Шайенский блюз - Евгений Костюченко

Согласно договору он отвел свои отряды и встал лагерем на реке Сэнд-Крик. Чивингтон прибыл туда немного позже. Выбрав удобный момент, когда большая часть воинов отправилась на охоту, полковник окружил мирный лагерь и приказал уничтожить всех, кто в нем остался, всех до единого. Именно там была произнесена его знаменитая фраза: «Убейте их всех. Нечего плодить вшей».

После артиллерийского обстрела ополченцы ворвались в лагерь. Приказ был выполнен. Вождь Черный Котел вышел навстречу кавалеристам, размахивая звездно-полосатым флагом, но был сражен градом пуль. Ни один ребенок, ни одна женщина, ни один старик не остались в живых. Кавалеристы с триумфом вернулись в Денвер, и горожане осыпали их цветами на улицах.

Многим действия Чивингтона показались излишне жестокими. Но разве не точно так же действовал прославленный генерал Шерман, чья армия весной того же 64-го года прорвалась в беззащитную Флориду? Шерман громил на своем пути фабрики и склады, сельские школы и поместья аристократов, церкви и больницы. Он разрушил тылы южан, и этим обеспечил победу Севера. Террор становился основной тактикой победоносного войска Соединенных Штатов. Так почему бы не применить эффективную тактику против других врагов, не менее опасных, чем Конфедерация?

Известие о резне на Сэнд-Крик распространилось среди индейцев. Чивингтон рассчитывал запугать их, но он ошибся. Война разгорелась с новой силой, и уже ни о каких переговорах не могло быть и речи.

Но теперь ситуация была не та, что год назад. Гражданская война закончилась. В Колорадо были стянуты достаточно большие силы регулярных войск. Армия не могла упустить новую возможность для получения наград и званий, а политиканы — для громких выступлений. Патриоты, расисты и пацифисты — все они использовали войну с одинаковой выгодой для своей карьеры.

Последний крупный отряд шайенов под командой Кривого Ножа насчитывал всего три сотни воинов, и тринадцать тысяч солдат преследовали его в течение шести недель. Когда же дело дошло до последнего боя, и индейцы были перебиты, перед глазами победителей открылась отнюдь не героическая картина. Среди убитых шайенов почти половину составляли женщины и дети. И было видно, что многие матери нарочно поднимали над собой своих младенцев, чтобы те погибли от пуль, но не попали в плен к белым.

С того времени ничего не было слышно о том, чтобы шайены снова на кого-то нападали. Они ушли на юг, в Оклахому, где поселились в резервациях. Правительство снабжало их всем необходимым для того, чтобы индейцы не умирали от голода слишком быстро. Молодые воины, истосковавшиеся по мясу бизона, порой убегали за колючую проволоку, чтобы поохотиться. За ними тут же отправлялся эскадрон кавалеристов, а родичей беглецов сажали в тюрьму как заложников.

Неудивительно, что Горбатый Медведь решил уйти на север. Гончару хотелось поскорее присоединиться к нему.

Но сначала надо было выручать Майвиса.

Домбровский подошел к нему с картой.

— Я прикинул ваш маршрут. Вот здесь вы пересечете реку и, двигаясь строго на север, дня через три выйдете к дороге. А дальше уже не заблудитесь. На всякий случай запоминайте приметы, чтобы на обратном пути не тратить время. Мне почему-то кажется, что мы еще встретимся.

— Возможно. Рассчитываете задержаться?

— Придется. Князь влюбился в это место. Он уже видит тут русскую колонию, которая скоро превратится в новую губернию.

— А себя видит губернатором?

— Почему бы и нет? В колонии можно устроить жизнь по новым порядкам. Здесь поселятся свободные люди, и их дети будут первым поколением русских, не знакомых с рабством. Мы — сеятели, если выразиться языком наших реформаторов. Представляете, какой народ поднимется над этой пашней через два поколения? Сюда не доползет ни один столичный чиновник. И всё, от сарая до дворцов, построит здесь свободный человек, а не крепостная вороватая пьянь.

— Вы не больно-то ласково отзываетесь о своем народе. Вороватая пьянь… И свободный человек не строит дворцов.

— Это я в романтическом угаре ляпнул, — рассмеялся Домбровский. — К черту дворцы. Надо строить мосты, прокладывать дороги. А что до моего отношения к народу, то отвечу так. Если откинуть метафизику и политическое пустословие, то каждый из нас — человек своего племени. Чтобы выжить, надо спасать свое племя. Не комплименты ему расцвечивать, а спасать. Лечить, учить, строить. Присоединяйтесь к нам. Работы хватит на всех.

— У меня есть работа, — сказал Гончар, садясь в седло. — И мое племя в беде.

часть 4. Преподобный

30. Не делите деньги ночью

Он отправился в Ледвилл, ни на секунду не задумавшись, зачем это делает. Ему вообще не хотелось ни о чем думать. Хотелось увидеть Майвиса, хотелось найти Милли. Если тебе хочется есть, ты находишь пищу и ешь, а не размышляешь о том, как это сделать.

Но, остановившись у обочины дороги на Ледвилл, Гончар призадумался. Обилие следов говорило о том, что ему предстоит встреча с большим городом. Степан ощутил просто звериную тревогу. Город — это десятки улиц, где из-за каждого угла тебе могут выстрелить в спину. На миг его охватило сильнейшее желание повернуть прочь, бежать без оглядки от этого скопища опаснейших существ на свете — двуногих тварей, изрыгающих огонь и свинец.

Волна страха окатила его, заставив зябко передернуть плечами — и ушла. Опасность — лучший ориентир. Надо двигаться навстречу ей, тогда не заблудишься.

Он направил вороного вдоль дороги, разглядывая мусор на обочинах. Ветер донес до него запах домашнего дыма, и Гончар впервые подумал о том, что теперь ему придется добывать себе пропитание не охотой, а каким-то другим способом. В карманах у него не было ни цента, а фазана или зайца не подстрелишь на обочине.

Темнота опустилась внезапно, как всегда бывает в горах. Впереди, в стороне от дороги, за деревьями неярко светились два огонька. Подъехав ближе, Степан увидел приземистое здание с односкатной крышей. Пара керосиновых ламп освещала крыльцо с поблекшей вывеской: «Таверна Джона». Единственное окно было закрыто ставнями, и через щель пробивался тусклый свет.

Гончар вполне мог бы провести ночь в лесу. Он настолько привык к этому, что уже не помнил, когда последний раз ночевал под крышей. К тому же, чтобы проситься на ночлег, надо знать, чем ты будешь расплачиваться. И все-таки он остановился у таверны.

Он привязал вороного к жиденькому забору из корявых жердей, рядом с оседланным мулом, и поднялся на крыльцо. Из-за двери слышались негромкие голоса.