Сказка на ночь (СИ) - Ангелос Валерия

— Не захочу, — произносит неожиданно хрипло.

Горячие пальцы скользят по плечам, сжигают ткань больничной рубашки дотла, заставляют прочувствовать неистовый жар голой кожей.

Конечно, никакой мистики тут нет. С тканью ничего не происходит. Но я ощущаю прикосновения мужа так остро, будто уже обнажена.

— Я ждал тебя, — заявляет он. — Долго. Вечность.

— Всего лишь пару лет.

— Я помню каждый день.

Его губы безумно близко к моим, но Рустам меня не целует, только клеймит горячим дыханием, вынуждает мелко задрожать от одного лишь предвкушения.

— Ты недооцениваешь религиозных фанатиков, — вдруг выдает он.

— Прости?

— Ты — моя религия, Юля. Для кого-то предел мечтаний — меч. Для кого-то — крутая должность или пачка хрустящих купюр. Кто-то хочет занять хлебное место. Кто-то ждет солидный счет в оффшорном банке. Вариантов хватает.

— Смахивает на богохульство, — сглатываю. — Твое сравнение.

— Нет. Это просто чистая правда.

— Ну ты ведь верующий человек. Соблюдаешь пост, чтишь традиции. Я часто думаю, ты и от меня нечто похожее ждешь. Даешь время принять твой образ жизни, твою религию. Действуешь по-умному: приучаешь, приручаешь постепенно. Угадала?

— Мимо, — отрицательно мотает головой.

— Но разве согласно твоим традициям я могу исповедовать другую веру? Если судить по правилам, то учитывая твой высокий статус, я должна принять религию твоего рода. А в противном случае я не считаюсь твоей женой.

— Я немного изменил правила игры.

— Воля клана менее важна, чем твоя личная?

— Я учусь на чужом опыте, — усмехается Рустам. — Есть у меня друг, который круто огреб с этой темой. Не каждая женщина готова легко и просто поменять религию, даже если совсем не производит впечатление глубоко верующей.

— История закончилась плохо?

— Отлично. Только пришлось разгрести кучу дерьма. В итоге мой друг постарался довести свой статус вожака до такого уровня, чтобы оказаться над традиционными порядками.

— Ты тоже так сделал?

— Ну, — протягивает неопределенно. — Я устроил все с прицелом на то, чтобы разница официальной веры между мной и моей женой вообще перестала иметь значение. Никому нельзя поднимать эту тему. Моя супруга — мое личное дело. Но я обязан показывать пример другим. Соблюдать традиции: держать пост, совершать молитву, выполнять правила, установленные предками.

— Любопытно, что можно чтить одни порядки, а после игнорировать другие.

— Вот я и сказал, — усмешка гаснет, голос звучит абсолютно серьезно. — Ты — моя религия. Другим об этом знать необязательно, однако они и без дополнительных пояснений суть улавливают. Твое имя нельзя трепать. Даже просто смотреть на мою супругу никому не разрешается. Тебе никогда и ничего не придется менять.

— Это радует, — роняю тихо.

— Самые жестокие и кровопролитные войны происходили ради религии. Чего только стоили Крестовые походы. Разумеется, верхушка неизменно преследовала шкурный интерес. Но желания предводителей мало для эффективной борьбы солдат. Нужно еще уметь дать верную мотивацию. В те времена религия с этим хорошо справлялась. Люди готовы были порвать за веру. Человек иной религии считался злейшим врагом. А про нынешнюю толерантность никто и не догадывался. О терпимости слышать не желали. Выжигали зло огнем и мечом. Каждый — свое зло. Две стороны одной медали.

— Я прежде не размышляла об истории в таком ключе.

— Я любого порву на куски, — чеканит. — За тебя.

— Надеюсь, мы будем жить мирно, — судорожно выдыхаю. — Когда-нибудь. Но я плохо понимаю, как это воплотить теперь. Ты для всего мира стал преступником. Убийцей.

— Они увидели мое настоящее лицо, — скалится. — Маска упала на пару секунд. Однако подобный поворот ничего всерьез не поменяет.

— Постой, ты о чем? Как это? Разве подобное может пройти мимо?

— Если честно, — щурится. — Уже прошло. Именно это я и планировал тебе сегодня показать. Включим телевизор или предпочитаешь изучить свежую прессу?

