Говорящая собака - Марк Барроуклифф

В музыкальный автомат зарядили пластинку с песней какого-то рэппера, который рассказывал о том, как клево быть эгоистом. Порок отныне возведен в степень достоинства, уродство стало прекрасным, испорченность означает превосходство.

— Я чувствую себя так, словно сделал что-то непоправимо гадкое, — признался я.

— Никогда не поздно повернуть, — заметила она.

— Иногда бывает поздно. Я переступил границу. Зашел слишком далеко.

— Ну, ты же не убил никого.

«Теперь я в этом не уверен», — чуть не сказал я, но воздержался.

— Хотел попросить тебя кое о чем, — заговорил я, но поперхнулся и сделал вид, что коктейль попал не в то горло.

— Что бы это ни было, я на все согласна, — улыбнулась она.

— Но ты еще не знаешь, что я хочу попросить.

— Ты же не попросишь у меня ничего такого, в чем я буду вынуждена отказать. Я тебя знаю.

— Дело в том, — запнулся я, — что это свяжет нас двоих самым серьезным образом, причем на долгое время. И я не уверен, не внесет ли это в твою жизнь дополнительных неудобств.

В самом деле, кто захочет связываться с преступником? Полстраны, если верить песне рэппера, но речь идет не о позере с пистолетом и брильянтиками в ушах, а о самом настоящем преступнике, который, правда, не имеет дела с гангстерами и сутенерами, но грабит доверчивых старых леди. Ему просто больше по душе их общество.

— Проси, — сказала Люси тоном замерзшего на остановке пассажира, ждущего появления автобуса, опаздывающего на час.

— Мне нужно, чтобы ты присмотрела за Пучком, — сказал я. — Причем на время. Возможно, на долгое время.

Видно было, что эти слова произвели на нее сильное впечатление. Сначала я отбросил в сторону принципы, теперь бросаю свою собаку. И что? Я катился с горы, я падал; а падая, не думаешь о том, насколько красиво ты летишь, не так ли? Тебе просто ничего другого не остается, только падать.

— Ну… конечно, — ответила она, оправившись от потрясения. — Ты же знаешь, я на все для тебя готова.

Я поспешно отвернулся, сжигаемый изнутри поднявшейся во мне волной тепла, чувствуя себя так, как будто мне разом купили тысячу пирожных.

У меня зазвонил телефон. Это была Линдси. Я ответил.

— Привет, герой! — прокричала она. — На сегодня есть задачи!

Последовал долгий перечень, в котором значилась, помимо прочего, какая-то эхинацея. Рыбу следовало покупать вечером, когда на нее появится скидка.

— Я от тебя без ума! — сказала Линдси напоследок.

Я автоматически повторил формулировку:

— И я от тебя, — и отключился.

— А о чем ты хотела поговорить? — обратился я к Люси.

— Не знаю, — пожала она плечами. — Теперь это не имеет значения.

25 РАЗЛУКА

Как я ни старался пусть хотя бы мысленно уйти от этого, время неотвратимого и неизбежного расставания с Пучком приближалось.

Шли дни, была уже присмотрена кухня, выбраны диваны, обои, линолеум и ковролин. Наступал момент, когда пса предстояло посвятить в происходящее, а стало быть, открыть ему глаза на будущее, которое ожидает его впереди.

Нелегко сообщать столь душераздирающие известия кому бы то ни было, а уж тем более любимой собаке, но я решил наконец, что время пришло. За неделю до переезда я набрался духу для откровенного разговора. Надо было только выбрать подходящее место, где бы пес чувствовал себя наиболее комфортно и мог легче перенести ожидавший его удар.

Я пытался дать Люси денег на съем квартиры попросторнее, но она об этом и слышать не хотела. Она поступила в университет Суссекса, это всего четыре часа лекций в неделю, так что псу не придется долго оставаться в одиночестве.

Она будет с ним почти постоянно. Кроме того, Люси сказала, что привыкла к своей квартирке и места им вполне хватит обоим.

И еще я опасался, что она скажет ему что-нибудь вроде: «Ну вот, кареглазый дурачок, теперь будешь жить со мной!», что неизбежно вызовет шквал нежелательных вопросов в голове Пучка. Вопросов, которые задать будет некому.

Но главное… Впрочем, что говорить о главном. Люси для меня все равно оставалась путеводной звездой в темном лабиринте, куда я забрался благодаря своей слабохарактерности, несмотря на то, что я продолжал по инерции двигаться в противоположном направлении.

