Подводная лодка - Буххайм (Букхайм) Лотар-Гюнтер

Громкие приказы с мостика: «По местам стоять к продуванию до полной плавучести. Машинной команде оставаться на местах к погружению».

Стармех одобрительно кивнул. Командир был осторожен, не желая неоправданно рисковать.

В диске темного неба, обрамленном комингсом люка, мерцала пригоршня звезд, как крошечные фонарики, качаемые ветром.

«Приготовить левый двигатель».

«Левый двигатель готов!»

Подводная лодка закачалась. Круглый глаз верхнего люка качался туда-сюда поперек сверкающего фонового экрана.

«Левая машина малый вперед».

По корпусу лодки пробежала дрожь, когда запустили двигатель.

Командир вызвал на мостик впередсмотрящих и мичмана.

«Нужно отправить радиограмму», — услышал я.

Снова внизу появился мичман. Заглянув через его плечо, я не смог сдержать ухмылку, потому что текст, который он записывал, совпадал с моим предвидением почти дословно. Удивленный моим весельем, он поднял брови.

«Коротко и мило», — сказал я, но это тоже сбило его с толку. Я увидел, как он мотает головой, направляясь в радиорубку.

«Прошу добро на мостик!»

«Поднимайтесь», — ответил Командир, и я взобрался по трапу.

Перед луной облака раздались в стороны, безразличный полумесяц купался в своем собственном великолепном отражении. Море сверкало и переливалось в тех местах, где его касался лунный свет. Вскоре занавес облаков снова затянулся. Единственный свет теперь исходил только от мерцающих звезд и от самого моря. За нашей кормой с волшебным зеленым свечением фосфоресцировала пена. На носовой обшивке шипели волны, как будто на раскаленную печь плеснули воды. Резкое шипение раздавалось на фоне неясного гула. Порой поднималась довольно большая волна и ударяла в наш борт с приглушенным гулом китайского гонга.

У меня было впечатление, что мы не столько плыли, сколько были подвешены на тонкой корке между двумя безднами, одна из них сверху, другая внизу: тысячи ярусов темноты над нами, тысячи ярусов темноты под нами. Мои мысли блуждали в смятении и безо всякой цели. Мы были спасены — путешественники в преисподнюю, которые вернулись.

Командир заговорил, приблизившись к моему уху. «К нашему счастью — мне это сейчас пришло в голову — что этот пруд трехмерный».

Завтрак за столом в кают-компании.

Из кают-компании старшин доносятся обрывки разговоров. Я слушал их вполуха. Старшина машинного отделения Йоханн похоже вспоминал свой последний отпуск дома.

«В конце концов, нам удалось раздобыть плиту. Вы только представьте, чего это стоило! Ничего нигде не достать, даже с нашивкой подводной лодки на мундире. Детских колясок нигде нет. Я и говорю Гертруде: нам что, действительно сейчас нужна детская коляска? В конце концов, негры таскают своих младенцев на спине… Она тут же закипает, моя Гертруда. Уже на шестом месяце. Хотел бы я знать, правда ли мы вселимся, когда у ней подойдет срок… До тех пор, пока есть четыре стены и крыша, вот что я всегда говорю. В неделю они делают по восемь налетов».

«Это не может продолжаться вечно», — кто-то произносит утешительно. Вроде бы это говорит рулевой.

«Ты можешь выкрасить белой краской стол и построить вокруг газового счетчика маленький ящик. Парни с верфи сколотят тебе его за пару бутылок пива — ты сможешь его взять с собой в следующий отпуск. Маленький такой ящик не будет тебе большой помехой».

Рулевой захихикал. «Я попрошу оружейников сколотить тебе еще и детскую коляску, если уж она тебе так нужна».

«И правда, спасибо за совет — мы сможем пользоваться пуленепробиваемой коляской».

Как раз перед 09:00 на следующий день мы вошли в район, в котором плавало множество обломков с судов, очевидно потопленных в конвое. Доски, почерневшие от мазута, поднимались на нашей носовой волне и неторопливо проплывали мимо. Потом мы увидели небольшую резиновую шлюпку. В ней был человек, сидевший как будто в кресле-качалке, с ногами, перекинутыми через надувной борт; ступни его ног почти касались воды. Его руки были подняты в позе читающего газету. Когда мы подошли ближе, я увидел, что кисти обоих рук отсутствовали. Все, что оставалось от них — это пара почерневших обрубков. Его лицо было обуглившейся черной маской с двумя рядами оскаленных зубов, как будто он натянул на голову черный чулок.

