Если свекровь – ведьма - Лилия Касмасова

– Инспектор, – капризно сказала Мелисса, пока что меня не заметившая, – не могли бы вы намазать мне спинку кремом от солнца…

О боже. Какой избитый, глупый и пошлый прием! Да и солнце уже садится.

– Полежите минут пятнадцать на спине, – отозвался Бондин, поворачивая голову, – солнце сядет, и крем вам не понадобится… – Он заметил меня: – Вика? – Живо приподнялся, сел. – Решила поплавать все же?

Белобрысая Крыса тоже повернулась и хмуро посмотрела на меня.

– Я не умею плавать, – ответила я.

– В таком-то возрасте, – заметила блондинка.

– Тут странный песок, правда? – сказал мне Бондин и пересыпал похожий на порох песок ладонью.

– Правда, – сказала я, подходя к нему.

– Это остатки вулканической деятельности, – сказал Бондин.

Я присела рядом с ним, бросила кроссовки. Погладила теплый песок ладонью, сказала:

– Откуда ты знаешь?

Он положил ладонь поверх моей руки, сказал:

– Читал где-то…

– А как там Миша? – раздался пронзительный голос Мелиссы. – Уже очнулся?

– Не знаю, – обернулась я, – иди проверь.

– И не боишься, что я его у тебя опять уведу? – язвительно сказала Мелисса.

– Без любовного зелья тебе это вряд ли удастся, – сказала я.

Крыса раздула тонкие ноздри, запыхтела, а потом сказала:

– Да. Но только потому, что он очень порядочный и не нарушит слово, даже если тебя не любит.

Миша порядочный. А вот я, кажется, нет. Не должна я так смотреть на Дениса Бондина. И вспоминать, как его губы прикоснулись к моим губам. Ведь я невеста! У меня свадьба в Новый год!

Моя ладонь выскользнула из-под ладони Дениса, я вскочила, сказала:

– Пойду я.

Он вскочил вслед за мной, проговорил:

– Я с тобой. Подожди, только оденусь.

– Нет, – помотала головой я. – Не ходи.

Схватила за шнурки свои кроссовки и быстро пошла обратно в сторону виллы.

Слышу, шуршит за мной кто-то. Бондин, в шортах и развевающейся рубашке, с остальной одеждой в руках, догнал меня:

– Поговорим?

– Нет.

– Да не беги ты так! Чего ты боишься?

Я остановилась. Посмотрела смело ему в глаза:

– Ничего я не боюсь. А у тебя там Мелисса не сбежит?

– Да куда она сбежит, – небрежно сказал он, – в браслете.

– А что браслет? – Мне было все равно, какие свойства у браслета, но я не знала, что говорить.

– Он антиугонный кроме прочего, к моему телефону пришвартован, дальше ста метров уйдет – сирена включится, – сказал он. Помолчал минуту, будто ожидая, что я скажу, потом заговорил сам: – Мы вернемся в поместье, я выясню все о побеге Мелиссы и Михаила, заберу виновного в департамент…

Значит, будет Далию арестовывать.

– И что? – сказала я.

– И мы больше не увидимся.

– Правильно.

Он посмотрел на меня:

– Правильно? Или – «я рада»?

– Я рада, – буркнула я.

– Ты его правда любишь, Мишу?

– Да. – Я глядела вдаль, на море, мимо него.

– Не обманывай себя.

– С чего ты взял, что я себя обманываю? – сорвалась я. – С чего ты вообще ко мне прицепился? Любишь – не любишь? Чего ты от меня хочешь? Я что, должна перед тобой отчитываться? Кажется, это не входит в обязанности инспектора? Или ты и инспекцию чувств должен провести…

Он вдруг взял и поцеловал меня. Уронил одежду на песок и обнял. А я стояла и не могла от него оторваться. И минуты тянулись вечно. А в ушах бухало сердце.

Через бесконечные сотни-сотни тысяч мгновений я отодвинулась от его теплой, с прилипшими песчинками, груди.

– Ты весь в песке, – машинально сказала я.

Он тихо засмеялся, отряхивая песок с себя ладонями:

– Извини.

– Я совсем запуталась, – сказала я ему. – Я должна подумать.

Его лицо стало отчужденным, замкнутым:

– Подумать…

Я сказала, сбиваясь:

– Я тебя совсем не знаю. Мы только вчера познакомились. Я не хочу…

– … разрушать устоявшиеся отношения… – угадал он то, что я собиралась сказать.

– … из-за непонятно чего, – договорила я.

Он усмехнулся горько:

– Я для тебя, получается, непонятно что…

Я хотела сказать ему, что вовсе не «непонятно что», а очень важный человек. Может быть, самый важный в жизни. Только вдруг я ошибаюсь? Вдруг постепенно выяснится, что мы совсем не подходим друг другу?

Он посмотрел на меня огорченно, а потом вдруг сказал:

– Жаль, я оставил очки в доме.

– Что? – не поняла я.

Он сказал еще более непонятно:

– Но я уверен, что они сейчас есть.

– Кто «они»? – растерялась я. – Очки?

