Амплуа — первый любовник - Маргарита Волина

Она в то время много снималась в кино. Как-то ее не отпустили на съемку, а у нее намечалась какая-то событийная роль. Правда, потом эту картину закрыли, но тем не менее Нина ушла из Театра имени Евг. Вахтангова и появилась у нас. В то время у нас шла «Баня». Фосфорическую женщину играла Тамара Сергеевна Беляева, с которой нас связывали очень теплые отношения. Вдруг Сергей Юткевич решил снять ее с роли и ввести Нину Архипову. Нина ничем не походила на Тамару — та была очень крупной женщиной, очень ощутимой, Нина же — тоненькая, изящная. Она действительно казалась женщиной из будущего, но в тот момент я был возмущен этой заменой, хотя мы и начали репетировать вместе.

В то время у Нины был муж, известный писатель Борис Горбатов, и двое маленьких детей от него. Правда, вскоре Борис Горбатов умер, и Нина осталась с детьми одна, но это никоим образом не изменило наших совершенно невинных отношений.

Шло время. В нашем репертуаре был спектакль «Где эта улица, где этот дом…» В. Дыховичного и М. Слободского. Очень милая незатейливая комедия. Я играл там главного героя, а героиню — Вера Васильева. Мы изображали влюбленных и объединяли всю пьесу. Этот спектакль шел уже не первый год. Вдруг Вера Кузьминична неожиданно заболела. Меня вызвали и сообщили, что срочно вводят Архипову. На этом спектакле я в нее и влюбился. В какой-то момент я увидел в глазах Нины Николаевны то счастье, которое меня и накрыло.

Я уже знал каждый жест, знал, когда ее надо взять за руку, когда влюбленно посмотреть в глаза, — все знал, но вдруг почувствовал, что ничего механически, по заученной схеме сделать не могу. Так неожиданно, с этого спектакля, и начался наш роман.

Можно сказать, что Театр сатиры подарил мне Нину Николаевну, за что я ему бесконечно благодарен. Его стены, его атмосфера, конечно, сыграли свою роль.

В то время я был женат. Женился в двадцать один год, можно сказать, мальчишкой. Я уже писал, что был влюбчивым и женщины мне нравились всегда. Я им тоже вроде бы не был противен.

Запомнился вычитанный когда-то разговор двух молодых людей из окружения Пушкина. Один предложил другому пойти в «дом свиданий». Второй шокирован: как можно, у меня есть жена. А первый возражает: у меня, мол, в доме есть повар, но это не значит, что я никогда не питаюсь в ресторанах. Догадываюсь, что эти слова могут вызвать негодование. Но невозможно как-то суммировать все многообразие причин, толкающих мужчин искать и находить на стороне радость, или утешение, или просто отдых. И трижды не прав тот, кто решится провозглашать, как аксиому: «Во имя сохранения брака не изменяйте жене!», или наоборот: «Во имя сохранения брака полезно время от времени заводить романы на стороне».

В каждой семье все по-своему. Теперь уже я твердо знаю, что семейное благополучие — не в отсутствии проблем, а в умении решать их наименее болезненным способом.

Я встретил Нину, когда уже не был мальчиком и прошел большущую практическую школу. Я не одной женщине искренне клялся в любви, но когда мы с Ниной стали встречаться, все вдруг изменилось. Мне показалось, что я недостоин ее.

Наш роман длился долго. Несмотря на большое чувство к Нине Николаевне, я никак не мог решиться на развод. К тому же возникала куча сложностей — мы ехали на гастроли, но в одном номере жить не могли. Теперь это не имеет значения, а тогда вызывали, спрашивали, кто она вам. Все это было несуразно, хотя в театре о наших отношениях, конечно, знали все. Но я себя чувствовал погано. Она-то была свободной, в отличие от меня.

— Наверное, жена обо всем догадывалась, но терпела. Это все осложняло. Тем более, что она мне никаких поводов для расставания не давала. Она была прекрасным человеком. Жили мы с ней очень хорошо, дружно, уютно, спокойно. Никак нельзя сказать, что мы не сошлись характерами.

Пожалуй, в моей жизни это был самый сложный период. Я не мог посмотреть честно в глаза человеку, с которым прожил вместе более двадцати лет. У нашей дочери Майи уже был муж и ребенок. Когда я все-таки набрался мужества и сообщил, что ухожу из семьи, Майя устроила дикий скандал. Выдала мне беспощадный монолог, не подбирая слов, но мне уже было все равно. Я решился. Жить дальше на два дома я уже не мог.

Вообще говорить о своей любви и опасно, и трудно, и как-то даже нескромно. Но я признаюсь, что ужасно люблю свою жену. Самые трудные для меня минуты жизни — это когда нам с Ниной Николаевной приходится по тем или иным причинам расставаться, к счастью, временно. Мне расстаться с любимым человеком — нож острый. Как будто перекрывают кислород, тяжело дышать, чего-то не хватает. Уже ты вроде как и не ты.

Я ненавижу проводы, и сам не люблю уезжать, люблю встречать и встречаться. Вот, пожалуй, в чем отличие: без настоящей любви не хватает воздуха, исчезает цель, все начинает казаться каким-то блеклым и бессмысленным.

Во главу женско-мужских отношений я ставлю страсть. У кого-то из хороших поэтов есть строчки: «Страсть угаснет — и делу конец, и сердца разбиваются надвое». Я считаю, это правильно. Сергей Довлатов написал, что обаяние — это способность без видимых усилий проникнуть в душу человека. Мне кажется, это очень здорово. Страсть, любовь — сродни гипнозу.

Я счастлив, что был замечен Ниной Николаевной более сорока лет назад, и все эти годы не перестаю радоваться этому и любить ее, и все эти годы мне с ней интересно.

Вообще же я считаю, что женщины — лучшие люди и в жизни, и в искусстве. У них, кроме очаровательной, пленительной женственности, есть одно качество, не очень свойственное мужчинам, — тонкость.

В суждениях, в спорах я оказываюсь часто не прав, и не потому, что я бесчестнее Нины, а потому что она тоньше меня. Она удивительно правдивый человек. Меня поражает ее доброта и честность. Она не знает, что такое соврать. Она часто говорит мне: «Не надо врать!» Она любую неточность ощущает мгновенно. К людям, которых уже нет в ее судьбе, она все равно справедлива. Это меня больше всего в ней поражает.

Мне кажется, в нашем театре она не до конца реализовалась. Может быть, в этом есть и моя вина, но я убежден, что она могла бы сделать намного больше.

Путешествие в закулисье

Сейчас мне хочется ненадолго прервать ход воспоминаний и рассказать о людях, которых никогда не видит зритель, которым не дарят цветы и которым не принадлежат овации зрительного зала, но без которых немыслим ни один спектакль. Ведь между спектаклем и душою тех, кто в нем участвует, существует связь, скрытая от постороннего взгляда.

Администраторы, бутафоры, реквизиторы, костюмеры — люди, бескорыстно служащие театру, преданные ему бесконечно.

Помните Филиппа Филипповича, «большей популярности которого не было ни у кого в Москве», из «Театрального романа» Михаила Булгакова? Того самого, кому мог бы позавидовать сам Юлий Цезарь? Вот таким же гениальным человеком был главный администратор Театра сатиры Евсей Суражский. Кажется, он знал буквально всех и мог найти выход из любой ситуации. К нему обращались с разными просьбами — кому-то нужно было установить телефон, кому-то достать лекарство. Суражский, не выговаривавший тридцать букв из тридцати трех, мгновенно улаживал все.