Королева Виктория - Кристофер Хибберт

Ситуация значительно ухудшилась, когда в королевской семье родились другие дети, которые тоже Оказались более способными и умными, чем принц Уэльский. Так, например, когда ему исполнилось шесть лет, всем стало ясно, что его обгоняет даже принцесса Алиса, которая была на восемнадцать месяцев младше своего старшего брата и уступала по развитию старшей сестре Виктории. Королеве Виктории оставалось лишь лелеять надежду на то, что со временем мальчик подрастет, возмужает и, может быть, поумнеет. А между тем она всеми силами старалась уделять детям много времени и была, по словам леди Литтлтон, довольно строгой матерью, которая всегда находила больше слов для упреков, чем для поощрения. Она зорко следила за тем, чтобы придворные и воспитатели не давали детям никаких поблажек и прививали им такие ценные, по ее мнению качества, как простота, неприхотливость и уважение к старшим. Другими словами, королева хотела видеть своих детей «простыми, доступными и совершенно домашними». Она не без оснований считала, что ее дети должны полностью «соответствовать своему статусу и быть готовыми к любому общественному положению, вне зависимости от того, будет оно высоким или низким». А главной причиной всех бед современного ей мира королева считала «высокомерие, вульгарность и противоречащую истинному христианству гордыню». Именно поэтому их воспитывали в простой обстановке и даже еду готовили самую обычную, без каких бы то ни было королевских излишеств. Более того, младшие дети в семье вынуждены были донашивать ту одежду, которая досталась им от старших.

И все же, несмотря на свою строгость по отношению к детям, королева часто играла с ними, танцевала с принцем Уэльским кадриль, а в теплые летние вечера она отправлялась с сыном на пешие прогулки, во время которых пыталась помочь ему догнать по умственному развитию своих сестер. А когда дети играли в домашних спектаклях; королева с неусыпным вниманием наблюдала за действиями сына и часто помогала ему в выборе того или иного костюма. Иногда она неожиданно объявляла выходной день, и тогда все вместе отправлялись на пикник или плавали на лодке. «Дети, — пришла к заключению королева, — конечно, являются источником недовольства и разочарования, но в то: же самое время доставляют родителям немало радости и ярко освещают их жизнь». Однако она признавала, что не получает от общения с детьми никакого «особого удовольствия» и только в исключительных случаях находит с ними общий язык по самым сокровенным вопросам. Очень часто королева играла с детьми вовсе не из-за любви к ним, а просто из чувства материнского долга. Когда принц Альберт находился вдали от дома, королева и вовсе переставала обращать на них внимание, и тогда детям казалось, что «жизнь во дворце полностью прекратилась».

Поначалу двое старших детей обучались отдельно от остальных, и при этом особое внимание уделялось таким предметам, как английский язык, арифметика, история, правописание и география. Помимо этого каждый день в течение часа дети изучали немецкий и французский языки, что считалось совершенно необходимым для принцев королевской крови. Что же касается религиозного воспитания, то королева занималась этим только со старшей дочерью и совершенно игнорировала необходимость подобного воспитания для сына. Правда, сама она не находила достаточно времени для бесед на религиозные темы и предпочитала поручать это более сведущим людям. При этом напоминала священникам и воспитателям, что у детей должно выработаться надлежащее «уважение к Богу», основанное не на страхе перед ним, а на благоговении и почитании.

Однажды в королевской семье возник спор относительно того, как именно должны дети возносить молитву Богу — на коленях или в любом другом положении, даже лежа в кровати. Королева проконсультировалась с принцессой Феодорой, и та совершенно откровенно сказала, что обязательное требование совершать молитву на коленях представляется ей «абсурдным и не имеющим никакого отношения к истинной вере в Господа». Такого же мнения придерживался и принц Альберт, который считал молитву на коленях «характерной чертой английской религиозной традиции». А вот леди Литтлтон даже мысли не допускала, что молиться можно как-то иначе. Для нее молитва на коленях была самым важным требованием религиозного воспитания человека. Именно поэтому принц Альберт вынужден был уступить ее требованию, поскольку считал, что дети должны быть англиканцами и стало быть, воспитаны в соответствии с давними традициями и предрассудками англиканской церкви.