«Мертв», — произнес мичман.

Он мог бы этого и не говорить.

Шлюпка и её безжизненный пассажир быстро проплыли мимо. Наша кильватерная волна ритмично раскачала их. Казалось, что человек, удобно устроившийся с газетой, наслаждается движением шлюпки.

Никто не произносил ни слова. В конце концов Крихбаум сказал: «Это был моряк с торгового судна. Непонятно, где он раздобыл резиновую шлюпку — на торгашах обычно спасательные плоты. Шлюпка выглядит, как будто она из Королевского ВМФ».

Его профессиональное замечание разорвало колдовские чары. Командир воодушевлено ухватился за тему и несколько минут обсуждал вероятность того, что британские торговые суда уже давно имеют на борту военных моряков. «В конце концов, кто же будет обслуживать пушки?»

Плавающие обломки кораблекрушения не кончались. Потонувший купец оставил множество мусора: ящики, бочки из-под масла, расщепленные спасательные шлюпки, обугленные и поломанные спасательные плоты, спасательные круги, целые секции надстройки и мостика. Мы миновали троих или четверых мертвецов, плававших в спасательных жилетах, головы их были опущены в воду, затем целую цепочку тел, плававших лицом вниз, большинство из них без спасательных жилетов и многие сильно изувечены.

Мичман заметил плававшие тела слишком поздно, чтобы мы могли обойти их.

Ледяным голосом Командир приказал увеличить скорость. Мы проторили свой путь сквозь искалеченные и излохмаченные останки. Носовая волна отваливала все в сторону, как снежный плуг. Командир уставился прямо вперед, а мичман вел наблюдение за своим сектором.

Я заметил, что наблюдатель кормового сектора по правому борту с трудом удержал слезы, когда мы миновали тело, распростертое на бревне.

«Вижу спасательный круг!» — произнес Командир. Его голос проскрежетал, как ржавая дверная петля.

Он отдал два-три быстрых приказания рулевому, одно за другим. Наш нос медленно повернул к красно-белому спасательному кругу, видимому на короткие промежутки времени лишь иногда.

Командир повернулся к Крихбауму и произнес явно слишком громко: «Я оставлю его по левому борту. «Вызвать рулевого!»

Я сфокусировал свое зрение на прыгающем цветном пятне. Оно быстро увеличивалось.

Берманн запыхавшись появился на мостике, затем спустился по трапу наружу боевой рубки. Он был вооружен небольшой железной кошкой.

Хотя все прекрасно понимали, что хотел узнать Командир, он все-таки сказал вслух: «Хорошо, посмотрим, как называлась эта лоханка».

Мичман навис над леером мостика, как будто бы для того, чтобы охватить взглядом лодку во всю её длину. «Малый вперед левая машина, полный вперед правая», — передал он вниз. «Руль лево на борт».

Рулевой повторил его приказы изнутри боевой рубки. Спасательный круг все время пропадал из поля зрения, погружаясь во впадины между волн, затрудняя нам слежение за ним.

Крихбаум остановил левый двигатель и приказал правому малый вперед. Не в первый раз я был огорошен отсутствием достаточной маневренности лодки U-A. По сравнению со своей шириной она была длинной, а её винты были расположены слишком близко друг к другу.

Казалось, что спасательный круг исчез. Он должен был быть почти на нашем левом борту. Момент неопределенности, и затем он появился вновь.

Мы медленно пробирались к нему. Крихбаум отдал на руль еще приказы по уточнению курса. Он выглядел удовлетворенным нашим продвижением.

Рулевой одной рукой держал кошку, а в другой бросательный конец, смотанный наподобие лассо. Цепляясь для опоры за штормовой леер, он напряженно подался вперед над скользкими решетками. Теперь спасательный круг был вровень с нашим носом. К нашему разочарованию названия судна не было видно — оно было на обратной от нас стороне или же стерто от воздействия стихий.