Развесистая клюква Голливуда - Дарья Донцова

— Кто трусит? — возмутился Иван. — Просто меня в сон клонит.

— Успеешь выспаться! Шагай вперед, — велела я.

Около получаса мы, тихие, словно умудренные опытом тараканы, ощупывали полки, стены, пол, дверь. В конце концов Ваня нажал указательным пальцем на один сучок и ойкнул. Часть задней стены кладовки отъехала влево, обнажился узкий проход. Меня охватило ликование.

— Я права!

— Эй, стой! — зашептал Иван, — куда намылилась?

— Посмотрю, куда ведет галерея, — ответила я, — возьми с полки фонарь и посвети… Вот странно!

Ваня вздрогнул.

— Что не так?

— Здесь всегда были два фонаря с аккумуляторами, — пробормотала я, — а сейчас только один. О! Лестница! Крутая!

— Не упади, — испугался Иван, — давай я первым полезу!

Но я уже поставила ногу на ребристый железный прут, исполняющий роль ступеньки.

Мы молча полезли вниз. Ивану следовало остаться в кладовке и светить на ступеньки, но он кинулся за мной. Фонарь он повесил себе на шею, я в полутьме нашаривала ступеньки ногой и в конце концов взвизгнула.

— Что там? — спросил Ваня.

— Наступила на что-то мягкое, — прошептала я, — вроде крыса. Ай! Боюсь!

— Грызун мертвый? — деловито уточнил Ваня.

— Не знаю, — чуть не заплакала я.

— Ты на нем стоишь?

— Да!

— И он не вырывается? — спросил Иван.

— Нет! — проканючила я.

— Значит, сдох! — резюмировал он. — А ты достигла земли. Отходи в сторону.

— Страшно, — пролепетала я.

— Степашка, ты же не боишься мышей, — укорил меня Ваня.

— Не смей обзываться! — разозлилась я. — Да, не боюсь! Живых! А дохлые меня пугают!

— Где логика? — спросил Ваня. — Мертвый пасюк не опасен. Трусишка!

Я набрала полную грудь воздуха, как можно дальше вытянула ноги, почти сев на шпагат, нащупала пол и встала на землю. Ваня слез с лестницы через секунду и направил луч фонаря вниз.

— Ну, где ужасно страшная, дохлая крысятина? — спросил он.

Кружок света выхватил из темноты нечто темное. Я зажала рот рукой.

— Ботинок, — ошарашенно сказал Иван, — второй рядом. Это ноги. Господи! И руки! Тело!

Я уткнулась лицом в пуловер Ивана, вдохнула успевший стать за время сидения в шкафу почти родным аромат туалетной воды и неожиданно успокоилась. Надо спросить у Вани, каким парфюмом он пользуется. Похоже, одеколон действует на меня лучше валокордина.

— Кто-то умер, — сдавленно сказал Ваня. — Вау! Это же… Вау!

Я повернула голову, осторожно приоткрыла один глаз и вскрикнула.

То ли мои глаза привыкли к темноте, то ли фонарь начал светить ярче, но я увидела довольно широкий проход и лежащего у стены в скрюченной позе… системного администратора Олега, мужа Маши.

Ваня отстранил меня, сел на корточки возле тела и прижал пальцы к шее компьютерщика.

— Он жив? — прошептала я.

Иван выпрямился и стукнулся головой о низкий потолок.

— Нет, умер. Давно.

— Не может быть, — возразила я, — мы его видели!

— Когда? — мрачно спросил Иван.

Я растерялась. Действительно, когда? Олег не спускался в столовую к ужину, к обеду тоже.

— Маша таскает мужу еду на подносе, — сказала я, — говорит, что он плохо себя чувствует.

— Хуже некуда, — согласился Ваня, глядя на труп. — Эй, Степашка, ты там как? В обморок не свалишься?

— Нет, — заверила я, — мне почему-то не страшно.

— Это потому, что я рядом, — абсолютно серьезно заметил Ваня. — Клево получается. Олег умер, а Маша его сюда скинула.

Я попятилась.

— Нет!

— А как он сюда попал? — поинтересовался Ваня.

Я выдвинула свою версию:

— Нашел потайной ход, начал спускаться и упал. Помнишь, я удивилась, что фонарь один? Второй прихватил Олег!

— Никаких фонариков с ним рядом нет, — объявил Ваня, — но ты, вероятно, права. У него сломана шея. Ее можно повредить при падении. Возникает тьма вопросов. Почему Маша не подняла шум? На первый взгляд Олег умер более суток назад. А жена ему жрачку на подносе сегодня волокла.

Свет моргнул и погас.

— Блин, — разозлился Иван, — схожу на кухню, видел там большой фонарь.

— Ой, нет, — испугалась я, — лучше ты здесь останешься, а я смотаюсь.

— Давай, — согласился Ваня.

Я ловко влезла наверх, осторожно перешагнув через все ступеньки, закрыла кладовку, на цыпочках дошла до кухни и увидела неяркий луч света. Кто-то из гостей решил ночью подкрепиться. Чтобы ночной обжора не приставал ко мне с вопросами, почему я ношусь ночью по «Кошмару», я юркнула под стол.

