Доченька - Дюпюи Мари-Бернадетт

— Не беспокойся, дорогая. Я прекрасно себя чувствую. И все равно пора вставать — нельзя опаздывать к мессе! Я приготовлю вашу одежду.

Мари встала, не побеспокоив сон младшей дочери, но Лизон оказалась в чуланчике раньше нее. Девочка застыла, глядя на письмо и конверт.

— Ты писала дяде Адриану? — спросила она тихо. Лизон очень нравился жених Леони, и она привыкла называть его «дядя». — Это так здорово, мамочка! Я его не забыла! Скажи, он сможет приехать на наш праздник? Мы с сестрой Юлианной, мамой Тере и девочками-сиротками собрали столько целебных трав и цветов — липовый цвет, листья ежевики и мальвы! Мы будем продавать это на празднике! Хорошая придумка, правда же?

Каждый год Лизон с нетерпением ждала этого события. Проведение приютского праздника в Обазине стало хорошей традицией. Воспитанницы монахинь, сироты и пансионерки, разыгрывали сценки и одноактные пьески, пели популярные песни. На праздник собирался весь городок. В приютской столовой монахини устраивали некое подобие сцены. Здесь же продавались вещи, сшитые руками воспитанниц.

— Мамочка, так ты рассказала дяде Адриану про праздник? Три года назад, помнишь, они приезжали вместе с Леони!

— Да, я помню, Лизон, но с тех пор многое изменилось. Леони сейчас очень далеко, в Англии, а Адриан живет в Париже. И потом, они ведь расстались, я говорила об этом. А тебе, дорогая, я хочу напомнить, что нехорошо читать адрес на чужом письме, это бестактно.

— Прости меня, мамочка! Я не знала, что поступаю плохо.

Лизон внимательно посмотрела на мать. Под этим взглядом Мари почему-то стало неловко.

— Но, может, дядя Адриан с радостью приехал бы к нам в гости? — тихо спросила она.

— Может, и так. Лизон, давай поговорим об этом потом. А пока спускайся скорее завтракать, кофе наверняка уже готов. Поль, это и тебя касается. И скажите бабушке, что я скоро…

Когда дети вышли, молодая женщина торопливо сложила письмо и сунула его в конверт. Потом положила его на стол и задумалась. Нет, это письмо не попадет к адресату, она его сожжет! Поколебавшись минуту, Мари сунула конверт в свой бювар.

«Надеюсь, Лизон больше ничего не успела прочесть. Надо же быть такой дурой — легла спать и оставила письмо на столе!»

Походя Мари поймала свое отражение в зеркале небольшого одежного шкафа, купленного при переезде у соседей. С растрепанными волосами, полуголая в своей шелковой бежевой ночной рубашке, она показалась себе совсем еще нестарой.

— Да что это со мной?

Молодая женщина быстро надела юбку, блузку, стянула вьющиеся волосы лентой. Часы только пробили восемь, она еще успеет привести себя в порядок до начала мессы…

Выход прихожан из церкви по окончании службы давно стал настоящим ритуалом. В небе ярко светило солнце. Жители Обазина толпились перед храмом, обмениваясь приветствиями и свежими новостями. Говорили громко, с наслаждением вдыхая свежий весенний воздух…

Мужчины, все как один в воскресных костюмах, потихоньку двигались в сторону местного бистро, чтобы выпить по маленькой и выкурить трубку. Женщины оживленно болтали, не торопясь вернуться домой. Нанетт нашла себе подругу по имени Маргарита, которая тоже очень любила «посудачить о том о сем».

Мари с гордостью поглядывала на своих аккуратно причесанных, одетых в безукоризненно чистые костюмчики детей. По соседству проживало немало молодых матерей, и ей предстояло обменяться парой слов с каждой из них.

Сегодня первой к Мари подошла Ирэн, жена мясника. На руках у нее сидела маленькая Мари-Эллен.

— Здравствуй, Мари! Представляешь, только что наша малышка сделала свои первые шаги! Она увидела вас с детьми и стала кричать и проситься, чтобы я опустила ее на землю. А когда я ее поставила, она вдруг пошла! Конечно, почти сразу упала, но ведь пошла!

— Славная моя крошечка! — воскликнула Мари, улыбаясь. — А теперь у нас «бо-бо» на коленочке!

