Девушка-рябина - Татьяна Тронина

Это будет нечто… нечто чудовищное.

Причем разрушения окажутся произведены не руками Кирилла, а огромным взбесившимся тепловозом.

Мужчина замер, вглядываясь в даль, туда, где подпирал небо новый корпус электрозавода, с которым весь город столько носился, возлагал множество надежд. И вся страна, по сути, возлагала. Вон, говорят, даже Президент приедет на торжественное открытие…

Если в ближайшее время тепловозом разнести там все внутри, то и скандал получится чудовищный. По сути, рухнут все надежды и ожидания. То есть конечно, потом-то все постараются восстановить и починить, но это будет уже не то, эффект от открытия полностью смажется.

Вернее, не будет самого открытия. Президент не приедет, всеобщий конфуз… Город опозорится. Опозорятся все те, кто строил этот новый корпус и кто производил наладку оборудования.

И Лев Столяров в том числе.

А что, если Столяров в момент крушения тепловоза будет находиться внутри? Тогда можно убить, хе-хе, двух зайцев. И завод уничтожен, и соперник…

Перед мысленным взором Кирилла уже рушились стены, поднимались клубы пыли, мелькали всполохи огня, он, словно наяву, слышал глухие толчки и скрежет металла, крики людей…

Представить все это было легко. С детства Кирилл, как и все мальчишки, любил боевики и фильмы про отважных мстителей, спасителей мира, способных в одиночку побороть целый взвод противников. Помнится, в последних классах сидели у друга дома и, затаив дыхание, смотрели по дефицитному в те времена «видику» картины с любимыми голливудскими кумирами. Шварценеггер, Сталлоне, Микки Рурк… Кто еще? Уже не вспомнить всех звезд прошлого.

Как легко героям прежних времен все удавалось, как красивы и удачны были их воинственные эскапады…

Кстати, можно не гибнуть на несущемся в стену тепловозе, а спрыгнуть заранее. И выжить.

– Господи, о чем я думаю! – с досадой и отвращением перебил свои фантазии Кирилл. – Как это все жалко и убого… И я жалкий. Терминатор фигов.

В самом деле, если вспомнить рассказы того же Бати, то система контроля на электрозаводе была жесточайшей. Без пропуска, без сопровождения – никуда не сунешься. Видеокамеры, охрана.

Электрозавод – это же, по сути, объект стратегического назначения. Сродни военному предприятию.

А сейчас, перед открытием, там вообще все помешались на бдительности. Ну кто, при каком раскладе пустит Кирилла в кабину машиниста и позволит ему «порулить»?

Поэтому все мечты на тему «Бах, бах, бдыщ, и все враги повержены, зловещий замок разрушен!» – смешны и наивны, по меньшей мере.

Это только в кино гениальный план героя может закончиться триумфом, а Кирилла, скорее всего, дальше проходной и не пустят.

Даже если его возьмут на работу на электрозавод, то за пределы своего участка он уйти не сможет. И как подгадать, чтобы Лев Столяров оказался прямо на пути несущегося тепловоза?

Да и вообще… Он же, Кирилл, не вредитель. Рушить труд стольких людей. Да и самих людей сколько при этой катастрофе погибнуть может… Подумать даже страшно. А у многих семьи, дети.

Кирилл уже ненавидел себя за чудовищные мысли.

Неожиданно он заплакал.

Не плакал лет сто, наверное, а тут вдруг его затрясло, внутри все сжалось, и от слез – обжигающих, едких – защипало глаза.

Он понял, что ничего не станет делать.

Он даже Вере не скажет, что знает ее тайну.

И Кирилл – не сказал. Жил после того памятного дня, когда Валя Колтунова раскрыла ему секрет жены, точно так же, как и раньше, ничем себя не выдавая.

Даже более того, с интересом наблюдал торжества по поводу открытия нового корпуса электрозавода, что с размахом прошли в городе в конце сентября.

Пожалуй, еще никогда в этот маленький городок не съезжалось столько народа. Всюду фургоны телевизионных компаний, на улицах – бесчисленные патрули полиции.

Митинги, шествия, народные гуляния.

Приезд Президента.

Выступление Президента на открытии нового корпуса – прямая трансляция. Обалдевшие, ошеломленные от происходящего горожане, не сразу способные сосредоточиться и ответить на вопросы журналистов, подбегающих к ним на улицах, чтобы взять интервью.

Торжественный отъезд Президента.

Потом – отъезд всех делегаций и телевидения.

Город опустел. Лишь летела по ветру, словно праздничное конфетти, золотая листва, кружилась вечерами в свете фонарей.

Ягоды рябины – красные, яркие – напоминали о близкой зиме.

Новое огромное общежитие для сотрудников электрозавода распахнуло свои двери. Скоро появилось много приезжих, город стал просыпаться. И среди местного населения поднялся ажиотаж – очень многие теперь хотели устроиться на электрозавод.

Но это было не самым главным.

Самой главной новостью для Кирилла стало то, что он услышал от Бати, – из города уезжают москвичи, работавшие на открытие завода.

А это значило: в ближайшее время город покинет и Лев Столяров.

Это был не легкий сентябрьский дождик, навевающий смутную печаль и ленивую слабость… С утра в городе зарядил самый настоящий октябрьский ливень – жесткий, колючий, ледяной, вызывающий лишь отчаяние и бессильную тоску.

Он, словно шлагбаум, отделял лето от зимы, напоминал о том, что прежние – светлые, теплые денечки прошли. Впереди – только холод и сумерки.

Настроение у Льва и без того было скверное, а этот промозглый день и вовсе бесил его. Все потому, что Вера могла не прийти на вокзал. Еще накануне она сообщила о том, что, возможно, ей не удастся отпроситься с работы. Да и какому нормальному человеку захочется выходить из теплого помещения в город, под ледяной ливень…

Час пятнадцать на круглом циферблате, висящем на стене, в зале ожидания. Оп-па… уже час двадцать.

Лев встал к окну и мрачно, не моргая, словно впав в оцепенение, стал следить за тем, как струи дождя хлещут по стеклу.

Город за окном выглядел мутной, смазанной картинкой; едва-едва угадывался где-то там, вдалеке, новый корпус электрозавода, наполовину скрытый за тяжелыми, серыми тучами.

По залу ожидания бродили люди – кто ожидал поезда, кто прощался с отъезжающими. Шум, голоса. Химический, острый запах вокзального буфета – кофе и хот-догов. Не противный, не тошнотворный, но раздражающий. Запах типографской краски от павильона неподалеку, где торговали газетами и журналами… А снаружи, из дверей, выходивших на перрон, тянуло креозотом.