Человек, напавший на холодильник, звякал посудой, потом захлопнул дверцу, двинулся к лестнице и уронил то ли ложку, то ли вилку.

Я чуть-чуть приподняла свисающую скатерть. Белка всегда оставляет на ночь, как она говорит, «аварийное освещение». У подножия лестницы горит тусклая лампочка, и ее неровного света, попавшего на лицо нагнувшегося за столовым прибором человека, хватило, чтобы я узнала его. На сей раз он не надвигал на голову капюшон. Щеки, лоб, нос и шея, покрытые пятнами зеленки и фукарцида, предстали перед моими глазами во всей красе. Олег!

Сисадмин выпрямился и очень тихо пошел вверх. Под тяжестью его веса заскрипели ступеньки. В полном изумлении я выползла из-под стола, сцапала фонарь, вернулась к Ивану и прерывающимся голосом сообщила:

— Только что я видела сисадмина, он навалил полную тарелку еды из холодильника и отправился в свой номер.

Ваня моргнул и сказал:

— Олег не покидал тоннеля. Он как лежал, так и лежит. Он умер.

Я посветила и пробормотала:

— Точно.

— Ты обозналась, — попробовал успокоить меня Иван, — небось узрела Мишку, он любит по ночам жрать.

Мне стало обидно.

— Я что, дура?

— Нет, просто перенервничала, — сказал Ваня.

— Я различила рожу в красно-зеленых пятнах! — возмутилась я.

Иван вздрогнул, взял у меня фонарь и направил его на лицо мертвеца.

— Черт! Как я не сообразил! Смотрел на него и думал: ну что не так! Где следы зеленки и фукарцида?

— Их нет, — прошептала я, — это не Олег! Хотя… вылитый Олег!

Ваня вытянул губы трубочкой, втянул их, вытянул, опять втянул.

— Муляж? — с надеждой спросила я. — Очередная кукла из бутафорского цеха?

— Можешь не сомневаться, тело настоящее, и оно начинает разлагаться, — сказал Ваня, — вот тут трупные пятна. Хочешь посмотреть? Если нажать на них пальцем, цвет не меняется. Это называется имбибиция, она наступает через сутки после кончины, хотя многое зависит от температуры окружающей среды.

— Перестань, — взмолилась я.

— Ладно, — быстро согласился Ваня, — и вот еще, смотри.

Луч фонаря метнулся вперед по проходу.

— Следы! — взвизгнула я. — Здесь кто-то шел.

— И недавно, — подхватил Ваня.

— Пошли, — оживилась я, — посмотрим, куда ведет эта дорога. Вероятно, убийца близнеца Олега ушел именно по ней. Мы можем выяснить, куда.

— Надеюсь, не заплутаем, — пробормотал Ваня, шагая за мной, — иначе нам каюк. Кладовка закрыта, никто не допрет, куда Степа и Ванька делись.

Мы шли, шли, шли, в конце концов под ногами захлюпала вода. Сыро в проходе было постоянно, изредка с потолка падали капли мне за шиворот, но сейчас вода поднялась почти до колен, а сверху словно пошел дождь.

— Знаешь, где мы? — вдруг спросил Иван.

— Понятия не имею, — призналась я.

Студент ткнул пальцем в потолок.

— Там река!

— Не может быть, — усомнилась я.

— Готов спорить на зачет по латыни, — заявил мой спутник. — Может, назад повернем?

— Признать свое поражение? — рассердилась я. — Ты испугался воды? Плавать не умеешь?

— Я хожу в бассейн, — сказал Иван.

— Шагаем дальше, — приказала я, — футболисты не плачут. Задняя скорость есть только у трусов.

Ваня кашлянул, но спорить не стал. Через минуту вода начала спадать, мы очутились в относительно сухой галерее и увидели лестницу из железных прутьев.

Недолго думая, я полезла наверх, решив, что панель открывается так же, как та, через которую мы попали в тоннель. Уперлась руками в стену, отодвинула ее, вылезла в какую-то комнатушку и сказала Ване:

— Давай шевелись.

Раздалось сопение, потом в полнейшей темноте прозвучал голос Ивана:

— Фонарь погас. Че делать будем?

Я растерялась, но оптимистично ответила:

— Ща чего-нибудь придумаем.

В ту же секунду каморка озарилась светом, я зажмурилась.

— Степашка! — закричала Белка. — Ты как сюда попала?

— Это кто? — спросил хриплый голос.

— Моя внучка, — зачастила бабуля. — Степашечка, открой глазки, не бойся!

— Никого я не боюсь, — ответила я, — просто слишком резкий переход из тьмы к свету.

Я стояла посреди туалета. Два унитаза без стульчаков и сливных бачков радовали слух мирно шумевшей водой. Сильно пахло хлоркой, дверной проем был закрыт решеткой, а за ней стояли Белка, Миша и два мрачных мужика с автоматами.