Никогда не говори: не могу - Сергей Донской

– Я сам ему представлюсь, – пообещал Бондарь, шагая к двери в кабинет.

– Но так не положено!

– На «не положено» с горкой наложено!

Бондарь умышленно выдал грубую армейскую шутку, чтобы хорошенько ошеломить офисную цацу. Результат превзошел ожидания. Секретарша, вознамерившаяся встать с креслица, плюхнулась обратно.

Беспрепятственно проникнув в кабинет, Бондарь стремительно приблизился к серповидному столу Стародворского, сунул ему под нос удостоверение и потребовал:

– Предупредите секретаршу, чтобы нам не мешали. Предстоит важный разговор.

– О чем? – спросил заместитель директора после того, как отдал соответствующую команду по селекторной связи. Со своей артистической шевелюрой походил он на раздобревшую бабу, нарядившуюся в мужской костюм. Его подслеповатые глаза, беспрестанно мигающие за линзоподобными стеклами очков, таили в себе глубоко спрятанный страх и крысиную злобу.

«Бывший шестидесятник, – безошибочно определил Бондарь. – Кухонный диссидент. Ловил по ночам «Голос Америки», разучивал на гитаре песни Галича, якшался с такими же свободолюбцами-единомышленниками, а потом строчил на них доносы, зарабатывая себе право почитывать в сортире «Архипелаг ГУЛАГ». Скользкая личность».

– Потрудитесь назвать цель своего визита, – потребовал опомнившийся Стародворский. – И предъявите ордер, если таковой у вас имеется. Иначе можете считать аудиенцию законченной.

– А разве вы не догадываетесь о цели моего визита? – иронически поинтересовался Бондарь, игнорируя требование предъявить ордер, которого у него не было. Его взгляд, скользящий по интерьеру, казался ленивым, но на самом деле Бондарь выискивал зацепку, благодаря которой можно было припугнуть хозяина кабинета.

Тот мало-помалу распрямлялся в своем кресле, напоминающем то ли надувной матрац, то ли стеганое одеяло. Канцелярских принадлежностей на его светлом столе полумесяцем было столько, что впору мелкооптовую торговлю открывать. Бумаги тоже хватало – и писчей, белоснежной, и затрепанной синьки с чертежами, и картонных скоросшивателей, и ватманских рулонов. Настоящий кладезь для сборщика макулатуры.

Не обнаружив на столе ничего интересного, Бондарь перевел взгляд на стену, увешанную дипломами, грамотами и фотографиями, запечатлевшими Стародворского в компании разных известных личностей. Центральное место коллажа занимал снимок с главным архитектором печально известного аквапарка «Трансвааль». Седобородый архитектор позировал с замдиректора «Седьмого неба» не то чтобы в обнимку, но плечом к плечу.

– Не говорите со мной загадками, – перешел в контрнаступление Стародворский, сделавшись еще больше похожим на распатланную бабу. – Времена, когда гэбисты могли позволить себе запросто врываться к честным гражданам, давно закончились.

– Времена закончились, а исторические документы хранятся, – обронил Бондарь, следя за реакцией собеседника.

Тот стремительно побледнел. Намек попал в точку.

– Какие документы? – визгливо спросил Стародворский.

– Разные. Подписки о добровольном сотрудничестве, письменные донесения. – Бондарь подмигнул собеседнику. – Всякое дерьмо. Копни – потом век не отмоешься.

– Вы шантажировать меня собрались? Не выйдет!

– Нет, Казимир Яковлевич. Вынужден вас огорчить. Я пришел говорить не о делах давно минувших дней. Речь пойдет о событиях не столь отдаленных. Свежих в памяти народа.

– Ничего не понимаю, – пожаловался Стародворский своим плотно переплетенным пальцам.

– «Трансвааль-парк», – вкрадчиво произнес Бондарь.

– Что – «Трансвааль-парк»?

– Он обрушился, унеся немало человеческих жизней.

– Это было бог знает когда! И потом, при чем тут я?

– Не далее как вчера, – приступил к импровизации Бондарь, – главный архитектор рухнувшего здания… Вы ведь были близко знакомы, кажется?

– Почему непременно близко? – занервничал Стародворский. – Что значит: «близко»? Ну, учились вместе, ну встречались впоследствии, конечно, ну, общались…

– Ну, песни распевали, – продолжил Бондарь.

– Какие песни?

– «Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке». Я не ошибаюсь?

– Да разве упомнишь все, что мы пели в студенческие годы? – Стародворский занялся протиранием очков, едва не уронив их на стол. – И потом, разве введена цензура? Кому какое дело, что я пел и с кем?

