Княжна - Светлана Берендеева

– Господи, – наконец, дошло до Марии, – он же на меня как на невесту смотрит! Как же поправить это?

Умница Варенька, видя их обоюдное замешательство, начала разговор. Спросила об армии, о погоде в южных землях, и беседа наладилась.

– А турок вы видели? – спрашивала она азартно.

– Нет, Варвара Андревна, с турками не встречались. Армия ведь и к Днестру ещё не подошла. Вот с татарами стычки были. Они горазды обозы грабить. Но в бой не вступают: налетят тучей, визжат, хватают, что могут – и бежать. Кони у них резвые, догнать трудно, и неприхотливы очень – едят колючки, быльё, ветки даже. Наши же лошади в степи устают сильно и резвость теряют.

Шереметев рассказывал всё это уже по второму разу – первый раз на прогулке – но нетерпенья не проявлял, напротив, улыбался.

За обедом Михаила между ними посадили. С другой стороны стола Марию жёг взглядом пан Вацлав, и по временам останавливались на ней деланно равнодушные глаза пана Тадеуша. Вареньку это всё очень занимало.

Вечером опять была музыка и, на радость Марии, с танцами. Не бал, а как объявила хозяйка, домашний музыкальный вечер, и гостей не особенно много.

Мария с удовольствием подала руку Шереметеву, и они пустились скользить по паркету, как тогда в Москве, и также как тогда, весь вечер протанцевали вместе. На Марии было её любимое бледно-голубое платье. Она чувствовала лёгкость и ловкость во всём теле, особенно в ногах. Михаил вёл её точно в лад музыке. Словом, только в конце вечера она вспомнила о своём решении быть с Шереметевым похолоднее, чтобы не давать ему напрасных надежд.

Так что, когда лакей передал ей просьбу старшего конюха зайти к нему, она отклонила намерение Михаила её проводить и пошла одна. Просьба конюха её не удивила – Зорька утром немного прихрамывала. Правда, не ко времени, но откуда ж конюху барские дела знать.

Так рассуждала она про себя, проходя темноватым коридором, когда на её лицо упал шёлковый платок, тут же плотно стянувшийся, а саму её подхватили и понесли сразу несколько пар рук. Она попробовала сопротивляться, но держали крепко, и она быстро оказалась в карете, тут же поехавшей вскачь.

Глаза у неё были завязаны, да и дышать этот платок мешал, поэтому, как только её положили на сиденье кареты, она подняла руки, чтобы освободить лицо. Тут же её запястья были взяты широкими мужскими ладонями и опущены вниз.

– Кто вы, сударь, и что значит всё это? – попыталась она спросить, но из-под плотной повязки раздалось лишь мычание.

Спутник её молчал. А может, их тут несколько было? Так ехали довольно долго. Мария пробовала возиться на сиденье, как бы устраиваясь поудобнее – в этом ей не препятствовали. Но как только она пробовала освободиться от платка на лице или нащупать дверцу кареты, её руки немедленно заключались в жёсткий плен.

Наконец карета встала, открылась дверца, но выйти Марии не дали – опять понесли. Нёс уже один человек, так что она от души побрыкалась. Свободы это, правда, ей не принесло, но хоть излила немного свой гнев, который не могла выразить словами.

Потом неизвестный опустил её в кресло и, судя по звукам, вышел, затворив дверь.

Сдёрнуть платок, когда никто не хватает за руки, было делом одной минуты. Она была в нарядно убранной комнате с ярко горящим камином.

Первое – дверь. Заперта. Окно. Завешано бархатной шторой. Снаружи темно, значит, не на главный въезд выходит. Ага, рама подаётся! В это время послышались шаги. Отскочила от окна и быстро подвинула штору на место.

Дверь медленно отворилась, пропуская медленно входившего кавалера, очень разряженного, с ног до головы в кружевах и бантах. Лицо его было закрыто широкими полями шляпы. Марии очень хотелось подскочить и шляпу эту сдёрнуть, чтобы увидеть наглеца. Или, ещё лучше, надвинуть эту шляпу ему на физиономию и проскочить мимо. Но сдержалась. В доме слуги, так не убежать.

Кавалер шляпу снял уже в поклоне, так что лица за свисавшими буклями парика опять не было видно. Медленно выпрямился. И у Марии сразу прошёл весь страх и стало смешно. Пан Вацлав! Господи! Ну и ну!

Минуту они смотрели друг на друга в молчании. Потом пан Вацлав решился:

– Панна Мария простит меня. Причиной моё чувство, сильное чувство. Панне Марии не будет причинено никакой обиды.

– Никакой обиды? – она задохнулась от ярости. – Да как вы смеете!

– Я честный человек, панна Мария, а не какой-нибудь… В соседней комнате ждёт священник.

– Что-о?! Да вы с ума сошли!

На его лице появилось упрямое и злое выражение.

– Панна Мария не хочет стать женой честного человека? Она хочет быть очередным развлечением для пана Тыклинского?

«Ну и дурак», – подумала Мария и тихо с расстановкой сказала: – У вас, пан Шидловский, очень странные понятия о чести. Я вас честным человеком не считаю. А хочу я только одного – чтобы меня немедленно отвезли обратно или хотя бы дали лошадь – сама доеду.

Пан ещё больше насупился и стал похож на рассерженного кота.

– Панне Марии надо успокоиться.

Он картинно хлопнул в ладони, и в комнату внесли стол, уставленный тарелками и бутылями.

– Может, панна Мария так сердита потому, что проголодалась, после ужина она будет благосклоннее?

Рыжие усы разошлись в улыбке под неподвижными глазами.

– Ах, он ещё шутит! – сказала себе Мария. – Ну я ему сейчас…

Она жестом отклонила протянутую руку пана и пошла к столу сама. Быстро обогнула стол и, встав с противоположной стороны, изо всех сил бросила блюдо с заливной рыбой. Бросок получился удачным – ударило той стороной, где была рыба – но не очень метким. Целилась она в лицо, а попала в грудь, и теперь с нарядного камзола тягуче капало желе и свисали рыбьи хвосты.

Рот пана открывался, но звуков из него не выходило. Мария засмеялась. Он сначала попытался отряхиваться, потом обошёл стол и схватил хохочущую Марию за плечо. Она начала вырываться, и его пальцы сжались так, что она с трудом удержалась от крика.

– Хорошо же, – прошипел он ей в лицо, – Я хотел по-благородному… Но теперь панне Марии придётся обойтись без священника.

Он быстро вышел.

– Ах, как я огорчена, что не стану пани Шидловской, – фыркнула Мария.

Она оглядела стол. Ножи все были столовые с круглыми концами, но наточенные, и она выбрала поострее. Потом подумала и взяла в другую руку длиннозубую вилку.

Окно открылось с жутким скрипом, Мария поспешно метнулась к столу и вовремя: дверь заскрежетала замком и в щель просунулась голова ражего молодца. Она принялась скрести ножом по тарелке, как бы отрезая кусок мяса. Дверь закрылась.

Мясо, которое она терзала, оказалось ветчиной, и от запаха Мария вспомнила, что не ела уже полдня. Ветчина была нежной и в меру солёной. Она сунула в рот кусок и, позвенев напоследок посудой, двинулась к окну. Взобралась на подоконник, аккуратно расправила за собой штору и, присев в проёме на корточках, выглянула вниз. До земли было высоковато, но не слишком – видать, это не второй этаж, а первый на подклети.