Мари-Эллен заливисто смеялась, пока обе женщины осматривали ее пухленькую ножку. Матильда, которая до этого вела себя примерно, потянула мать за юбку, хлюпая носом:

— Мама, хоцу кушать! Хоцу домой! Домой, домой!

— Простите меня, Ирэн, но у моей младшей не такой золотой характер, как у Мари-Эллен. До встречи!

Мари, статная и изящная в своем черном саржевом платье, направилась к дому. На душе у нее было светло и легко, казалось бы, без особых на то причин. Заметив Нанетт, она крикнула:

— Я отведу Ману домой и накрою на стол! О готовке сегодня не беспокойся.

Матильда бежала впереди матери, чтобы поскорее выбраться из оживленной толпы. На мессе девочка скучала, монотонная речь священника и песнопения на латыни действовали на нее угнетающе. Она бегом припустила к школе.

— Ману, не так быстро, упадешь! — крикнула ей вслед Мари и в ту же секунду увидела, что возле их дома стоит серый автомобиль.

За рулем сидела женщина с сигаретой в руке, на лицо ее падала тень от соломенной шляпки. И все же Мари мгновенно ее узнала. Леони…

В памяти молодой женщины эта сцена навсегда запечатлеется в формате замедленной киносъемки. Вот Матильда, споткнувшись о камень, падает со всего маху. Она кричит от злости и боли, но даже не пытается встать. Мари бросается к дочери, чтобы ее утешить, в то время как Леони с испуганным видом выскакивает из машины:

— Бедняжка, у нее кровь идет носом!

Мари вздрагивает при звуке этого почти забытого голоса, но ее мысли снова переключаются на Ману, чье голубое платье теперь испачкано кровавыми потеками. Леони обнимает девочку:

— Ну же, Матильда, успокойся! Держи головку повыше, я тебе помогу! Подними ручку, да, вот так! Мари, открывай скорее дверь, на улице слишком жарко!

Пять минут спустя, благодаря заботам о маленькой Матильде, Мари и Леони почти удалось вернуть былое взаимопонимание. Конечно же, того требовала ситуация, однако сердца обеих трепетали от радости.

— Ты узнала Леони, Ману? Тебе повезло, что рядом так вовремя оказалась медсестра!

— Хоцу ее поцеловать!

Матильда обняла Леони за шею своими пухленькими ручками:

— Ты так холошо пахнешь! Мамоцка, поцелуй ее тоже! У нее такая незная щецька!

Леони не решалась посмотреть Мари в глаза. Та, заметив ее смущение, ее полные слез глаза, распахнула свои объятия:

— Ману права. Давай обнимемся, сестренка!

— О Мари… Мари!

Нанетт и дети, вернувшись, застали их в объятиях друг друга, Мари и Леони смеялись и плакали одновременно.

— Леони! — воскликнула Нанетт. — Вот уж сюрприз так сюрприз! Молодец! И письмо прислала, чтобы предупредить, что скоро приедешь!

Мари украдкой ущипнула Леони за руку и шепнула ей на ухо:

— Не возражай, ты написала мне письмо. Я потом объясню.

Своим обычным голосом она сказала, обращаясь к Полю:

— Беги скорее к мсье Бернади, его лавка еще открыта, и попроси бутылку хорошего вина. Скажи, деньги я занесу завтра. У нас в доме праздник!

Оправившись от потрясения, ставшего следствием неожиданной встречи, Мари отметила про себя элегантный наряд Леони, ее худобу и слишком яркий макияж. Она была очень красива, но в прекрасных голубых глазах затаилась печаль.

Нанетт по такому случаю достала заготовленный впрок заячий паштет, приготовила омлет с зеленью. Но неожиданная гостья почти не прикоснулась к угощению.

— Так странно быть здесь, с вами! Совсем как раньше… — сказала Леони, поднеся к губам чашку с кофе.

— Да, совсем как раньше, — повторила Нанетт. — Вот только моего Пьера с нами нет! Он теперь на кладбище, да что я тебе об этом говорю, бедная моя девочка!

Мари напряглась. Обычно после этих слов Нанетт начинала громко рыдать, чем приводила в ужас Лизон с Матильдой. Так и случилось. Жак обреченно махнул рукой:

— Жена, хватит лить слезы! Пусть мой сын спит спокойно, тем более в такой день, как сегодня.

Леони порывисто встала:

— Мне пора ехать, я и так задержалась! Я заехала просто поздороваться с вами…