Корабль в вечность (ЛП) - Хейг Франческа

Инспектор шел пешком — отдал свою лошадь одному из тяжелораненых. В ответ на мое приветствие у ворот, не стал утруждать себя пустой болтовней.

— Они следуют за нами. Напали на Пепельном перевале и еще раз — на западном краю болот. Побывали в Шестом убежище. Уже ответили репрессиями в Шют-Гэлли. Проводят облавы и сжигают целые поселения. По слухам, омег массово сгоняют в Третье убежище.

— Этому нет конца, как видно, — сказала я.

— Начать войну легче, чем закончить, — ответил он. — Мы сделали выбор. Не в момент атаки на Шестое убежище, а задолго до того, как освободили Нью-Хобарт. Воительница всегда намеревалась нанести ответный удар. — Его слова звучали жестко, но плечи поникли, и выглядел он измотанным. — Скольких вы вытащили живьем?

— Больше пяти тысяч в общей сложности, — ответила я.

Кажется, он улыбнулся — с его новым перекошенным лицом было не понять.

— Мы можем сдержать Синедрион? — спросила я.

Инспектор оглянулся на свою истощенную армию, на ряды хромых и окровавленных солдат, тянувшихся гуськом через ворота.

— Пока что.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Они доставили Дудочника к Эльзе — четверо солдат с носилками, которые шли так медленно и торжественно, будто несли его к могиле.

Будь у меня вопросы о битве в каньоне, его тело дало бы все ответы. На руке и кисти виднелись полузажившие порезы и отметины первой схватки. Синяки уже постарели и переливались пурпурным и желтым. Самая свежая рана — самая тяжкая, родом из того дня, когда их разгромили. Это был удар в висок: не лезвием меча, а рукоятью. Тупой удар раздавил часть головы в кашу.

Эльза попыталась зашить страшную рану, но разве зашьешь месиво из сгустков крови и размолотой плоти. Местами обнажился череп. Его нетронутая белизна смотрелась до странности чисто среди ошметков окровавленной кожи.

— Полагаю, череп проломлен, — сообщила Эльза, когда я нагнулась, чтобы осмотреть рану. — Но иногда так даже лучше. Если череп не разбит, опухоли некуда деться… — Она запнулась, а я подумала об изувеченном мозге Дудочника.

Засохшая черными чешуйками струйка крови тянулась из угла его рта к подбородку. Я все смыла, прижимая влажную тряпицу к кровяной корке, чтобы размягчить.

До тех пор пока не взглянула вниз, я и не осознавала, что положила руку ему на грудь — стремясь ощутить, как та медленно поднимается и опускается. Зои на соседней кровати дышала в унисон.

Только на второй день я узнала, каким чудом Дудочник спасся. Эльза послала меня в гостиную за маслом чайного дерева для его головы. Ставни на окнах не закрыли, между мной и улицей — только решетки. Виолетта стояла на посту снаружи, у парадной двери, и разговаривала с солдатом-альфой, побывавшим в каньоне.

— Не знаешь, как там у него дела? — спросил мужчина.

— Плохо выглядит, — заметила Виолетта.

— Видела бы ты, как он выглядел, когда командир его вытаскивал. Мертвее мертвого. Я не мог сообразить, с какой стати командиру понадобилось тащить труп обратно в строй.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Тем вечером, когда Инспектор пришел к Эльзе, я была на кухне и отмывала кровь с рубашки Дудочника. Весь день я отмачивала ее в холодной воде — как оказалось, это лучший способ убрать красные пятна. За последние месяцы я много узнала о крови.

Не вынимая рук из раковины, я посмотрела через плечо на Инспектора, наливавшего в кружку воды. И попыталась вообразить его несущим безжизненное тело Дудочника. Тот был выше и плотнее Инспектора. Нелегко ему пришлось, тем более посреди битвы.

— Слышала, именно ты вынес Дудочника с поля боя, — сказала я.

Инспектор продолжал лить воду из кувшина.

— Не важно, кто его вынес, — ответил он.

Несколько мгновений не было слышно ничего, кроме стука кувшина, поставленного обратно на стол.

— Спасибо, — выпалила я.

Он неловко дернул плечом.

