Тьма после рассвета - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сержант, побудь с задержанным, — велел Гордеев, пулей вылетев в коридор.
Мокрое от дождя лицо Геннадия Синицына сияло.
— Нашли, товарищ майор! Жива. Правда, без сознания. У нас там «Скорая» дежурила, следователь заранее вызвал на всякий случай, так что сразу в районную больницу повезли.
— Травмы? Раны?
— Синяки и царапины. Травма головы еще. Девочка споткнулась и упала прямо головой на корягу, там и лежала, когда ее нашли. Наверное, от удара потеряла сознание.
— Врачи что сказали?
— Сказали, что состояние тяжелое, погрузили в машину и повезли. А что они еще могут сказать в таких условиях? Старший лейтенант Разин поехал с ними, будет ждать, что покажет первичный осмотр. Обещал сразу позвонить сюда, как только что-то прояснится.
— Следы, свидетельствующие об изнасиловании, смотрели? — деловито спросил Гордеев и с неудовольствием понял, что внутренне замирает от ужаса в ожидании ответа. — Синяки на внутренней стороне бедер?
Участковый отрицательно покачал головой.
— Там все чисто. Следователь опытный, повезло нам, что он сегодня дежурил. Сразу посмотрел.
Виктор вспомнил немолодого мужчину с отечным лицом, мешками под глазами и копной буровато-седых волос, сидящего за столом в доме Клавдии Лихачевой и тщательно описывающего предметы, обнаруженные при обыске. Боец старой школы. Не прошел мимо детских вещей в сарае, не отбросил их как ненужную деталь, прислушался к тому, что говорил Гордеев. Кинолога вызвал, о медицинской помощи позаботился. Не опасается получить нагоняй за действия, которые могут оказаться лишними, избыточными. Принимает решения быстро, готов их отстаивать и берет всю ответственность на себя. Не старается понравиться начальству. Таких работников с каждым годом становится все меньше и меньше. Старые выходят на пенсию или умирают, молодые воспитаны иначе. Такие понятия, как честность и совесть, понемногу забываются, на первый план выходят страшные слова «партком» и «указание руководства». Интересно, как повел бы себя этот следователь, если бы на него попытались наехать так, как на Ольгу Ермашову?
Кстати, надо ей позвонить. Гордеев взглянул на часы: начало шестого. Ладно, пусть женщина поспит хотя бы до шести.
— Водка есть?
— Найдется, — улыбнулся участковый. — Вам прямо здесь налить?
— А есть варианты?
— Можно ко мне домой. Жена спит, а мы на кухне тихонечко посидим. Здесь закусывать нечем, а у нас голубцов целая латка. Можно и супа навернуть, если захочется. Вкусный — пальчики оближешь! Так как, товарищ майор?
— Соблазнительно рассказываешь, Гена. Но нужно ждать звонка Разина из больницы.
— Я ему свой домашний номер оставил, он вас найдет, если что.
— Связь с Москвой из поселка прямая?
— Куда там! — махнул рукой Синицын. — Только с Дмитровом. В Москву отсюда можно по ВЧ звонить, все-таки милиция, спецсвязь налажена, а так — заказывать по межгороду и ждать, когда дадут.
— Понятно. Поел бы я твоих голубцов, Гена, но не судьба. Придется здесь сидеть. Значит, так: Кваскова в камеру, только не вместе с Хвощевым.
— Само собой, — чуть обиженно проговорил Геннадий.
