День, когда пала ночь - Саманта Шеннон

– Как доберемся до Элдинга, я пошлю тебя с этим письмом в Инис. Сообщение чрезвычайной важности, оно должно как можно быстрее попасть к королеве Сабран.

– Будет исполнено, – обещал Вулф.

С отчетливым впечатлением, что его сейчас попросили заткнуть глотку одной добродетели во имя другой, он повернулся к двери, но остановился, услышав снаружи шум.

Бардольт поднял голову на приглушенный стенами вопль.

– Пьянчуги! – буркнул он. – Разгони их, Вулф, не то всех подряд вызову на поединок.

– Да, государь.

Открывая дверь, Вулф ожидал увидеть пьяную драку; с первого взгляда ему почудилось, что это она и есть. На дальнем конце палубы костровые корзины освещали сцепившихся людей. Когда среди них мелькнуло что-то белое, Вулф напрягся, ощутив в животе холодный ком.

Иссин кричала, будто ее драли на куски. Когда она вырвалась из свалки, Вулф увидел ее голые руки: от кончиков пальцев до локтя кожа алела, словно покрытая яркой краской.

«Начинается с красноты на пальцах…»

Болезнь. Она догнала их.

Новый страшный вопль Иссин. Она дергалась всем телом, словно зло передразнивала плясунов.

– Помогите, – стонала женщина. – О боги, спасите! Жжет! Я горю!

– Помогите ей! – крикнули в толпе, но как помочь, никто не знал.

Иссин поскользнулась и рухнула, заколотила по настилу кулаками. Приподнявшись на колени, она с невероятной силой рванула свое облачение. Эйдаг ахнула. Иссин с бешеными глазами, закапав слюной подбородок, разодрала домотканое сукно и осталась в одной сорочке. Старуха принялась терзать ее, цепляя ногтями ткань и кожу, в кровь раздирая горло.

– Выпустите, – всхлипывала она со сведенным мукой лицом. – Духи, выпустите его!

– Что выпустить? – крикнул Велл.

– Огонь, весь огонь! – Она стала рвать на себе волосы. – Разве не видите, я горю!

Этот вопль шел из самого нутра – звериный и одновременно слишком человеческий. Вулфа от каждого ее вскрика пробирал болезненный озноб. Иссин рвала окровавленные седые космы, раздирала лицо ногтями, а потом поползла по палубе с пеной на губах.

Эйдаг с Карлстеном, обнажив мечи, встали плечом к плечу.

– Именем короля! – гаркнул Карлстен. – Не подходи!

Он растянул губы, смотрел круглыми глазами:

– Ни с места!

– Государь, мой король! Добрый король! – Она задыхалась от боли. – Помоги мне. Убей!

– Держите ее! – заорал кто-то.

Карлстен шагнул ей наперерез.

– Нет, Карл, нет! – выкрикнул Трит. – Не тронь ее!

Иссин потянулась к Карлстену. Тот отшатнулся, и тогда она с размаху ударила кулаком Эйдаг, которая, вскрикнув, метнулась в сторону.

– Что за шум, во имя Святого? – взревел вышедший из каюты король Бардольт.

Иссин, увидев спасителя, кинулась к нему, и между нею и королем остался один Вулф. Он, не раздумывая, ухватил женщину за запястье и вогнал ей в живот меч.

Мир замер. Ее лицо было на расстоянии шепота, он чуял ее пот и известковую гниль на зубах. Он увидел, как мелькнувшие на лице изумление и ужас перешли под конец в улыбку. Она большим пальцем, едва ли не с нежностью, погладила его по щеке и повалилась.

Молчание пало на палубу тяжестью снегопада. Эйдаг, прижавшись к мачте, несмело ощупывала себе челюсть. Велл встал на колени рядом и рукой в перчатке коснулся ушибленного места.

– Назад, Велл! – рявкнул король, и Велл отпрянул. – Эйдаг, она тебя касалась?

Эйдаг испуганно закивала.

– Карлстен?

– Нет. – Карлстен скрипнул зубами. – Иссин не снимала перчаток. Она взошла на корабль, уже зная, что больна.

