

— Ты смотри! И как ты сама додумалась?

Он ударил по струнам гитары, Катя провела по скрипочке смычком, и начальные ноты мелодии прозвучали пронзительно и печально.

Услышав первую фразу, рядом с ними остановилось несколько человек, потом подошли еще, и еще…

Потом замолкло банджо за углом и перестала терзать микрофон рыжеволосая солистка.

— У-у-у… восьмиклассница… — подхватили припев собравшиеся.

Теперь дуэт гитары со скрипкой играл слаженно и вдохновенно.

…Это Димочка посвящает ей эту песню, глядя на нее с импровизированной сцены… А вокруг подпевают все, кто пришел на проводы в армию…

…Это Катя смотрит на него снизу вверх, старательно вторя тоненьким девчачьим голоском…

Нет, теперь Катя стоит не под сценой, а рядом с Димкой. Они оба поют и играют, и эти шквалом обрушивающиеся аплодисменты адресованы им обоим.

Неужели? Им правда понравилось?

Старая шапка наполнилась доверху. Дима поднял ее и высыпал содержимое в целлофановый пакет.

Катя раскраснелась, глаза засияли. Теперь она уже бегло перебирала пальчиками, а скрипочка послушно отзывалась всхлипами на каждое прикосновение смычка.

Вслед за песнями Цоя последовали цыганские романсы, потом русские. Весь репертуар скрипично-гитарного дуэта воспринимался на ура.

— Смотри, как модно стало сочетать гитару со скрипкой, — громко заметила одна дама другой. — Точно такая же пара играет в ресторане Дома кино…

Димка услышал, улыбнулся и подмигнул:

— Жми, Катюха! Жарь! Врежь!

Настроение у него сразу повысилось — все-таки за несколько лет это был его первый публичный успех.

Но уже перед самым уходом, когда толпы гуляющих поредели и Димка с Катей уже собрались восвояси, к ним подошел вразвалочку бритый паренек, который очень долго простоял рядом, слушая их пение.

— Двести готовь, пацан, понял, ну? — лениво пережевывая жвачку, велел он.

— За что? — пожал плечами Дима.

— За место… Ты тут второй раз ошиваешься. — Вчера мало сшиб — не тронули, а нынче за два дня…

Парень протянул руку и выжидательно уставился на Диму. Неподалеку его поджидали еще трое — таких же крепких и бритых.

Дима глянул на Катю и напустил на себя деловой вид, словно справлялся в универмаге о цене товара:

— Значит, сотня в день? Так?

— Пока так, — кивнул парень. — А если хорошо пойдет — то и мы повысим.

— Кать, — срывающимся голосом сказал он, — ты отсчитай там, сколько надо…

— Ага… — Катя широко раскрытыми глазами смотрела на парня. — Скажите, пожалуйста, вы рэкетир?

Он усмехнулся и пожал плечами.

— А что, ни разу не видела?

— Н-нет…

— Ну смотри, — буркнул он и пересчитал протянутые деньги. — Фу, а что такими мелкими? Завтра перед уходом сбегай в Смоленский гастроном, сменяй покрупней. Прямо к кассе подходи, они знают…

Димка пил коньяк и зло играл желваками на скулах. У Кати тоже настроение было — хуже некуда…

Сперва стыда набирались, словно побирушки, потом их еще и ограбили… От этого инцидента исчезла вся радость от удачного выступления…

Никакие они не артисты. Обычные попрошайки…

Никогда больше не выйдет она на такой позор! Стыдно!

Катя налила коньяка и себе, выпила залпом, зажмурилась, чувствуя, как обожгло желудок теплом, и от этого тепла начал постепенно таять застывший внутри кусок льда.

Дима не возражал. Они принесли с собой три бутылки — ровно на столько им хватило после арбатского рэкета.

Девчонки сочувственно присоединились к ним. А Славка с Чикой где-то бродили, несмотря на то что давно стемнело.

Вернулись они веселые, с лихорадочным блеском в глазах, плеснули по чуть-чуть коньяка и загадочно поинтересовались:

— Ну, как улов, Дим? Полны карманы?

— Под ноль, — буркнул Димка.

Юлька с Иркой, перебивая друг друга, поведали парням о наглом арбатском грабеже.