— Давай все, — отвечаю медленно. — По очереди: и телевизор, и газеты.

Пытаюсь разгадать секрет с лихорадочной скоростью. Что такого особенного могут показать на экране или на печатных страницах? Сообщат, будто Рустам выжил и согласился на сотрудничество со следствием?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я слабо представляю, как можно разрулить то, что мой супруг успел наворотить. Подвигов за ним значится много. Допустим, убийство Жаклин Верман удастся расследовать и доказать непричастность. Но с расправой над полицейскими, еще и осуществленной, когда они находились при исполнении служебных обязанностей, определенно ничего сделать не получится. Такое не вычеркнуть и не исправить. Обреченная на провал затея. Абсолютно бредовая.

— Идеальный момент, — говорит Рустам, глядя на часы. — Сейчас как раз будет повтор моей любимой передачи. Ее транслируют по всей Европе. В Штатах тоже показывают.

— А у нас?

— А на Родине и без того все знают обо мне то, что им положено знать, — произносит супруг и жмет на кнопку пульта.

Еще никогда прежде час моей жизни не пробегал с такой скоростью. Вообще далеко не сразу замечаю сколько времени уходит на просмотр. Ловлю каждую секунду, каждый кадр.

В начале создается впечатление, будто я схожу с ума. Слишком безумно и невероятно выглядит поведанная на экране история. Но это ощущение быстро проходит. Диктор повествует о фактах с такой нерушимой уверенностью, что если бы я понятия не имела насчет реального положения вещей, точно бы поверила настолько серьезному мужчине, который облачен в элегантный костюм. Помимо весьма убедительной манеры подавать информацию отмечаю наличие огромного количества доказательств. Тут и съемки скрытой камерой, и прежде засекреченные фотографии, и фрагменты бесед с разными свидетелями и участниками событий. От громких имен голова идет кругом. Я плохо разбираюсь в политике, но персонажи до такой степени известны, что любой человек слышал о них. Не обходится и без глав крупных корпораций. Затронуто огромное число объектов. Чем дальше, тем больше подробностей сообщается. Происходящее растет, точно снежный ком. Набирает серьезные обороты. Превращается в настоящую лавину. Подробности секретной спецоперации способны поразить самое смелое воображение.

Проклятье. Разбудите меня. Неужели это действительно происходит?

Дьявол. Не верится. Разумеется, я в курсе талантов своего супруга. Он из любой ситуации выкрутится. Однако улизнуть из подобной ловушки — сказка. Фантастика. Даже сжимаю кулаки, вонзаю ногти в ладони, пробуя сбросить дурман после всего увиденного.

Когда репортаж завершается и наступает черед рекламной паузы, Рустам подает мне несколько газет и журналов. На некоторых красуется исключительно его лицо, на некоторых группа мужчин собрана — коллаж из нескольких снимков. Некоторые ограничиваются громадными заголовками на черном или красном фоне.

«Преступный синдикат». «Афера века». «Волки в овечьей шкуре — как политики и бизнесмены спонсируют терроризм».

Я просматриваю статьи, которые в чуть более сжатой форме подтверждают ту информацию, которая транслировалась по телевизору.

— Как ты умудрился такое провернуть? — выдаю наконец.

— Я действовал не один, — отвечает Рустам с таким видом, будто это все сразу объясняет. — Пришлось напрячься. Изначально на финальную стадию отводился длительный период. Примерно полгода. Но форс-мажор нас подогнал.

— Что изменилось?

— Облава началась быстрее, чем я ждал. Меня закрыли очень оперативно, даже не дали шанса красиво завершить подготовку. Ну а в целом я не хотел пропустить свои похороны. Да и долгую разлуку с тобой не представлял. Скоро родится наш ребенок. Скрываться станет проблематично. И что будет за жизнь, если придется таиться по углам? Пусть другие жмутся в подворотнях, боясь выйти на свет. Это прерогатива крыс.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я опять листаю материал. Пальцы нервно подрагивают. Картина формируется все четче, собирается по фрагментам.

Официальная версия следствия оказывает эффект разорвавшейся бомбы. Подозреваю, реальная история вызвала бы куда больший резонанс, но мир и так гудит на полную.