Подводная лодка - Буххайм (Букхайм) Лотар-Гюнтер

«Заполнить водой торпедный аппарат No.5», — послышался шепот сверху.

Приказ был тихо передан в кормовой торпедный отсек. Мы были в бою.

Я уселся на порог двери в переборке. Доклад шепотом с кормы: «Торпедный аппарат No.5 готов, крышка аппарата закрыта».

Все торпедные аппараты были теперь заполнены. Все, что оставалось сделать — это открыть крышки и послать наших рыбок в путь при помощи сжатого воздуха.

Неожиданно я осознал, что до сих пор у меня во рту кусок хлеба — мягкий хлеб с кусочками салями. Его вкус был кисловатым.

Старик, должно быть, сошел с ума — атаковать эсминец в таком море. С другой стороны, такое море имело и свои хорошие стороны. Полоску пены, которая могла выдать наш перископ, будет трудно различить в пене волн.

Если мы выпустим торпеды, то Стармех должен будет сразу же принять на борт балласт для компенсации веса торпед, в противном случае лодка выскочит на поверхность. Торпеда весит 1500 килограмм, так что это означает примерно 1500 литров на торпеду. Если умножить на четыре или пять, получится уже много воды.

От Командира ни слова.

Попасть в эсминец с его малой осадкой и высокой маневренностью было исключительно трудно. Но если попадешь хоть раз — он исчезает как пух одуванчика. Взрыв, гейзер воды и кусков стали, и конец — ничего не остается.

Сверху донесся размеренный голос Командира. «Открыть носовые крышки аппаратов 1 и 2. Скорость противника пятнадцать. Носовой угол ноль, четыре-ноль левый. Дистанция одна тысяча».

Второй помощник установил данные на калькуляторе. Носовой отсек доложил об открытии крышек аппаратов. Старший помощник тихо, но отчетливо доложил командиру: «Аппараты 1 и 2 готовы к бою».

Держа руку на спусковом рычаге, Командир ждал, когда неприятель пересечет линию в окуляре перископа.

Мне страстно хотелось посмотреть в перископ и увидеть всю картину.

Безмолвие окрылило мое воображение. Ужасные картины представлялись мне: британский эсминец направляется на нас на расстоянии прямой наводки. Нос корабля с пенящейся носовой волной нависает над нами, как хищная птица, и почти уже таранит нас. Расширенные в ужасе глаза, рвущийся металл, рваный куски стали, каскады зеленой воды, вливающейся в наш разорванный корпус.

Голос Командира прозвучал резко, как удар хлыста. «Затопить цистерну быстрого погружения. Глубина шестьдесят метров. Закрыть все носовые крышки».

Стармех, всего лишь через долю секунды: «Горизонтальные рули на полное погружение, полный вперед обе машины. Вся команда в нос!»

Шум голосов. Я полетел в сторону, мои ботинки скользили по плитам настила. Первый человек нырнул через кормовую переборку, споткнулся, выпрямился и пригнувшись побежал вперед мимо радиорубки в нос.

Я уловил несколько вопросительных взглядов с широко открытыми глазами, когда еще несколько человек пробежали мимо меня, скользя и спотыкаясь. Две бутылки фруктового сока прокатились по проходу из кают-компании старшин и вдребезги разбились о переборку центрального поста.

Все горизонтальные рули все еще были в положении полного погружения. Подлодка уже была резко наклонена носом вперед, но команда все еще бежала вперед. Они проскальзывали через наклоненный центральный пост как лыжники. Один из них с шипением выругался, когда упал головой вперед.

Теперь в корме оставалась только вахта машинного отделения. Я потерял равновесие, но успел вовремя схватиться за ствол поискового перископа. Сосиски, свисавшие с подволока, казалось, висят параллельно с ним. Я услышал голос Командира поверх скольжения и грохота ботинок. «Теперь в любой момент». Это звучало совсем несерьезно, как мимолетное замечание.

Он медленно спустился по трапу с преувеличенной неторопливостью человека, демонстрирующего упражнение, взобрался по наклонной плоскости и прислонился задом к рундуку для карт. Правой рукой для опоры он обвил трубу.

Стармех медленно поднял лодку носом вверх и приказал команде вернуться по боевым постам. Команда, которая только что спешила в нос, один за другим снова пробралась в корму.

