Прими день грядущий - Сьюзен Виггз

Хэнс прошел через коридор в комнату родителей и, обойдя все еще пустующую кровать, взял малышку на руки. Вдыхая теплый молочный аромат ее тельца, он потерся подбородком о прядки чудесных светлых волос и вздохнул. Узнав брата, девочка тут же успокоилась у него на руках.

– Ну что ты, малышка? – прошептал Хэнс. – Что тебя испугало?

Она сонно моргнула, засунула в рот свой крошечный палец и так посмотрела на Хэнса, что его сердце переполнилось любовью. Он взял из колыбели одеяло, завернул в него девочку и опять спустился с ней по «черной» лестнице в теплый темный двор.

Стояла мягкая ночь позднего лета, наполненная голосами кузнечиков, древесных лягушек, запахами созревающего урожая и горного лавра. Молодая луна, держа в объятиях старую, красовалась на усеянном звездами небе. Она висела над Голубыми горами, освещая их волнистую гряду. За забором возвышался таинственный лес: череда дубовых зарослей, опушек и кустарников, которые питались от мощной системы рек и ручейков.

– Видишь это, Мэтти? – спросил Хэнс. – Это Голубые горы, а за ними – огромная часть Вирджинии, которую мы с тобой еще не знаем. Но мистер Даниэль Бум однажды прошагал ее вдоль и поперек.

Матильда махнула пухлым кулачком в сторону гор. Хэнс по-своему истолковал ее жест:

– Я тоже хотел бы отправиться за горы, на другой конец света. Обещаю, что однажды я сделаю это и тебя возьму с собой, сестричка.

Малышка повернулась и с тихим звуком, очевидно, выражающим согласие, спрятала лицо на плече брата.

– Боже, как же я люблю тебя, Мэтти, – тихо признался Хэнс.

Она была единственным человеком на земле, кому он мог сказать эти слова. Хэнс улыбнулся, погладив мягкую щечку девочки. Сестренка ответила ему без слов: взглядом круглых глаз и довольным мурлыканьем.

ГЛАВА 16

Часы над камином непрерывно тикали, нарушая своим вековым ритмом зловещую тишину лома. Солнце уже сияло над землей у подножья Голубых гор, но Женевьева и Рурк сидели, охваченные холодом ужаса.

С улицы доносился другой ритм: стук топора Люка, вновь и вновь опускающегося на полено. Это был его собственный путь борьбы с трагедией, происходящей под крышей дома, путь освобождения своего сознания от всего, кроме протеста невыносимо болевших мускулов.

Под окном, стараясь перекричать рыдания Израэля, шумно ссорились Хэнс и Ребекка.

– Скоро она станет ангелом, – настаивала Ребекка.

– Неужели? – ядовито отвечал Хэнс. – А кто же, по-твоему, сейчас Мэтти? В возрасте трех лет уже порождение дьявола, что ли? Господи, Бекки, какая же польза от всех твоих молитв и гимнов, если твой Бог допускает такое?

– Хэнс, – оборвала его сестра. – Подумай, о чем ты говоришь! Ты же богохульствуешь!

Хэнс презрительно фыркнул, потому что девочка с трудом выговорила это слово. Однако когда сестра начала плакать, он немного смягчился.

– Иди и молись, Бекки, если тебе от этого легче но не ожидай, что я тоже присоединюсь к тебе. Мэтти всегда была ангелом, она и сейчас – ангел. И никакие псалмы не убедят меня в том, что то, что происходит с ней – справедливо.

Женевьева мысленно согласилась с Хэнсом, не в силах оторвать глаз от младшей дочки, которая, вся красная от жара, лежала у нее на руках и тяжело дышала. Этот кошмар продолжался уже два дня.

– Дай мне ее, милая, – срывающимся от усталости голосом попросил Рурк. – Ты бы съела что-нибудь и поспала.

– Нет-нет. Мне так мало осталось побыть с ней.

Женевьева даже вздрогнула от собственных слов, потому что невольно высказала ужасную, темную, все переворачивающую правду. У Матильды была легочная лихорадка, которая со страшной скоростью съедала ее только что начавшуюся жизнь.

– О Боже, Рурк, – простонала Женевьева. – Я больше не в силах вынести этого.

Ее голос прозвучал удивительно ровно, точно придавленный ужасом.

– Я понимаю, – с трудом произнес Рурк, сдерживая готовые вырваться наружу рыдания. – Я знаю, но здесь мы абсолютно беспомощны.

У них побывали и доктор из города, и Мими со своими индейскими снадобьями, и Мимси Гринлиф, которая потеряла от этой свирепой болезни одного из своих детей – все они оказались бессильны спасти малышку.

Рурк склонился над кроватью, на которой сидела Женевьева с дочкой, и обнял их обеих. Ощутив сквозь забытье присутствие отца, Матильда схватила его за рукав пылающей ручонкой. Ее глаза, крошечные голубые щелки на распухшем лице, смотрели, казалось, смущенно: девочка не могла осознать мучившую ее боль.

– Господи, спаси ее, – бормотала Женевьева, хотя и понимала всю тщетность молитвы.

Матильда слабела с каждой минутой; она была слишком маленькой и беспомощной, чтобы бороться с пожирающим ее огнем болезни.

Женевьева с трудом оторвала свой взгляд от ребенка и посмотрела на мужа:

– Неужели мы ничего не можем сделать?

– Ничего, – ответил он; ему хотелось бы как-то успокоить жену в эту минуту страшной боли и печали, но его собственное горе и беспомощность были так же велики, как и ее. – Это самое большое зло, которое нам только можно было причинить, Дженни.

Слезы Женевьевы капали на одеяло, прикрывающее дочурку.

– Господи, как мы будем после этого жить? – сокрушенно спросила она.

– Не знаю, милая, не знаю. У нас есть еще другие дети, – напомнил Рурк погасшим голосом, прекрасно понимая, что драгоценность других детей не сможет заполнить ту пустоту, которую оставит в их жизни смерть Матильды.

Неожиданно в коридоре раздался протестующий голос Мими, затем дверь распахнулась, и на пороге появился Хэнс.

– Нет, Хэнс! – закричала Женевьева, инстинктивно прижимая к себе дочку – Это же лихорадка…

– К черту лихорадку! – прорычал Хэнс. – Я уже устал находиться в неизвестности.

Женевьева снова попыталась остановить сына, но вмешался Рурк.

– Пусть войдет, – спокойно сказал он и жестом подозвал Хэнса к кровати.

Мальчик благодарно посмотрел на отца, но подошел не сразу. Он боялся не болезни, а того, что увидит. Женевьева отвернула простыни, открывая горящее жаром лицо ребенка.

Хэнс прерывисто вздохнул: даже самые мрачные фантазии не могли подготовить его к этому. Матильда выглядела невыносимо хрупкой; ее дыхание шелестело, словно мертвые листья на ветру, прикосновение к ней обжигало.

Женевьева прочитала на лице Хэнса недоверие и неприкрытый ужас, который затуманил его небесно-голубые глаза.

– Она очень больна, Хэнс, – тихо сказала женщина.

– Она же умирает! – сорвалось с губ мальчика. Рурк положил руку на плечо Хэнса:

– Мы ничего не можем поделать, сын. Нам остается только ждать и поддерживать друг друга.