Девочка моя, или Одна кровь на двоих - Татьяна Алюшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все, хватит! Вот она, Машка, нашлась и теперь никуда не денется и не потеряется, потому что будет моей женой! – предпринял он еще одну попытку всех успокоить.
Сообщение вызвало ровно обратное действие, многократно усилив поток слез.
И Дима рассмеялся, а мама взволнованно спросила:
– Так у нас что, свадьба?
– А что такого? – не понял сын переполоха.
– Как что такого! Надо же подготовиться!
– Мам, да все подготовят, что ты волнуешься? Скажем, через неделю. А чего тянуть?
– Как через неделю? – совсем уж разволновалась Лидия Андреевна.
– Да что такого! Будут только свои, быстро, скромно, без шумихи и прессы!
И посмотрел на Машку, ожидая немедленной поддержки своего оглашенного решения.
– Нет! – отказала в немедленной поддержке Машка. – Это моя первая настоящая свадьба, и я хочу белое платье и чтобы Федор Федорович вел меня к тебе, теперь он у нас папа один на двоих. И пусть будут все свои, и куча важных не своих, если они нужны для твоего имиджа и работы, и всякое мещанское с шампанским и поздравлениями. Пусть будет шумно! А? Федор Федорович, Лидия Андреевна? – И спохватилась, осознав грандиозность планов: – Ой, но лучше без прессы!
Дмитрий Федорович расхохотался до слез, глядя на этих троих, сидящих рядком, крепко держась за руки, с мокрыми от слез щеками, смотревших на него, как детсадовцы младшей группы на воспитательницу.
– Нет, Машка, если по-мещански, с шампанским и для моего имиджа, то без прессы никак!
– Ой! – сказала Машка, напугавшись, что натворила.
А Дима, продолжая смеяться и качать головой от веселья, позвал:
– Осип!
Осип Игнатьевич материализовался у него за спиной и, улыбаясь во всю красу своих белых зубов, ответил:
– Тогда через две недели!
И как он спросил в их первую брачную ночь:
– Ну что, Мария Владимировна, нашу свадьбу ты запомнила?
– Да ни черта! – возмутилась расстроенная Машка. – Смотрела только на тебя и видела только тебя, а все остальное мимо кассы! Представляешь?
– Представляю! – хохотал Дима.
И как Машка в их первой совместной поездке спорила с французской старушкой в Лионе по поводу схожести и различия кулинарных рецептов традиционной кухни двух стран.
– Но, мадам! – возражала старушка. – Мы никогда так не готовим капусту! Это не принято!
– Ну и что! – искрила энтузиазмом Машка. – А вы попробуйте! А если дело в общественном мнении, так вы запритесь дома и приготовьте, попробуйте и никому не рассказывайте, что нарушили закон! Вам понравится!
– Что? – смеялась пожилая француженка. – Рецепт или тайное нарушение закона?
– И то и другое, мадам! – смеялась вместе с ней Машка.
И, конечно, их первый совместный Новый год!
– Дим, как будем Новый год встречать? – явно что-то задумав, спросила Машка.
– Поедем куда-нибудь, хочешь, в Париж, или куда хочешь?
– Ни в какой не Париж! Поедем в Домину! Там красота страшная – все в снегу!
– Значит, в Домину, – тая потихоньку от счастья, согласился Дима. – Я распоряжусь.
– Нет, давай я распоряжусь! – подозрительно сверкая своими серебристыми колдовскими глазами, затребовала полномочий Мария Владимировна.
И развила секретную от него бурную деятельность, все с кем-то перезванивалась, договаривалась, обсуждала что-то, шепталась с Осипом.
Дима не вмешивался в их заговоры, с нетерпением ожидая, что будет в результате.
Но тридцать первого Машка задержалась на работе, отмечая с коллегами, и они выехали поздно, после обеда. Она спала полдороги, положив голову ему на колени, Осип молчал, не улыбался, парни во второй машине, видимо, тоже маялись, недовольные испорченным Новым годом вдали от родных. Маша, проснувшись, тоже молчала, смотрела задумчиво в окно, а Дима переживал страшно, заподозрив, что у нее ничего не получилось, и прикидывая, как навставляет всем, кто ей испортил праздник.
И совсем помрачнел, когда они доехали уже в десятом часу вечера и Домина встретил их темными окнами и тишиной, разбиваемой доносящимися из пансионата музыкой и весельем.
И он злился, предполагая, что Машку проигнорировали, обидели, не признав в ней хозяйку, подвели, решив завтра же с этим разобраться.
А она взяла его под локоть и попросила, Диме показалось, что печально:
– Давай зайдем с центрального входа, там, наверное, очень красиво!
Они обошли дом, поднялись по ступенькам, постояли немного, посмотрели на замерзшую реку и заснеженный левый берег и вошли…
И зажегся свет, заиграла музыка, и закричали «ура!», приветствуя их!
И был огромный красивейший стол – мама, папа, Осип с дамой, Лев Семенович, Елена Ивановна, трое их внуков, верная Галочка с мужем и детьми, управляющий пансионатом с женой и двумя пацанами-погодками и даже жены и девушки его охранников.
И снег, мороз, наряженная большая ель возле дома, переливающаяся огнями, и разноцветные елки в доме, и горы подарков под ними, и поздравления, поцелуи, хоровод на дворе вокруг елки, и громкий детский смех, и визг, снежки, застолье, шампанское!
И большой, тайный сюрприз для него – их отдельная небольшая гостиная возле спальной комнаты, со сверкающей елкой, коробками подарков в праздничной упаковке с бантами под ней, шампанское в ведерке, устроенной на полу лежанкой немыслимых размеров, в набросанных несчитаных подушечках, напротив телевизора и… и поднос пломбира в вафельных стаканчиках.
И у Димы щемило в груди от нежности, любви, радости, и он не знал, не мог найти слов, чтобы сказать ей об этом и о том, что это его первый после детства настоящий Новый год. Он ей сказал потом, как смог.
И целое новогоднее утро в поцелуях, шепоте, смехе, поедании тающего пломбира, и по Диминой просьбе, как тогда, в шестнадцать лет, Машка слизывала растаявшую жидкость с руки, прерванная на середине процесса горячей любовью, и шампанское, и счастливое утомленное засыпание в обнимку.
И шашлыки на морозе на следующий день, катание на коньках, несчетное количество игр-соревнований с призами, в которых принимали участие все – и взрослые и дети, насмеявшись до коликов в животе, а потом сидели за неспешным ужином, пели в караоке. На следующее утро на тройках по морозцу поехали в ближайший маленький городок, в старинную церковь, восстановление и реставрацию которой инициировал и оплатил Победный.
Отец Иннокентий радушно встретил, провел по церкви, рассказал, показал, что удалось спасти, восстановить, а что пришлось делать заново, и спросил, прощаясь:
– Вы венчаны?
– Нет.
– Венчаные браки господь оберегает и ангела семейного приставляет присмотреть и помогать. Я вас обвенчаю.
Отец Иннокентий обвенчал их с Машей в этой маленькой церкви в присутствии всех гостей.