Все вопросы, так или иначе связанные с изменением расписания занятий, а также с применением наказаний или поощрений, должны были согласовываться с родителями. Правда, леди Литтлтон высказывала серьезные сомнения в эффективности и целесообразности наказаний, в особенности телесных, однако принц Альберт придерживался противоположного мнения и считал, что детей иногда следует наказывать, чтобы добиться от них послушания. По его приказу стегали ремнем даже дочерей, принцесса Алиса получила в четыре года «самое суровое наказание» плетью за то, что врала родителям. Что же до принца Уэльского и его братьев, то они подвергались даже более жестоким наказаниям.

Многие высказывали серьезные сомнения в эффективности столь жестоких наказаний, однако лорд Мельбурн, к мнению которого королева всегда прислушивалась, придерживался иного мнения и считал порку совершенно необходимым и даже неизбежным фактором воспитания детей. При этом он показывал придворным картины с изображением подвергающихся телесным наказаниям женщин, а Кэролайн Лэм дал несколько практических уроков порки». Его самого часто пороли в аристократической школе Итон, и он до сих пор считал, что это пошло ему на пользу. Более того, он утверждал, что пороли его явно недостаточно. «Было бы гораздо эффективнее для меня, - говорил лорд Мельбурн, — если бы меня пороли больше». При этом он вспоминал, что порка всегда оказывал а на него удивительное воздействие, результаты которого превзошли все ожидания. Однако королеве советовал не слишком увлекаться самим процессом воспитания детей, поскольку воспитание может «направить и подкорректировать характер», но не может полностью изменить его.

Ни королева, ни принц Альберт, разумеется, не могли согласиться с таким отношением к воспитанию детей. Возражал против этого и барон Штокмар, который, по обыкновению, написал королеве пространный меморандум, где строго предупредил родителей: они «должны очень хорошо понять, что их положение является гораздо более трудным, чем положение любой другой семьи в этом королевстве».

Продолжая настаивать на строгой дисциплине по отношению к детям, родители уделяли особое внимание программе обучения и образования, и в особенности это касалось принца Уэльского, с тем чтобы главная цель воспитания была полностью выполнена. А цель эта, по словам епископа Оксфордского, мнением которого дорожили и королева, и принц Альберт, должна заключаться не в чем ином, кроме как в превращении принца в «в высшей степени совершенного человека».

В продолжение этой амбициозной воспитательной схемы было принято решение, что принц Уэльский должен быть «полностью изолирован от женского общества», к нему необходимо приставить собственного камердинера, а весь воспитательный процесс поручался наставнику из числа мужчин аристократического происхождения. В апреле 1849 г. в качестве такого воспитателя с ежегодным жалованьем 800 фунтов был выбран Генри Бёрч. Правда, при этом королева вовсе не отказалась от родительского влияния на сына и по-прежнему считала, что он должен находиться под «неусыпным контролем со стороны отца и подчиняться его указаниям, чтобы к шестнадцати или семнадцати годам принц Уэльский мог стать ему настоящим помощником».

Генри Бёрч нашел своего подопечного чересчур своенравным, непослушным, нетерпеливым и совершенно не дисциплинированным. Кроме того, принц Уэльский показался ему чрезвычайно эгоистичным и непоседливым, «принципиально неспособным увлечься какой-нибудь игрой более чем на пять минут». А все попытки преодолеть возникающие трудности или решить какую-то трудную задачу приводили к тому, что принц терял терпение и выходил из себя. А когда он выходил из себя, то его ярость просто не знала границ.

Принц Уэльский не мог терпеть, когда его дразнили и критиковали, и всегда замыкался в себе или впадал в дурное расположение духа, если все же это происходило. Несмотря на чрезмерную чувствительность и обидчивость мальчика, Генри Бёрч полагал, что будет лучше не обращать на него никакого внимания и не потакать его многочисленным капризам. Другими словами, к принцу Уэльскому нужно было относиться так, как относятся к подобным детям в любой частной школе Англии. Кстати сказать, родители придерживались такой же примерно точки зрения и сами нередко насмехались над ним, когда он делал что-то нелепое или глупое. При этом принц приходил в состояние бешенства и долго помнил нанесенные ему обиды. «Бедный принц», — прокомментировала однажды леди Литтлтон, когда он спросил: «Мама, а розовая гвоздика — это самка красной гвоздики?»