Виктор вдруг спохватился: а позвонил ли Разин следователю перед тем, как присоединиться к поисковой группе? В тот момент Гордеев почему-то вообще не подумал о том, что разговор нужно заказывать и ждать, пока соединят. Привык к столичным условиям: снял трубку, набрал номер — и готово дело. Вроде и на месте не сидит, работа такая, что приходится разъезжать по всей области, а порой и за ее пределы, должен был бы усвоить, что автоматические телефонные станции построены и введены в строй далеко не всюду. Промашка вышла… Елки-палки, как хочется выпить! А лучше — напиться. От души, в хлам. В грязь. Чтобы забыть о съехавшем с катушек Хвоще, который обезумел от огромных денег и от невозможности купить на них хоть сколько-нибудь удовольствий и роскоши. О Хвоще, который собрался изнасиловать двенадцатилетнюю девочку. Об Алле Муляр, перепуганной насмерть, раздетой и в одиночку пробирающейся в холод и дождь по лесу. О Сереже Смелянском, которого выбросили из машины и который теперь бродит или отсиживается неизвестно где, если вообще еще жив. О следователе Ольге Ермашовой, которой приказали нарушить закон, чтобы угодить КГБ. И о самом КГБ тоже хорошо бы забыть.
Оказалось, Коля Разин поручение выполнил.
— Он звонил по ВЧ в свою дежурную часть и просил связаться со следователем, — сообщил Синицын. — Что-то передать насчет возбуждения дела.
— Ну и хорошо. Где у вас наливают?
— Можно прямо здесь, у меня в кабинете.
— У тебя и кабинет свой есть? — добродушно усмехнулся Гордеев. — Красиво живете.
— Ну, не совсем у меня, — отчего-то смутился Геннадий. — Это кабинет старшего участкового, если по правилам, а у меня три опорных пункта по всему поселку разбросаны, я там провожу прием населения. Но старшего у нас сейчас нет, вакансия свободна, а я кабинетом пользуюсь. Здесь удобно, самый центр поселка, до любого места близко.
— И где же твое незаконное гнездо?
— На первом этаже, сразу за дежуркой.
Гордеев спустился в дежурную часть, сделал несколько телефонных звонков, доложил, кому следует, предупредил, кого посчитал нужным, зашел в кабинет старшего участкового, где Геннадий Синицын, расстелив на столе тканевую салфеточку, вскрывал консервным ножом трехлитровую банку с солеными помидорами, и, не говоря ни слова, залпом выпил полстакана водки.
***
Голова опять упала, и Разин проснулся. Да что ж за невезуха такая! Не умеет он спать, сидя на стуле, шея не удерживается в нужном положении, стоит только уснуть — и голова сразу падает набок. Старший лейтенант пытался приладить затылок к стене, чтобы была опора, но ничего не получалось.
Он сидел в больничном коридоре и послушно ждал, когда из отделения интенсивной терапии выйдет врач и расскажет об Алле Муляр. Симпатичная медсестричка, сидевшая неподалеку на сестринском посту, с интересом поглядывала на Колю и даже предлагала чаю или кофе. Разин сперва отказался, а теперь подумал, что надо бы, пожалуй, воспользоваться любезным предложением и согласиться. Все равно поспать не удается, а девушка хорошенькая, и улыбка у нее милая.
— Это вы ее нашли? — спросила медсестра, подавая Коле огромную, на пол-литра, керамическую кружку, на которой рядом с рисунком какого-то собора красовалась надпись латинскими буквами: Tallinn.
— Нас много было, — уклончиво ответил оперативник.
Конечно, в глазах этой милой девушки приятно было бы выглядеть героем, но и врать не хотелось. Аллу Муляр нашел вовсе не он, Николай Разин, а сотрудник розыска из Дмитрова. Но ведь искали-то все, ночью, под моросящим дождем, и искали не один час. Просто повезло кому-то одному, но шансы у всех были равными, а не так, чтобы один трудился, а остальные ленились. От окраины поселка девочка, как выяснилось, ушла совсем недалеко. Видимо, кружила на одном месте, но это и понятно, она ведь городская, к лесу не приучена, ориентироваться и находить дорогу не умеет.
Наконец вышла врач, статная женщина лет пятидесяти в очках, с озабоченным выражением на округлом мягком лице. Коля сразу подскочил к ней, с тревогой заглядывая в глаза.
— Ну, что, доктор?
— Сильное переохлаждение, обезвоживание, острая почечная недостаточность, пневмония. Сотрясение мозга пока под вопросом, нужно провести инструментальное исследование.
— Это опасно?
— Будем