Я всемогущий - Дмитрий Карманов

А ведь я хотел сделать счастливыми всех — и его в том числе. Тогда, на райском тропическом острове Катя дала мне эту очевидную идею — использовать свой дар не для себя, а во благо других людей.

Катя… В памяти возникли смеющиеся тёмно-синие глаза, и я осознал, что не видел её уже несколько лет. Я почти потерял с ней контакт — знаю лишь, что она до сих пор живёт в Муроме, вышла замуж, кажется, родила ребёнка.

Я свернул на Новый Арбат и дошёл до железнодорожных касс. На рекламном щите был нарисован стилизованный паровоз.

— Один билет до Мурома. На ближайший поезд.

Улыбчивая девушка затрещала клавишами компьютера.

— Через полтора часа с Казанского, скорый, успеете?

— Конечно, — я улыбнулся.

Девушка окинула взглядом мою одежду:

— Вагон СВ подойдёт?

— Вполне, — ответил я и протянул паспорт.

— Платон Колпин? — удивилась она.

— Тёзка, — соврал я.

Игра света и тени. Прядь волос, закрывшая лоб.

Найдя своё место в вагоне, я набрал номер референта.

— Оля, это Колпин. Отмени, пожалуйста, все мои дела на ближайшую пару дней.

— Платон Сергеевич! — Ангельский голос Ольги в трубке стал несчастным. — Но как же завтрашняя встреча…

— Отменяй всё, — я смотрел в окно на ноги, десятки пар ног, шагающих по перрону. — Я уезжаю.

— Куда?

— В отпуск, — без затей ответил я. И сразу стало легче. И действительно показалось, что я просто еду в отпуск — как когда-то давно, ещё до всех этих больших корпоративных и государственных дел.

Трубка молчала. Ольга пыталась осознать услышанное. Раньше в её практике такого не случалось — отпуск президента готовился заранее, с привлечением нескольких служб безопасности, личного самолёта и тщательной проработкой маршрута и программы отдыха.

— А если будут звонить, спрашивать…

— Те, кому надо, могут позвонить мне напрямую. Остальные пускай ждут. Со мной связывайся, только если случится что-то из ряда вон… — я на мгновение задумался, — впрочем, нет, ничего такого не случится. Да, если журналисты будут доставать пресс-службу, то им пускай отвечают, что президент предпочёл не раскрывать место своего отдыха.

Дверь купе отъехала в сторону, и вошёл мой попутчик.

— Оля, ты всё поняла? — Я поспешил закончить разговор.

— Да, Платон Сергеевич, — с готовностью ответила она.

— Тогда отбой, — сказал я и прервал звонок.

Попутчик, хмурый мужчина средних лет в джинсах и потрепанном пиджаке, не поздоровавшись, принялся запихивать сумку в багажное отделение. Справившись с этой задачей, он уселся напротив меня и уставился в окно.

Поезд тем временем тронулся — незаметно. Когда-то я любил ловить это мгновение — между покоем и движением, хотя чётко ощутить его удавалось не всегда. Ноги на платформе сменились окнами соседнего поезда, затем длинной вереницей цистерн, а после — грязноватым бетонным забором, отгораживающим железную дорогу от Москвы.

Я ещё раз посмотрел на попутчика. Он обозревал пейзаж, время от времени морщась, как от головной боли.

Ещё один из тех, кого я стремился сделать счастливым. И что — стал он таковым?

— Ты счастлив? — спросил я вслух.

Попутчик оторвал взгляд от окна и недоумённо посмотрел на меня. Несколько секунд он вглядывался мне в лицо — я уже почти решил, что узнан. Но в конце концов он, судя по всему, сделал вывод, что мы незнакомы, а перед ним — просто случайный человек, который не прочь почесать языком от безделья.

Мужчина обернулся к сумке и вытащил из бокового кармана две бутылки пива. Одну протянул мне:

— Будешь?

Я покачал головой. Попутчик пожал плечами, ловким движением откупорил бутылку и хорошо к ней приложился.

— Нет, — наконец сказал он, не выпуская бутылку из рук. — Не счастлив.

— А почему? — спросил я. За окнами, понемногу ускоряясь, проплывали, как величественные корабли, современные небоскрёбы. — Вон, смотри, — я кивнул на них, — страна расцветает, богатеет, становится сильной. А ты почему-то не счастлив.

Попутчик ухмыльнулся:

— Да что мне до страны…

Я вопросительно смотрел на него. Он не спеша ещё раз хорошенько приложился к бутылке и сказал тусклым голосом:

— Жена от меня ушла.

