Кремль 2222. Ладога - Андрей Посняков

Мальчишка испугался – не очень-то хотелось подводить дядюшку, а вот вышло так, что подвел. Крыланы свое дело сделали, сообщили, а он? И тут на темноту не спишешь, головой нужно было думать, факел с собой прихватить… или хотя бы горсть светлячков.

Темно, блин… Ни хрена не видно. Самому бы тут не остаться, не заплутать. Звери, правда, в здешнем ельнике не водились – красный мох всех пожрал. Так, если забредет кто по мелочи – заяц там, барсук или полевая мышь. Мху и то – за счастье. А тут – девушка. Это ж целый пир!

Эх, что делать-то? Сплюнув, Вран шмыгнул носом и вдруг неожиданно расхохотался. Что делать, что делать? А как обычно в лесу потеряшек ищут? Кричать! Орать во все горло – кого тут бояться-то? Ему, Врану-перевозчику, другу самого десятника Нура! Попробуй кто обидь…

– Эге-гей!!! – приложив ладони ко рту, громко закричал мальчик. – Эгей! А-у-у-у-у!!!

Орал не переставая, так, что вскоре запершило в горле. Знал, красный мох делает свое дело неторопливо – жертву еще можно было разбудить.

– Эге-гей! Эгей! Э-эй!

Они с Киром слушали музыку. Сидели вместе на старинном мягком диване, тесно прижавшись друг к другу, и Кирилл нежно гладил возлюбленную по руке. Старая пластинка, потрескивая, крутилась на патефоне. «Маленькая ночная серенада» Моцарта…

Вот пластинка закончилась, но Лекса не встала – сменить диск. Так и сидела, млела. Очень уж было приятно и так хорошо, что казалось, лучше ничего и быть не может! Так вот сидеть с любимым, чувствовать его прикосновения, слышать нежные слова… Хорошо бы это все не кончалось, а длилось бы вечно!

– Какие красивые у тебя глаза, милая! И губы… улыбнись… мне так нравится твоя улыбка…

Нежные руки Кира скользнули под тельняшку Алексии… губы влюбленных слились в поцелуе – долгом, зовущем, сладком…

Девушка млела, прикрыв глаза… и тут вдруг кто-то оборвал все мерзким противным воплем!

– Эгей!!!

Прямо над самым ухом крикнули! Или так показалось… Алексия обернулась, дернулась резко… верней, попыталась дернуться. Что-то держало, не отпускало ее, не давая сделать ни единого движения: ни повернуть головы, ни пошевелить рукою… И Кир – странное дело! – куда-то исчез, вокруг вдруг сделалось темно и немного страшно.

Лекса снова дернулась: да какой Кир? Она ж в бегах. И кто-то держит… крепко – не выберешься. Собрав всю волю в кулак, с невероятным усилием девушка все же двинула рукою… Под платьем какой-то лишайник… мох, что ли? И он же – сверху, так, что едва можно дышать…

– Эге-ей! Ау-у-у-у!!!

Крик отдалялся…

– Э-эй!!! – закричала в ответ беглянка. – Помоги…

Что-то сдавило грудь, навалилось бетонной плитой. Сильно, до нестерпимой боли, так, что и не вздохнуть, не выдохнуть… и не крикнуть. Мох полез в глаза, в нос, в губы, не давая дышать…

– Эгей!!!

Тот, кто кричал, – уже был рядом!

– Я здесь! – из последних сил рванулась, крикнула Лекса… и мягкий мох затопил ее горло…

Кронштадтцы выдвинулись на рассвете. Большая часть оставшихся в живых бойцов, в том числе и столь достойно проявивший себя во время последнего боя младший сигнальщик Юр – на самоходной барже со Спайдером в качестве двигателя и основной ударной силы. Ими командовал капитан Степан Заноза. Как старший по званию и по опыту. Фарватер показывал Йован Рыбак, опытный лоцман.

Во второй отряд Кир отобрал не столько самых опытных и храбрых, но – самых умных. Тех, кому доверял. Рыжий десятник Рэм, Николенька-Ники. Вместе с Кириллом всего трое людей, хомо. И еще два наемника – шам и дамп. И проводник. Мара.

Эта смуглолицая женщина все поглядывала на Кира и украдкой вздыхала. Сотник тоже конфузился: воспитанный в традициях флотской чести, тогда, на болоте, он оттолкнул Мару, просто помог… А она наверняка ожидала большего. Однако вступить с ней в связь значило бы предать Лексу, а это было для Кира невозможно. Никогда!

Мара обиделась, явно обиделась, как обиделась бы любая отвергнутая в своих притязаниях женщина, и обида ее чувствовалась во всем. Во взгляде, в коротких вздохах, в словах… впрочем, эта необыкновенно красивая женщина больше молчала, чем разговаривала, лишь иногда указывала дорогу: сверните туда… теперь налево… а вот после того оврага – вправо.