Используя сосиски в качестве грубого прибора для определения угла наклона, я прикинул, что наш нос все еще был наклонен градусов на тридцать.

БУММ! БУММ! БУММ!

Три грохочущих взрыва подбросили меня, как удары топора. Ошеломленный, я услышал приглушенный рев. Ледяные пальцы сжали мое сердце. Что это был за ревущий звук? Затем я понял: вода рвалась обратно в подводные каверны, созданные взрывами.

Еще два колоссальных глухих удара.

Старшина центрального поста вытянул шею, как черепаха. Новый матрос центрального поста, Викарий, покачнулся и уцепился за стол для карт.

Еще звук взрыва, громче, чем остальные.

Лампочки погасли, оставив нас в адском мраке.

«Резервное освещение неисправно!» — услышал я чей-то крик.

Приказы Стармеха казалось, доносились издалека. Конусы света ручных фонарей пробили желтоватые дыры в темноте. Голос требовал принести предохранители. Начальники боевых постов доложили обстановку по переговорным трубам. «В носовом отсеке все в норме». — «Машинное отделение в норме».

«Протечек не обнаружено, Командир», — доложил мичман. В его голосе, как у Командира, не было никаких следов эмоций.

Через мгновение плиты настила заплясали от двойного взрыва.

«Продуть цистерну быстрого погружения». Насос заработал с резким звуком. Как только звук взрыва утих, он снова был остановлен, чтобы его не уловили вражеские гидрофоны.

«Поднять нос», — приказал Стармех рулевым на горизонтальных рулях. Затем доложил Командиру: «Лодка отдифферентована».

«Будут еще глубинные бомбы», — сказал Командир. «Они и впрямь заметили перископ, черт их побери. Почти невероятно — в таком море».

Он посмотрел вокруг без тени беспокойства. В его голосе я даже заметил нотку насмешки. «Психологическая война, господа, вот и все».

Ничего не произошло в течение следующих десяти минут. Затем оглушительный взрыв потряс корпус лодки. Еще несколько разрывов последовали один за другим. Лодка задрожала и заскрипела.

«Пятнадцать», — считал мичман, «шестнадцать, семнадцать. Восемнадцать, девятнадцать».

Стармех уставился на стрелку глубиномера, которая при каждом взрыве дергалась на одно-два деления. Его широко открытые глаза выглядели даже темнее, чем обычно. Глаза Командира были закрыты в усилии сконцентрироваться: собственный курс, курс противника, курс уклонения. Его реакции должны были быть мгновенными. Он сражался в полном одиночестве. Наши жизни зависели от точности его решений.

«Руль право на борт».

«Руль на правом борту, Командир».

«Держать курс на север».

Командир был полностью поглощен беспрестанными умственными вычислениями. Основные факторы, влиявшие на его вычисления, изменялись с каждым докладом, который он получал.

Он должен рассчитать свой курс уклонения на основе шумов от винтов эсминца и линии их приближения. Не имевший возможности получать какую-либо мгновенную информацию посредством органов чувств, он должен был управлять подводной лодкой подобно летчику, летящему вслепую по приборам, и основывать свои решения на непрямой информации.

Я мысленно видел, как серо-черные бочки сбрасывались с кормы эсминца, неуклюже проносились по воздуху и плюхались в воду. Я видел, как они погружались в воду, таща за собой жемчужины воздушных пузырьков, и как они затем взрывались во мраке: магниевая вспышка огненного шара, подобному солнцу под поверхностью моря.

Вода передавала взрыв гораздо лучше воздуха. Ударные волны могли разорвать подводную лодку по швам, когда достигали её. Глубинная бомба могла разрушить её в любой точке в пределах её радиуса поражения. Легкие глубинные бомбы, сбрасываемые с самолетов, весили 60 кг, глубинные бомбы эсминцев — 200 кг. На глубине в 100 метров их смертельный радиус поражения был 80-100 метров.

На некоторое время вернулась тишина. Я напряг свой слух до предела: никаких звуков винтов, никаких всплесков от сбрасываемых глубинных бомб, лишь мягкое гудение наших электромоторов. Полная тишина. Казалось, Командир постепенно вспомнил о нашем присутствии. Он огляделся вокруг, не меняя позы.