Я безмолвствовал, ожидая продолжения. Мой собеседник тоже немного помолчал, видимо, взвешивая, стоит ли мне изливать душу, но всё-таки поставил бутылку на стол и рассказал:

— Позвонила мне, мол, встретила свою любовь. Вещи тихонько собрала, пока меня не было. А ведь мы с ней столько лет… — Он махнул рукой. — Хорошо ведь жили. Я всё для неё делал. Машенька то, Машенька сё… Люблю я её. И всегда любил. А она не ценила. Никакой другой бабы мне не нужно было. А у неё вот завёлся… — Он сжал кулаки.

— Давно ушла? — Я чувствовал себя хирургом, изучающим историю болезни.

— Позавчера, — мужчина вновь потянулся к бутылке. — С тех пор ни слуху ни духу. А я вот взял билет — и решил поехать к брату в Муром. Не могу я в той квартире, нашей. Всё там про неё напоминает.

— Позвони ей, — медленно сказал я. — Позвони сейчас, пока трубка ещё ловит.

— Зачем? — Мужчина замер, не донеся до рта горлышко бутылки.

— Позвони. В жизни всякое случается. Может быть, она уже раскаялась, поняла, что жить без тебя не может, что сделала ошибку.

Попутчик покачал головой:

— Нет, не верю. Ты бы слышал её голос. Да и что я — совсем себя не уважаю, бабе навязываться?

— Позвони, — я взял его телефон, терпеливо лежащий на столике, и вложил ему в руку. — На, набирай номер.

В глазах мужчины загорелись неясные огоньки. Кажется, он стал надеяться.

— Позвони, — ещё раз сказал я.

Он, взглянув на меня исподлобья, набрал номер. До моего слуха донеслись длинные гудки. Один, второй, третий. Четвёртый гудок оборвался — и я услышал далёкий женский голос: «Алло?»

Попутчик вздрогнул, быстро встал и вышел из купе, затворив за собой дверь. Из коридора глухо и неразборчиво донёсся его голос.

Я отвернулся к окну. Я знал, чем закончится разговор.

Через десять минут попутчик вернулся с посветлевшим лицом и, не скрывая радости, воскликнул:

— Ты себе не представляешь! Она ждёт меня дома, умоляет вернуться! Сказала, что любит, что дура, что не понимала…

Я кивнул:

— Я же тебе говорил.

Осчастливленный мужчина достал сумку и принялся кидать в неё всё то, что четверть часа назад вытащил. В это время в дверь купе постучали. В проёме появилось лицо проводницы:

— Билеты приготовьте, пожалуйста.

— Девушка! — радостно крикнул мой попутчик. — Какая у нас следующая остановка?

— Вековка, — удивлённо ответила проводница. — А билет-то у вас есть?

— Да есть у меня билет! — Мужчина полез в карман куртки. Казалось, он был готов расцеловать всех — и проводницу, и меня заодно.

Девушка проверила билеты, справилась, не желаем ли мы чаю, и вышла. Попутчик собрал вещи и, сияя, уселся напротив меня.

— На Вековке, как выйдешь, перейди пути по эстакаде слева, — сказал я. — Через шесть минут после нашего прибытия будет электричка до Москвы. Придёт по расписанию, ты успеешь.

— Откуда ты знаешь? — удивился он.

Я слегка замялся:

— Не знаю. Но догадываюсь.

Попутчик неопределённо хмыкнул, достал пачку «Camel», вынул сигарету и стал задумчиво мять её пальцами, прислушиваясь к чему-то внутри себя и улыбаясь. Потом, будто опомнившись, предложил сигарету мне. Я отказался.

— Как тебя зовут-то? — спросил он.

— Платон.

— Платон? — Он глянул недоверчиво. — Редкое имя. Как у президента Колпина.

— Да, — легко согласился я.

— А меня Павел.

Некоторое время мы помолчали. Павел по-прежнему мял сигарету в руке.

— Странный ты человек, Платон, — наконец сказал он.

— Я знаю, — ответил я.

Верёвка жгла ладони даже сквозь перчатки. Я висел над пропастью и медленно, очень медленно полз вверх. Выступ, за который можно уцепиться, был уже недалеко. Я смогу.

Ещё несколько движений. Подтянуться. Выпростать руку. Проверить прочность камня. Перенести на него вес. И вот — уже почти победа.

Пару минут я стоял на четвереньках, дав себе время отдышаться и немного отдохнуть. Затем рывком встал в полный рост.

Вершина рядом. До неё всего чуть-чуть. Жалкий десяток шагов отделяет меня от покорения самой высокой горы в мире.

Пошатываясь то ли от ветра, то ли от ощущения близости цели, я пошёл вперёд. И вдруг увидел, что на той самой скале, на высочайшей точке планеты, уже кто-то стоит. Кто-то невозможный здесь. Злые, острые снежинки кололи лицо и мешали смотреть.

Я подошёл ближе, всматриваясь в смутно знакомую фигуру. Как же нелепо смотрелась здесь, среди льда, камня и ветра, тёмно-синяя форма бортпроводника «Пулково». Шрам над его бровью от мороза покраснел и ярко выделялся на бледном лице.