Да и что было теперь говорить-то? Обо всем уже переговорили еще на лесопилке, с Йованом, вот тот уж болтал почти без умолку. С любопытством расспрашивал о кронштадтской жизни, травил анекдоты, смеялся… о себе же не рассказал почти ничего. Да и не нужно ему было ничего такого рассказывать – все, что надо, уже узнал шам. О том, что Йован Рыбак – хуторянин, некогда верный вассал Великого ладожского властелина, – восстал против своего господина из-за какой-то ссоры и теперь надеялся с помощью пришельцев поправить свои дела. Все довольно предсказуемо и просто. Кроме одного – имелось в голове проводника нечто такое, что оказалось закрытым для шама. Кто-то поставил защиту… а скорее, Йован просто не хотел о чем-то вспоминать. О чем-то таком, неприятном… в чем можно было бы, наверное, покопаться… если б было время, а его не было, тем более, от дела все время отвлекал дамп. Ошивался во время допроса рядом: то принесет что-то, то что-то невпопад спросит, то… в общем – мешал. Разозленный Наг даже хотел его прогнать и пожаловаться Киру… но передумал, углядев в руках дампа изрядных размеров кувшин. В кувшине оказалась брага, а Нагу так хотелось выпить – успокоить нервишки, что-то расшатались они за последнее время. Тем более они ведь заключили с тем, кто ныне командовал дампом, нечто вроде перемирия или даже союза. На время, но заключили… И если дамп – вернее, его симбиот сиам – почему-то не хотел, чтобы Наг допросил проводников до конца, то, значит, и не нужно их было допрашивать. Узнал кое-что – и ладно.

Вообще, Наг бы, конечно, не пошел ни в какую крепость – оно ему надо? Однако на барже, наверное, все же было опаснее: там собирались драться всерьез. Что поделать, именно они должны был отвлечь на себя все внимание Хозяина Ладоги. А уж Кир и его люди – и нелюди – пробрался бы в крепость, а там… А там вступил бы в дело и шам, и дамп со своим симбионтом. Нашли бы девчонку враз, отдали бы Кириллу, уничтожив кровавого Маара, а потом… Потом у каждого были бы свои дела.

– Когда мы убьем Властелина, крестьяне поднимут восстание на всех окраинах, – на ходу пояснила Мара. – Восстанут и рыбаки. Ведь им больше некого будет бояться. Власть кровавого тирана падет в считаные дни.

– Это ваши дела. – Кир безразлично пожал плечами. – Мы уйдем, получив свое. А дальше – делайте, что хотите. Это ваша земля, мы на нее не претендуем.

– И все же я рада, что наши интересы совпали.

– Я тоже рад.

Небольшой отряд продвигался к Волхову тайными лесными тропами, хорошо знакомыми обоим проводникам. Шли быстро, тем более – налегке. Ни винтовок, ни пулеметов с собой, конечно же, не брали, все отдали тем, кто на барже, – не следовало себя раньше времени демаскировать. Только лишь пистолеты да пара оставшихся гранат эргэдэшек. Плюс праща у Кирилла, да у наемника-дампа – всегдашний, ныне спрятанный под глухим плащом, меч. Все, вроде бы, ничего, вот только патронов осталось, увы, очень мало. Ничего! Кир вовсе не собирался устраивать большую войну, главное было – Маара убить. Просто пристрелить, как бешеную собаку, или зарубить мечом… или подорвать гранатой. Как-то так.

Ближе к вечеру путники вышли на околицу какой-то лесной деревни или, скорее, хутора. Высокий частокол с воротами, пара больших, крытых серебристой ольховой дранкою, изб. Гумно, овин да приземистый молотильный сарай – рига. Чуть вдалеке, не склоне пологого холма – бревенчатая баня по-черному. За баней играл красными закатными волнами Волхов.

Проводника, судя по встрече, на хуторе знали и даже побаивались. Идущую первой Мару местные заметили еще издали и поспешно распахнули ворота. Приземистый плечистый мужик с широкой седой бородою, кланяясь, придержал рвущихся с цепи псов, заливавшихся злобным лаем.

– Цыть!

Цыкнул так, что серые, с подпалинами, волкодавы стыдливо поджали хвосты и умильно заскулили.

– Будь здрава, пресветлая хозяйка Мара, – снова поклонился мужик. – Да хранят вас древние боги реки.

– И тебе всего доброго, Кайсан-тиун, – поздоровавшись, Мара глянула на Кира и торопливо пояснила:

– Это Кайсан, староста деревни. Я тебе о нем говорила.

Кирилл кивнул, искоса осматривая хутор и прикидывая, где будет безопасней всего заночевать. Если вдруг окажется, что здешние крестьяне вовсе не друзья «пресветлой хозяйке» Маре… Стоявшие вокруг хмурые деревенские парни даже и не пытались улыбаться. Что поделать, говоря старинным ученым словом: таков уж деревенский менталитет. Исконное неприятие всех чужаков, всех тех, кто не «свой».

– Я не улавливаю здесь никакой опасности, – прошептал шам из-под низко надвинутого капюшона. – Только глухую ненависть и еще – страх. Да, ты прав – менталитет…