– Никакого дела, – согласился Бондарь. – Но именно так архитектор выразился на допросе. Не хочу, говорит, пропадать в одиночку. Пусть, говорит, все причастные лица вместе со мной кашу расхлебывают.

Стародворский все-таки уронил очки. Когда он вновь водрузил их на нос, одно из стеклышек оказалось слегка надтреснутым. Не давая ему опомниться, Бондарь продолжал говорить, подпуская туману и нагоняя страху. К концу его спича ситуация выглядела таким образом, что Стародворский являлся чуть ли не главным виновником катастрофы.

– Но я абсолютно не причастен к проектированию аквапарка! – воскликнул он.

– Но вы ведь консультировали архитектора? – гнул свою линию Бондарь, как это делал бы на его месте туповатый, но настырный служака.

– Боже упаси! – взвился Стародворский. – Он сам кого хочешь проконсультирует. Таких специалистов еще надо поискать.

– Да уж. Таких специалистов непременно нужно искать и выявлять. Пока они не натворили непоправимых бед.

– Опять двадцать пять! Меня и близко не было возле проекта «Трансвааль-парка».

– Странно, – произнес Бондарь, скорчив мину, которая отлично подошла бы к физиономии полного недоумка.

– Что вам кажется странным? – нервно осведомился Стародворский.

– Я тут поинтересовался вашими работами. В частности, жилым домом «Кутузов». Или его вы тоже не проектировали?

– Почему? Как раз его-то я проектировал.

– Ага! – торжествующе произнес Бондарь. – Так я и думал. Крыша на «Кутузове» стеклянная. А в «Трансваале» какая была? Тоже частично стеклянная. Что из этого следует?

– Чушь какая-то, – страдальчески произнес совершенно запутавшийся Стародворский. – Нельзя же так по-дилетантски подходить к вопросу, честное слово. У планетария крыша стеклянная, ну и что?

– Мы с вами не про планетарий разговариваем, Казимир Яковлевич.

– А про что?

– Давайте я облегчу вам задачу, – предложил Бондарь, – а то, как я посмотрю, вы совсем запутались.

– Запутался, – плаксиво подтвердил Стародворский. – Я в полной растерянности. Зачем архитектору понадобилось впутывать меня в свои дела? Друг детства, называется.

– О нем позже. Сейчас расскажите мне о крыше «Кутузова». В общих чертах. Как она крепится, из чего сделана, какое стекло применено при строительстве…

– Зачем вам это?

Если секунду назад Бондарь выглядел тугодумом, то теперь он стремительно превращался в законченного дебила.

– А я послушаю, – важно произнес он, – запомню, а потом сравню параметры с теми, которые зафиксированы в протоколах.

– Пара-аметры, – передразнил оживший Стародворский. – Зафикси-ированы. Вы же ровным счетом ничего не смыслите в архитектуре. Между конструкцией аквапарка и жилого дома нет ничего общего. Это совершенно разные вещи.

– Вот и докажите, – быстро сказал Бондарь. – Сможете доказать? Учтите, это в ваших же интересах.

– Пожалуйста. Как известно, при строительстве «Трансвааль-парка»…

– Меня интересует кровля «Кутузова». Она ведь наполовину остеклена, если я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – подтвердил Стародворский. – Весь верхний этаж принадлежит одному владельцу, так что крыша планировалась и возводилась с учетом его пожеланий. Он устроил себе там настоящий зимний сад.

– Его фамилия Кочер?

– Да, кажется. Так вот, перед нами встала непростая задача. – Оседлавший любимого конька, Стародворский говорил все увереннее, все быстрее. – Для остекления зимнего сада были использованы специальные профильные двухкамерные стеклопакеты с низкоэмиссионным покрытием.

– Низко…э-э? – Бондарь наморщил лоб.

– Низкоэмиссионным, то есть энергосберегающим. Оно не пропускает инфракрасные лучи и тем самым задерживает тепло внутри. Понимаете?

– Не дурак.

С сомнением взглянув на Бондаря, Стародворский продолжал:

– Благодаря покрытию воздух под стеклянной оболочкой нагревается естественным путем до такой степени, что теплолюбивые растения прекрасно себя чувствуют и во время холодов. Кроме того, идеальный зимний сад должен иметь наклон кровли 30–40 градусов, так как в таком случае он лучше всего улавливает солнечную энергию. Чем круче кровля, тем лучше дождь смывает с нее грязь. – Стародворский забросил ногу на ногу, поигрывая карандашом. – Другим важным аспектом является проветривание. Вентиляция зимнего сада в доме «Кутузов» осуществляется через форточные проемы в кровле.

– Как они открываются? – спросил Бондарь.