— Дудочник нам нужен. Особенно после того случая с Салли. — Усевшись, Инспектор отхлебнул большой глоток из кружки. — Нам необходим лидер, который способен объединить омег. — Еще глоток. — Кроме того, он прикрывал мою спину, когда мы теснили солдат Синедриона в узком месте каньона. Пару раз спас мне жизнь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И месяца не прошло с тех пор, как в этой же кухне мы с Дудочником свежевали крыс и вместе смеялись над вещами, о которых барды никогда не споют, если возьмутся слагать баллады о нашей борьбе. Теперь мне стало интересно — какие же истории будем рассказывать мы с Инспектором, если проживем достаточно долго, чтобы оглянуться на все это. Наверное, о многом предпочтем умолчать. О тех, кто погиб из-за наших приказов и принятых решений. О трупах в Петельном каньоне... и в Шестом убежище.

Я терла и терла рубашку. Пятно исчезло, за исключением краев. Стойкий бурый контур напоминал остров, нарисованный на карте.

Я повесила рубашку перед огнем. Мы с Инспектором пересекли двор и вошли в маленькую комнату, где бок о бок лежали Зои и Дудочник. Палома не подала вида, что заметила наше присутствие. Она сидела у кровати Зои; кресло подвинуто достаточно близко, чтобы можно было положить руку и голову на матрас рядом с больной. Окно открыто, но здесь царила атмосфера нездоровья — слишком много вздохов и недостаточно воздуха.

Из губ Дудочника вырывались булькающе-сопящие звуки, страшно громкие в тесной комнатке. Неожиданно его дыхание стало тихим, и это напугало меня еще больше: то и дело я прижималась ухом к его лицу, чтобы уловить, дышит ли он вообще. Неподвижный, со скульптурной мускулатурой Дудочник выглядел, как статуя. Его темная кожа посерела, а губы по краям стали синими. Я взяла его за руку — пальцы Дудочника были ледяными и жесткими.

— Одеяла еще есть? — спросила я у Паломы.

— Он оставил половину своей крови в каньоне, — сказал Инспектор. — Одеяла этого не исправят.

Я ничего не ответила и подтянула одеяло к подбородку Дудочника, позволив руке там задержаться.

— Тебе нужно отдохнуть, — посоветовала я Паломе. — И что-нибудь съесть.

Они не обратила на меня внимания. Ее белые волосы заметно потемнели от грязи. Космы свисали ей на лицо, пока Палома смотрела на Зои. Инспектор собрался уходить, но она даже не взглянула в его сторону.

— С тобой все хорошо? — спросила я у Паломы, когда его шаги удалились.

Глупый вопрос, и она не потрудилась ответить.

Я попыталась снова.

— Тебе нужно ехать на побережье, — сказала я. — Корабль уже ждет. Через несколько недель ветер переменится, и ты сможешь отплыть.

Вестовые Инспектора с запада доложили, что «Розалинда» полностью отремонтирована и готова к плаванию, как и два корабля сопровождения из собственной береговой охраны Инспектора. А еще разведка отметила усилившуюся активность флота Воительницы: патрули черных кораблей рыскали вдоль берега, а верфь Синедриона в Уитклиффе день и ночь гудела от непрерывной стройки. К концу весны южные ветры, которые понесут Палому и наше посольство на север к Далекому краю, точно так же понесут и корабли Синедриона, вынюхивающие след. Это в том случае, если собственный флот Далекого края не явится сюда первым и не угодит в руки Синедриона.

— Я не брошу ее в таком состоянии, — сказала Палома.

— Армия Воительницы приближается. Здесь ты не в безопасности.

— Я нигде не в безопасности, — ответила она. И взглянула на меня. — Ты единственная мне об этом сказала. Я думала, что верю твоим словам о Синедрионе, но не представляла, что за ними стоит. Лишь теперь, увидев Шестое убежище, я узнала правду. Эти нелюди собираются разбомбить мой дом. Даже если я доберусь до Независимых островов и предупрежу своих, что это изменит? Нельзя убежать от бомбы. Нельзя эвакуировать миллион человек. — Она прикрыла на миг глаза. — Так или иначе, нет никакой разницы. Я отсюда не уеду. — Ее рука легла на руку Зои. — Признаться, понятия не имела, чего ожидать, когда соглашалась стать послом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})