Вулф не отрывал глаз от лакированного кровью клинка. Его свободная рука – правая – дрожала. Он перевел взгляд и сквозь пелену в глазах посмотрел на убитую им женщину.

– Капитан, дайте другим кораблям сигнал ждать, – велел король; его ноздри раздувались при каждом вздохе. – Те, кого коснулась Иссин, будут сидеть в каюте, пока мы не дойдем до Элдинга. И ты тоже, Велл. Мы не знаем, как передается болезнь.

Он с горьким сожалением взглянул на тело старой подруги:

– Вы, остальные, столкните труп в реку. Веслами. Пальцем к ней не прикасаться.

28

В последних днях лета для Глориан горечь всегда мешалась со сладостью. С одной стороны – любимый пир Доблести: шесть дней турниров, кабаньей охоты, борцовских поединков, и дни эти красивы как никогда, особенно в замке Глоуэн. На полянах кивали, раскачиваясь, полевые цветы; воздух пахнул облепившими оконные проемы медовыми сотами.

С другой стороны, в эти дни всегда уезжал отец. А в нынешнем году он и вовсе не появился.

Она сидела с Джулиан у мраморного фонтана. В основании черепа затаилась боль. Еще с весны в ее снах стала появляться далекая, одетая в тени и туманы фигура. Она не двигалась, не заговаривала. Сновидения нагоняли холод, словно Глориан спала не на постели, а на снегу.

Между тревожными ночами лениво тянулись дни. Отчего такая жара, никто не понимал, ведь солнце светило совсем слабо. Оно, одетое мглой, порой окрашивалось мутным багрянцем, и края диска казались острыми, как лезвие.

Ее шестнадцатилетие отпраздновали скромно. Не было ни послов из других стран, ни танцев, ни республиканцев, ни мыслей о браке и ребенке.

Прошел еще год, а обручение все не давало ей покоя. Иногда ей хотелось отделаться от обещания, хотелось походить на лебедей или волков, выбирающих пару на всю жизнь природным чутьем. Рыцарь Верности повелел каждой душе связать себя брачными узами с другой. Многие находили в том счастье, она же не могла отбросить тревоги.

Насколько бы ей проще жилось, будь у нее желания, как у всех.

Глориан посмотрела на своих дам. Хелисента в тени каштана трудилась над героической поэмой. Адела, откинувшись на древесный ствол, отправляла в рот поздние вишни. Хелисенте случалось подсовывать в карман или под дверь девицам стихотворные послания, но дальше того ее ухаживания не шли. Адела вовсе никем не интересовалась.

А вот Джулиан вечно искала спутника жизни и в выборе была свободна. Ее старший брат, наследник княжества, уже обзавелся потомством и предоставил сестре поступать, как ей угодно.

– Что тебя тревожит? – спросила она Глориан.

– Ничего. – Встретив взгляд Джулиан, принцесса вздохнула. – Может, об этом лучше рассказать в святилище.

– Что, совершила страшный грех?

– А как же, и не один.

Они замолчали при виде подошедшей Сильды Йеларигас – в платье из белого шелка, которое подчеркивало ее медную кожу и черные волосы, волной стекавшие на плечи.

– Доброго утра, дама Глориан, – на искалинском поздоровалась Сильда. – Нельзя ли мне поговорить с дамой Хелисентой?

– Конечно, – на том же языке ответила Глориан, – если она не против.

Хелисента встала, заткнула за пояс пергамент. Подойдя к искалинке, она взяла ту под руку. Глориан проводила их взглядом.

– Как благородный Осберт? – обратилась она к Джулиан.

– Пишет часто – и выразительно.

– Ты могла бы за него выйти.

– Рано еще. Мама сказала, до двадцати никаких свадеб. Глориан, – ласково сказала подруга, – браки редко заключают раньше семнадцати. Пойми, ничего такого нет в том, что тебе пока не хочется.

«А если никогда не захочется?»

От необходимости отвечать Глориан избавили двое подошедших герцогов Духа. По дорожке шагали Робарт Эллер и рослый, как башня, Дамад Штиль –