Цветы подо льдом - Джин Юинг

Глава 14

Сердце ее до сих пор стучало как молот. Когда помощник шерифа выстроил у моста солдат с мушкетами, она не на шутку испугалась. Сейчас ее страх еще больше возрос из-за сильной тревоги, связанной с новым секретом. Доминик Уиндхэм не должен ничего знать, даже если это грозит закончиться для нее полным крахом. Она пыталась отправить его домой, но он не слушался; однако теперь, если бы ей показалось, что он собирается уехать, она бы этого не вынесла. Чем разрешится это противоречие, она просто не представляла.

Доминик остановил пони и посмотрел вниз.

– Может, килт и прекрасен для ходьбы в холмах, – сказал он, легко соскакивая с седла, – но ездить верхом в таком одеянии сущее наказание. – Он закинул на плечо конец пледа. – Ребята в красных мундирах – это совсем не смешно. За каким дьяволом вам нужно было играть с солдатами короля Георга?

– Я не играю. – Кэтриона, казалось, ничуть не обиделась. – Правда, я позволила этим женщинам немного повеселиться, пока еще есть возможность.

– Флетчер вернется. В следующий раз он приведет кавалерию.

– Для этого нужно разрешение от генерального прокурора Шотландии. Он не дозволит своим подданным напасть на нас, так что все отодвинется как минимум на неделю. К тому же они не станут воевать с женщинами.

Доминик круто повернулся; широкий плед веером закрутился вокруг него.

– Послушайте, Кэтриона, ради Бога, выкиньте из головы эту затею! Я хорошо знаю человека, с которым вы собираетесь воевать.

– Ну и что вы предлагаете?

Он оглянулся на долину, и на его скулах заиграли тугие желваки.

– Мы поедем в Инвернесс и будем добиваться отсрочки, пока не найдем Эндрю. С этого я хотел бы начать.

«Значит, он не собирается сдаваться, – с испугом заключила Кэтриона. – О Боже!» Страх холодными щупальцами обволок ее сердце, заставляя его выковывать бесконечные удары в груди.

– Но мы не можем доказать, кто отец ребенка. Глаза Доминика превратились в зеленый лед.

– Тогда возьмем их на пушку. Истинное лицо судебной практики – не факты, а обман. Наймем адвокатов – они каждый день оттачивают зубы на фальсификации. Сейчас же садимся на лошадей и едем в Инвернесс.

Кэтриона с досадой вздохнула – она с трудом сдерживала гнев. Можно только поражаться мужской самонадеянности! Однако она не могла не видеть, что Доминик настроен решительно и непременно сделает то, что задумал. Следовательно, у нее вообще не оставалось шансов на успех.

– Вы все время контролируете меня, говорите за меня, думаете за меня! Поезжайте в Инвернесс, а я остаюсь здесь.

– Маршировать с женщинами и воевать с фартуком в руках? – Доминик схватил ее за руки. – Кэтриона, это безумие. Порох в их мушкетах настоящий! Если вы не можете спасти людей, зачем рисковать их жизнями?

Она смотрела ему в глаза, выставляя против его гнева свой.

– Вы думаете, женщины в долине Макноррина не отстоят свои дома? Плохо же вы знаете шотландских горцев!

Зеленые глаза потемнели, как море в шторм.

– Кэтриона, опомнитесь! Я пытаюсь понять ваше упорство, пытаюсь ухаживать за вами...

И тут неожиданно она взорвалась:

– У меня нет времени ни для вас, ни для ваших ухаживаний! И не надо меня больше соблазнять. Возвращайтесь лучше поскорее к себе в Англию!

– Я бьюсь за ваше дело, – мрачно сказал Доминик, – и останусь с вами.

В отчаянии Кэтриона вырвалась из его рук, одновременно желая, чтобы он ушел и чтобы заключил ее в объятия.

– Отправляйтесь в Дуначен! – выкрикнула она. – Там вас накормят горячей пищей. Завтра у вас будет лошадь, и вы сможете уехать. Сегодня вечером в долине устраивают кейли.

– Кейли? Что это такое?

– Сбор. Вечеринка. Люди хотят отпраздновать изгнание Джерроу Флетчера. Вы думаете, мы повенчаны с печалью?

– Мы? Вряд ли это относится к Фрезерам и Александру Крисхольму, как и к любому другому, кто делил со мной кров и очаг на той неделе. – Доминик взглянул на высокие скалы. – Хорошо, что и вы не повенчаны с печалью, Кэтриона.

– Это мои дяди. – Кэтриона указала рукой на стену холла. – Ни того, ни другого уже нет на свете.

В просторном помещении главной башни замка Дуначен висели два портрета: с одного смотрел молодой человек, с другого – мальчик. Глаза мужчины были необыкновенно синими. Мальчик сидел на пони, и у него тоже были синие глаза, похожие на море. Сзади громоздился красный замок, тесня к краю поблескивающего Лох-Рейлэка складки холмов, с которых как змейки сползали три желоба, несущие в озеро свои воды.

Доминик оглянулся, и у него перехватило дыхание. Все произошло неожиданно. Он стоял, зачарованный синевой вспыхнувших глаз, белизной кожи и округлостью тела. Это была не хорошенькая кокетка, а женщина редкой красоты. Кэтриона надела вечернее платье из темно-голубого шелка, с высокой талией, подчеркивающей ее красивую грудь. Темные кудри были убраны со лба и схвачены сверху лентой такого же цвета, как и ее огромные глаза. Он никогда не видел ее ни в чем другом, кроме дурно сидящей одежды, которую обычно носят служанки. «Дома у меня есть платья для Инвернесса». Видимо, одно из них она надела к ужину. Для него? Желание шевельнулось как встрепенувшийся дракон.

У молодого человека, изображенного на картине, был красно-синий плед. Калем Макноррин тоже носил плед.

– Оба моих дяди, – сказала Кэтриона, – были очень красивые. Маленький мальчик вырос и стал мужем дочери Ратли, леди Мэри, а старший – владельцем имения. Он мог бы оставить кучу сыновей, чтобы было кому завещать Глен-Рейлэк, но, увы! Оба женились на англичанках, у которых в венах был жидкий чай вместо крови.

– Зря вы все валите на англичан – шотландские помещики сами отлучают своих людей от земли и родных домов.

– Таков английский закон. Он положил конец работорговле, однако принес и много плохого. – Кэтриона подошла к портрету женщины в розовом атласе с пышными юбками. – Моя прабабушка. Ей было двадцать два, когда красавчик принц Чарли поцеловал ей ручку. Тогда на стороне английской армии воевал каждый второй шотландец. Вероятно, в том и состоит наше вечное проклятие – мы никогда не умели объединяться против угрозы.

– Ваша бабушка поддерживала претендента на трон?

– Негласно. Она умерла, когда я была совсем маленькая, вскоре после того как не стало моей мамы.

Кэтриона помрачнела, и сразу она стала похожа на призрак из синего шелка, будто ее навсегда покинула надежда. Вспыхнувшее горе сделало ее как будто даже старше. Что случилось? Кто украл у нее уверенность? Или этот замок выкачал из нее все соки? В ее поведении оставалась какая-то недоговоренность. Доминику тут же захотелось вдохнуть жизнь в эту женщину, однако вместо этого он лишь произнес: