Любовная отрава - Саманта Харт

Из тетради Кэролин узнала о болезни матери — при ней никто никогда не говорил на эту тему. Также в своих записках отец упоминал еще о двух вскрытиях — имена покойников не были названы; отец упоминал лишь, что эти люди жили недалеко от Юдоксии. В отчете о вскрытиях было отмечено, что у Ориона был еще один помощник, но имени его он не назвал.

Отец Кэролин то и дело писал о своем пристрастии к морфию. Похоже, ему удалось справиться со своим пристрастием к наркотику, и он упоминал, что пробует на себе другие лекарства, которые, возможно, помогут в излечении ее матери от чахотки.

В одной из записей, датированной 1770 годом, когда Кэролин было шесть лет, Орион писал: «Отчет о вскрытии трупа женщины, погибшей при родах. Изучал строение легких и других внутренних органов с целью найти средство от прогрессирующей болезни легких».

Кэролин поняла, что чахотка угрожала жизни матери, но та так и не узнала, какие усилия прилагал ее муж, чтобы спасти ее.

Был в тетради и еще один таинственный отчет, записанный в том же году и повествующий о «смерти от аборта». Отец Кэролин описывал предсмертную агонию деревенской девушки и указывал, что так и не знает, кто же взялся за аборт и довел тем самым девушку до могилы.

Следующая запись начиналась так: «Отчет об отвратительном пристрастии. Влияние морфия на неблагоразумного молодого мужчину.

К великому своему удивлению, я узнал, что мой помощник Джон Раснер пристрастился к тому же самому препарату — морфию, — от которого завишу и я сам. Я и не знал, что он использовал весь мой запас наркотика, и теперь я нахожусь в ужасном состоянии. Его же состояние и поведение под действием морфия отличается от моего следующим…»

Не веря своим глазам, Кэролин стала лихорадочно пробегать глазами остальные записи. «Отчет о радикальном способе лечения дифтерии. Отчаянная попытка спасти жизнь моей любимой дочери…»

После этой записи отец долго не заглядывал в свой дневник — до самого возвращения с войны. Последние записи были очень короткими, неинтересными, видно было, что руки Ориона дрожали, когда он писал.

…В комнату, где Кэролин читала заметки отца, вошел Эван.

— У тебя усталый вид, — промолвил он, откладывая тетрадь в сторону и усаживаясь возле жены. — Не могла бы ты остановить ненадолго чтение и провести немного времени со мной?

— Прости меня, — с усилием улыбаясь, проговорила Кэролин. — Ты, наверное, представить себе не можешь, каково это — узнать так много нового о человеке, которого, как тебе всегда казалось, ты знаешь, как себя.

Эван задумался.

— Знаешь, — произнес он через некоторое время, — кажется, я могу тебя понять: ведь ты — именно такой человек для меня. Чувствую, что вновь тебя теряю. И должен тебе признаться, что, наверное… ревную тебя к заметкам твоего отца.

Эван взял в руки тетрадь Ориона и долго пролистывал ее, а затем заметил:

— Даже читать этого не могу. — Молодой человек нахмурился.

— Я еще ребенком читала заметки отца, — сказала Кэролин, с болью в сердце ощущая, как ей недостает этого человека. — Я тогда мечтала, что смогу стать его помощницей, но я не была мужчиной, а значит, не могла заниматься медициной. Мне казалось, я так хорошо знала его. И теперь… подумать только! Теперь я вдруг узнаю, что он пристрастился к морфию… Как только это могло случиться?

— Насколько я знаю врачей, любимая, они часто становятся жертвами собственных методов лечения. Что это? — вдруг осекся он, глядя на раскрытую тетрадь. — Не хватает страницы?

— Дай посмотреть! — вырвала тетрадь из его рук Кэролин. — Как я могла не заметить? — Кровь быстрее побежала по ее жилам, когда она увидела обрывки листков, торчащие из корешка тетради. — Наверное, он писал эти заметки в тот год, когда мы бежали из Тимберхилла! — волновалась женщина. — Почти ничего не разобрать! — Она едва не порвала тетрадь, пытаясь прочесть слова, что были написаны на оборванных листах. — Пожалуйста, принеси мою шкатулку для драгоценностей.

Эван повиновался. Дрожа, Кэролин выхватила из шкатулки пожелтевший листок, найденный в Тимберхилле, и приложила его к обрывкам в тетради. Оборванные края совпали.

Подняв глаза, Кэролин сказала Эвану:

— Я уверена, что отец вырвал этот отчет из собственного дневника с добрыми намерениями.

— Но, если отчет был так важен, Орион наверняка сжег бы его, опасаясь, что он попадет кому-то в руки, — заметил Эван, желая вывести жену из заблуждения.

— Но чего ему было бояться? С чего ты взял, что отец делал что-то… Ах, наверное, из-за этих листков!.. Возможно, это был еще один отчет о вскрытии. И этим можно объяснить, почему отец вырвал странички из тетради! За нами гнались! Если бы нас схватили и кто-то прочел его записи…

— Знаешь, Кэролин, я подозреваю, что Орион изучал чей-то труп и об этом узнали. Даже мне это не по нутру, а представь только себе, как могли отреагировать на такую вещь простые деревенские люди! Пусть даже он это делал из лучших побуждений. Видимо, Орион шагнул за границу дозволенного.

Кэролин неохотно согласилась с ним:

— Но он не стал бы уничтожать страницы. Записи на них могли бы служить доказательством его намерений. — Закрыв глаза, женщина силилась вспомнить события той ужасной ночи.

Она тогда болела дифтерией, но уже поправлялась и лежала в постели, когда первые камни полетели в их окна. Отец уже убежал из дому, чтобы раздобыть повозку, хотя их собственный фургон стоял в сарае. Возможно, он направился в дом Джона, в деревню. Вообще-то он мог делать все, что угодно.

— Я встала и спряталась под кровать. А потом пришла мама… Мы наблюдали с ней из окна за тем, как горит приемная, а потом решили, что можно бежать… Отец ждал нас в лесу. Мне снилось, что мы пошли в дом и кто-то предал отца… Но если это Джон… Почему же он предал нас?..

— Страх, моя дорогая. Этим можно объяснить все, поверь, — успокаивал ее муж. — Скорее всего Джон помогал Ориону делать вскрытия. Многие из людей, которых я защищаю в суде, действовали определенным образом, потому что их подгонял животный, безудержный страх. Твоего отца изгнали, и Джон боялся, что и с ним поступят так же.

— Чем больше я обо всем этом узнаю, тем меньше понимаю. Право же, я куда лучше себя чувствовала, когда мне почти ничего не было известно! Эван, прошу тебя, потерпи еще немного! — Кэролин опустила голову, мучительно размышляя о том, что же такого мог наделать ее отец. Больше того, она хотела узнать, почему он, человек чести, вырвал несколько листков из собственного дневника?! Нет сомнений, этим он признавал свою вину.