Избранный - Бернис Рубенс

немногим его старше: им было не о чем говорить. Он приходил именно к ее отцу. Джон обожал слушать его рассказы и за годы общения нахватался вершков еврейской традиции.

Однажды Эстер отправилась в библиотеку сразу после школы и засиделась, потому что лил дождь. Стол Джона стоял в центре читального зала, и Джон восседал за ним в окружении телефонов и папок с документами. Она заняла место на скамье точно напротив его стола — без всякого умысла, потому лишь, что только оно и было свободно. Эстер читала без особого интереса, дожидаясь, когда же закончится дождь. То и дело, отрываясь от книги, поглядывала в окно, а один раз посмотрела на сидящего за столом Джона, и ей показалось, что он тоже на нее смотрит. Эстер уткнулась в книгу, притворилась, будто читает, но вскоре опять подняла голову: Джон по-прежнему смотрел на нее. Она уткнулась в книгу, но и там видела его. Эстер почувствовала, что ее трясет. В напечатанном тексте ей мерещилось лицо Джона: так свет лампы с первого же взгляда остается на сетчатке. Она впервые отметила, что у него густые темные волосы, высокий лоб, а взгляд кроткий, как у женщины. Она боялась поднять на него глаза. С силой уперлась ногами в пол, чтобы унять дрожь. Ее охватила тревога, захотелось вскочить и уйти из библиотеки, не оборачиваясь на Джона. Она встала из-за стола, опасаясь, что ее дрожь заметят, направилась к двери, но тут он окликнул ее. Она замялась, чувствуя, что возвращаться опасно, но потом сказала себе: было бы невежливо делать вид, будто она не расслышала. Она направилась к его столу; от мучительной нарастающей боли ноги отказывались сгибаться. Она уже не видела в нем друга семьи. Сейчас невозможно было представить его в этой роли. Эстер приблизилась к столу Джона, и он спросил себя, сумеет ли еще когда-нибудь прийти к ее отцу.

— Я живу напротив, — сказал он. — Можете переждать дождь у меня в квартире. А то вымокнете, пока доберетесь до дома. Я приду примерно через полчаса.

Он мог бы и не придумывать предлог. Эстер взяла ключ и карточку, на которой он нацарапал адрес, так, будто она это предвидела, будто они давно условились обо всём, и ушла дожидаться Джона.

Это было начало — точнее, подтверждение начала. Они встречались почти каждый день после школы. Порой даже осмеливались прогуляться, но обычно сидели у него дома: это более соответствовало их тайной связи. Они были по уши влюблены, хотя заговорить о будущем ни он, ни она не отваживались. Джон не хуже Эстер понимал, что брак между ними невозможен. Порой Эстер отказывалась признавать эту невозможность и в такие минуты предлагала Джону порвать отношения. Недели две или три они избегали друг друга, после чего неизменно сходились снова.

До того самого дня, когда Давид посмотрел на Эстер в синагоге, ее дружба с Джоном продолжалась без малого два года. Эстер ответила на чувства Давида больше из благодарности, рассчитывая с его помощью высвободиться из отношений, обреченных на несчастливый конец. Она стала реже видеться с Джоном и изо всех сил старалась полюбить Давида, хотя и вынуждена была признаться самой себе, что это невозможно. Тем не менее она приняла его предложение, рассчитывая, что законный брак в конце концов избавит ее от любви к Джону. Но ее мучило, что она лжет и себе, и Давиду; чтобы скинуть это невыносимое бремя и найти хоть какой-нибудь выход, Эстер решилась поговорить с Норманом. Родители и слушать не стали бы, а Белла не поняла бы, поэтому Эстер выбрала именно Нормана, которого недолюбливала, однако же уважала за разум и проницательность.

Как-то раз они остались дома одни, и Эстер сразу заговорила о главном.

— Я не люблю Давида, — сказала она. Ей показалось, что Норман улыбнулся, но она приписала это смущению из-за несвойственной им откровенности. — И никогда не полюблю, — добавила Эстер.

— Тогда зачем ты собираешься за него замуж?

— Иначе нельзя, — объяснила она. — Только так и можно разорвать с другим.

— Это Джон? — уточнил Норман.

— Откуда ты знаешь?

— Догадался. Года два? — Эстер показалось, что в голосе Нормана сквозит самодовольство. — Не бойся, — добавил он. — Никто ни о чем не подозревает.

— Но ты-то откуда узнал?

— Я часто бываю в библиотеке. Джон ничего мне не говорил, но он так о тебе отзывается, что несложно понять. Да ладно тебе, — рассмеялся он, — вы же созданы друг для друга. Признай это наконец.

Она была безмерно благодарна ему за то, что он не только понимает, но и одобряет их отношения.

— Не могу же я выйти за него замуж, — сказала Эстер.

— Почему?

Она возмутилась его черствости.

— Не могу же я так обойтись с мамой и папой. С мамой еще ладно, но с папой? Это разобьет ему сердце.

— Не так-то просто разбить родителям сердце, — возразил Норман. — Побушуют да успокоятся. Если вы друг друга любите, ты так и должна поступить.

— Не могу, — ответила она. — Они никогда меня не простят. И что будет с Давидом? Что он почувствует?

Норман подался к ней.

— Ты правда хочешь это знать? — спросил он. — Ты правда хочешь знать, что почувствует Давид, если ты не выйдешь за него замуж?

Эстер удивилась, что Норман всерьез воспринял ее вопрос.

— Да, — неуверенно проговорила она. — Я хочу знать, что он почувствует.

— Облегчение, — ответил Норман. — Полное и безусловное облегчение.

Эстер недоуменно уставилась на него.

— Послушай, — продолжал он, — если бы это тебя не касалось, я бы даже не заикнулся, но это тебя касается, причем самым непосредственным образом. Я надеялся, что ты сама обо всём догадаешься. Видишь ли, Давид, — он говорил медленно, подчеркивая каждое слово, — Давид собрался жениться на тебе затем же, зачем и ты собралась за него замуж. Он тоже хочет избавиться от влечения.

— У него есть другая? — спросила Эстер, и в душе ее шевельнулась ревность. — Но тогда мы только выручим друг друга. Мы с самого начала можем быть честны друг с другом.

— В общем, — продолжал Норман, — не всё так просто. Его влечение несколько отличается от твоего.

— Да в чем дело-то? — уточнила Эстер, досадуя на собственную непонятливость.

— Ты разве не догадываешься? — удивился Норман. — Ты ведь давно его знаешь.

Эстер понятия не имела, какое такое замысловатое и причудливое влечение имеется у Давида.

— Нет, не догадываюсь, — ответила она. — Сам скажи.

— Возможно, тебя это шокирует, — начал Норман. — Но другой женщины у него нет. — Он примолк, рассчитывая, что Эстер вот-вот сообразит, о чем речь, но она всё так же