– Поверни кольцо, увидишь.

Я повернула камень внутрь ладони. Все вокруг окрасилось серебристой дымкой, и в этой дымке между мной и Денисом вспыхивали и тут же гасли крошечные, но такие яркие золотые искры.

– Видишь их? – настойчиво спросил Денис, вглядываясь в мои глаза. – Ведь они есть?

– Ну и что, – сказала я безразличным голосом, но эти искры меня взволновали.

– Знаешь, когда они появляются?

– Ты же отказался просвещать меня на этот счет.

– Есть такое выражение, в людском мире: «Между ними искра пробежала»… Это от наших пошло. Они загораются в тот момент, когда возникает сильное взаимное чувство.

Ничего себе. Я стояла и смотрела исподлобья на Дениса и на золотые огоньки между нами.

Но искорки – это всего лишь искорки. Как там пелось в одной старой песенке: «Одна дождинка – еще не дождь…» Может, это всего лишь влечение, симпатия, да мало ли что! А с Мишей мы уже полгода вместе, мы жениться собрались!

Я отвернула перстень. И сказала:

– Ну и что.

– Ну и что?

– Да.

Он кивнул, подобрал одежду с серого песка и пошел прочь, но не туда, где осталась Мелисса, а вперед, вдоль берега.

Я долго смотрела ему вслед, как он бредет, долговязый и ссутулившийся. Потом вдруг испугалась, что он обернется, и пошла прочь от моря, от набегающей белой пены.

Ушла подальше, за камни, где песок был сухой. Вообразила небольшое покрывальце, и оно появилось, красивое, белое с синим, только… со своеобразным рисунком: посередине большое сердце, а в нем написано «Денис». М-да. Ладно, если я на него сяду, никто и не увидит, что там за кренделя. Да и нет тут никого.

Я устроилась на покрывале, думала о Денисе и Мише и глядела на золотисто-розовую игру бликов на волнах. И даже не помню, как уснула. День был трудный, все-таки. И долгий, дольше на три часа разницы времени между Москвой и Канарами.

Кто-то поднял меня на руки, я приоткрыла глаза, узнала знакомую футболку, обхватила руками шею. Шуршал и скрипел песок под его шагами, потом мы стали взбираться по бетонной лестнице к дому, и вдруг я поняла, что нас может увидеть Бондин. Тут я проснулась окончательно. Спрыгнула с сильных рук. Миша поддержал меня, чтобы я не упала. В одной руке его болтались мои кроссовки. Он сказал:

– Чего ты, Вик.

– Ты очнулся? – Я вглядывалась в его лицо.

– Да, – сказал он. – И отлично себя чувствую.

– И меня помнишь?

– Еще как.

– И любишь?

– Что за странные вопросы, – поморщился он.

– А ты ответь.

– Слушай, я не виноват, что она меня опоила.

Похоже, он полностью пришел в себя после зелий.

– Виноват, – сказала я.

– Да? И что я мог сделать?

– А не надо было отираться возле нее вчера весь вечер, и танцевать с ней было не обязательно.

– А что мне, по-твоему, надо было сделать? Сидеть с тобой, взявшись за ручки?

– Да хотя бы. – Я отобрала у него кроссовки и пошла в дом.

Он догнал меня и схватил за руку:

– Вика. Чего ты хочешь? Чтобы я просил прощения за то, в чем не виноват?

Я повернулась и посмотрела ему в глаза:

– А знаешь, говорят, любовное зелье не действует на того, кто уже влюблен.

– Ну какие влюбленности! Ты прямо как школьница! Хочешь сказать, я тебя не люблю, что ли? Мы с тобой уже живем полгода вместе! И ты уже приняла мое предложение замуж!

– Приняла, а теперь обратно отдаю! – сама не ожидая от себя такого, выпалила я.

– Ах, обратно! – крикнул Миша. А потом сказал зло: – Может, и к лучшему! Да если б мне бабуля не велела, я бы никогда на тебе не женился!

– Никогда? – Мои иллюзии о наших прекрасных отношениях разлетались в пух и прах у меня на глазах. Но он же взрослый мужчина. Как можно заставить жениться? Он говорит так, только чтобы обидеть меня. – Еще скажи, что она тебе пистолет к виску приставила!

– Она глава клана, – сказал Миша. – То есть тогда была главой. Все ей подчиняются.

– Значит, теперь ты должен подчиняться мне? – сказала я.

Он неприятно скривил рот:

– Главой клана может быть только член семьи. Если не будешь больше моей невестой, то и главой быть не сможешь!

Черт. Значит, я снова стану простушкой? Останусь без магии? Никаких тебе – щелк пальцами – и апельсины, елки и бриллианты?

– Милые ссорятся – только тешатся? – прозвучал вдруг ядовитый и в то же время приторный голосок. По лесенке поднималась с пляжа Мелисса. Она протянула Мише покрывало: – Кажется, это твоя невеста забыла.

Покрывало было аккуратно сложено – так, что в глаза сразу бросалось имя, написанное на нем. Миша взял его, прочитал: