Смерти вопреки. Реальная история человека и собаки на войне и в концлагере - Вайнтрауб Роберт

К моменту завершения строительства в группе F погибло более трех тысяч военнопленных, т. е. 45 % первоначального состава группы, что намного превышало смертность на других участках железной дороги, где смертность составила 20 %. Выжившие превратились в скелеты и были живы только в чисто техническом смысле слова.

На Банно как на командира охраны группы F возложили ответственность за эти кошмарные потери и осенью 1946 года судили на Сингапурском трибунале по военным преступлениям (одновременно в Токио происходил ряд подобных же судов, которые получили намного более полное освещение в западной прессе). Конкретно Банно обвиняли в том, что он способствовал страшной вспышке холеры. Врачи из числа военнопленных неоднократно умоляли Банно изолировать больных в каком-то месте, где они могли бы отлежаться, а не гнать их вместе с другими военнопленными, подвергая здоровых риску заражения. Банно, уступая давлению сверху (руководство требовало завершить задачу, которая оказалась для Банно как для военного последней), заставлял пленных работать по плану, перетаскивая больных в новый лагерь, дальше по линии. Понятно, в новом лагере холера распространялась со скоростью лесного пожара и уносила намного больше людей.

Банно на суде отстаивал свою позицию, сказав, что эвакуированный лагерь, в котором разразилась холера, начал становиться «очень опасным». Он заявил:

«Лагерь находился в теснине, окруженной болотами. Там не было хорошей проточной воды. В единственном ручье текла известковая вода, и то место совсем не подходило для проживания кого бы то ни было… К тому же начался сезон муссонов, и если бы началось половодье, то транспорт остановился бы и продовольствие пришлось бы переносить на людских плечах. Это означало, что если мы оставим их в старом лагере, многим придется страдать от очень неподходящих условий и резкой нехватки продовольствия. Вот почему я посчитал, что оставить их на старом месте – означает создать еще бо́льшие неудобства для военнопленных».

Хотя пленных косила болезнь и они гибли, а другие просто голодали, у Банно и других японских офицеров продовольствия всегда было в достатке. И все же полковник Банно был более человечным и открытым доводам разума, чем многие другие японцы. В какой-то момент десять британских пленных предприняли невероятную попытку побега через джунгли. После трех недель блуждания через бурные реки, прорубания дороги через густые заросли, подъемов на крутые склоны и страданий под непрекращающимся дождем пятеро беглецов умерли, а оставшиеся в живых наткнулись на дверь, в которую негромко постучали. На собственной шкуре убедившись в том, о чем Банно предупредил их (а предупредил он о том, что джунгли делают побег подлинным самоубийством), пятеро выживших сдались наконец жителям местной деревушки и были возвращены в лагерь, где их наказали японцы.

Номинально за попытки побега полагалась смерть, но выдающийся военнопленный по имени Сирил Уайлд вмешался в дело и договорился с Банно. Уайлд, капитан британской армии, нес белый флаг, идя рядом с генералом Персивалем во время сдачи Сингапура, а теперь был пленным в составе группы F, Уайлд говорил по-японски и разбирался в японской культуре (позднее, во время безоговорочной капитуляции Японии, он станет официальным британским переводчиком при лорде Маунтбеттене). В джунглях Уайлд встревал в потенциально смертельные разногласия с другими пленными и охранниками. Он был так неутомим, защищая пленных, что японцы стали называть его немуранай се такай отоко, что в переводе означает «высокий человек, который никогда не спит».

Уайлду удалось убедить Банно отменить смертный приговор, впечатлив полковника угрозой жуткого бесчестия, которое он навлечет на императора и его армию, если он допустит смерть таких смелых людей. Красноречие Уайлда тронуло полковника до слез. Довольно удивительно, но апелляция к человечности и гордости Банно увенчалась успехом: вместо расстрела беглецов отправили в Сингапур, где их жутко избили и посадили в тюрьму, но они дожили до конца войны.

В отличие от Суматры, где полномочия и порядок подчиненности Банно были ясны, в Сиаме руки Банно связывала бюрократия. Хотя Банно командовал охранниками и руководил их повседневной деятельностью, инженеры группы F не подчинялись его приказам по неподдающимся пониманию причинам. Технически инженеры подчинялись командованию администрации по делам военнопленных, которая находилась в Сингапуре, а не старшему офицеру на месте, как это было в других лагерях на маршруте железной дороги. Поэтому Банно, находившийся в глубине джунглей, отрезанный от линий снабжения и сообщения, не мог быстро распутывать узлы (вроде того, каким стали эпидемия холеры среди пленных), направляя быстрый запрос о приказаниях вышестоящему начальнику.

Между тем показания, данные впоследствии пленными, которые находились в ведении Банно, позволяет предположить, что он боялся этих исполненных крайнего рвения инженеров, а также многих охранников. Хотя высокочтимый Сирил Уайлд незадолго до своей гибели в авиакатастрофе рейса из Сингапура в Токио выступил после войны в защиту Банно[6]. Уайлд назвал Банно «вполне дружественно настроенным человеком» и признал, что тот предпринял «определенные, оказавшиеся тщетными и совершенно неэффективными попытки» улучшить условия в лагерях, но другие свидетели не были столь великодушны. Банно оказался «неспособным контролировать действия своих подчиненных», насмешливо заявил один из свидетелей. В других показаниях Банно называли человеком, «небрежно относившимся к своим обязанностям» и «некомпетентным, глупым стариком». Один из выживших назвал Банно «трясущимся старым ослом».

Жизнь Банно спасла, в значительной степени, эта слабость. Когда Банно предстал перед Трибуналом по военным преступлениям, он заявил, что делал «все, что мог сделать в тех трудных обстоятельствах», для того чтобы предотвратить гибель людей, и что «неспособность навязать свои взгляды более высокому начальству не может быть основанием для уголовной ответственности». Другими словами, Банно утверждал, что он не виноват.

Довольно удивительно, но трибунал увидел ситуацию глазами Банно, растаяв настолько, что вынес ему сравнительно легкий, учитывая число смертей в группе F, приговор – три года заключения. У Банно имелись смягчающие обстоятельства: пленные уже были истощены даже до того, как они покинули Сингапур, и, как гласит официальный обзор дела, неблагоприятные «климат и местность стали важными факторами, мешавшими адекватному снабжению строителей».

Большую часть своего срока Банно провел в Сингапуре, а потом был переведен в печально известную тюрьму Сугамо в Токио. До капитуляции Японии в этой тюрьме держали (и пытали) политических заключенных. При благосклонном режиме генерала Дугласа Макартура Сугамо стала тюрьмой для военных преступников. В этой тюрьме Банно сидел недолго. Его привезли в конце января 1950 года. У него сняли отпечатки пальцев, но не сфотографировали и отпустили на свободу менее чем через месяц, 17 февраля 1950 года. Официально его включили в группу преступников, которым были сокращены сроки заключения, главным образом для того, чтобы снизить расходы на их содержание.

Потом Банно вернулся в свое хозяйство у моря. Он, несомненно, сожалел о повороте истории, который заставил его покинуть родину.

Но до всех этих событий полковник Банно находился в Глоегоере, лениво пытаясь погрузиться в свои административные обязанности и тратя бо́льшую часть времени на любовную интрижку. Несмотря на адские окружающие условия, Банно влюбился (или, по меньшей мере, испытал приступ похоти). Предметом его страсти оказалась молодая местная жительница. Было ли это подлинной страстью или же старик просто пользовался властью, которые победители получают над военными трофеями, но Банно вел себя как подросток. Он часто навещал свою возлюбленную в деревне и развлекал ее в офицерской столовой всякий раз, когда мог привезти ее в штаб-квартиру.