— Куда пойдем сегодня? — обратился я к Пучку в субботу. Это был день, который я назначил для разговора с ним. — Выбирай, что тебе больше нравится: Даунс, лес, что угодно.

— Что угодно? — переспросил пес.

— Что угодно, — ответил я.

— Что угодно?

— Да, что угодно.

— Значит, что угодно? Совсем что угодно?

— Сколько можно переспрашивать!

— Я хотел проверить, сколько раз я могу заставить тебя повторить.

— Что повторить — «что угодно»?

— Четыре раза! — торжествующе объявил он. — Целых четыре раза подряд. Это рекорд. Столько раз ты еще никогда не повторялся.

Дело в том, что собаки считают только до четырех, поскольку пятый палец у них отсутствует. Однажды я спросил Пучка, что бы делали собаки, будь у них пятый палец, как у людей.

— Сами открывали бы консервы! — сказал он, истекая слюной при одной мысли об этом.

— Так что тебе больше по душе? Где будем гулять? — Я изо всех сил пытался не выдать своего волнения, хотя он и так уже неоднократно замечал и ставил меня в известность, что со мной что-то странное творится последнюю неделю.

— Есть одно местечко, — таинственно произнес пес.

— Где?

— Такой большой выгон, который мы проезжали по дороге к Уотерфилдским прудам.

Я не сразу взял в толк, что за место он имеет в виду. К прудам вело широкое двухполосное шоссе, и никаких «выгонов» там не было.

— Ну, там, где машины все время поворачивают и поворачивают.

— Крутятся? — уточнил я. — Или все-таки поворачивают?

Требовалось уточнить, что он имеет в виду — поворот или круговое движение.

— Да прямо перед прудами! — воскликнул он, удивляясь моей бестолковости.

— Уж не о Уиндем-Айленд ли ты ведешь речь? Такая круглая штуковина, — продолжал я объясняться на собачьем языке, — с цветами в середине.

— Она самая, — откликнулся Пучок. — Обалденная красота, со всех сторон окружена жужжащим железом. Я видел там несколько голубей, они там неплохо проводят время.

— Туда не так просто добраться, — почесал я в затылке.

— Но ты же сказал, «выбирай что угодно»! — Пучок лихорадочно застучал об пол задней лапой — верный признак возбуждения, овладевшего им при мысли, что поездка срывается.

— Ну, хорошо, но только до первой провинности, — жестко предупредил я.

— Да я…

— Знаю, как ты любишь выбегать на дорогу.

— Но я же не сбил ни одной машины.

Вот к какому результату я пришел, обучая его самым примитивным правилам дорожного движения. Собаки, в отличие от тех же уток (которых Пучок причислял к безнадежно примитивным животным, недостойным даже облаивания), совершенно не умеют переходить дорогу. Они ее перебегают, штурмуют, берут приступом — не в последнюю очередь благодаря своему преимущественно холерическому темпераменту.

— Представь, что ты стоишь на обочине дороги и тебе приспичило срочно перейти на другую сторону, — тестировал я его еще в первый день нашего знакомства. — Твои действия?

— Вперед! — И он живо изобразил прыжком свое предполагаемое поведение.

В конце концов, я сдался и признал, что потерпел поражение на этом фронте.

Наше появление на острове вызвало легкий шок у остальных водителей.

— Совсем спятил? — проорал какой-то краснорожий водила из окна своего новенького автомобиля, когда мы, вместо того чтобы свернуть влево, куда вела дорога и куда двигался весь транспортный поток, лихо помчались по прямой.

— Просто завидует, потому что у него нет времени, чтобы поехать туда, куда едем мы, — прокомментировал его поведение пес.

Выскочив из машины, он замер, осматриваясь, — ни дать ни взять Колумб, высадившийся на земли Нового Света.

— О-го-го! — воскликнул он.

Должно быть, такими же были первые слова Колумба, когда он ступил на берега обетованные.

Сначала Пучок припустил вдоль окружной дороги, опоясывающей остров, состязаясь в скорости с машинами. Временами мне начинало казаться, что я прогуливаюсь с расплывчатым пятном собачьей шерсти, все время стремительно уносящимся вдаль на такой скорости, что у него уже нельзя было различить ни ног, ни головы, ни чего-либо другого.

— Заехал на остров, выехал с острова, снова заехал, снова выехал, — комментировал пес перемещение автомобилей.

Итак, мне предстоял непростой разговор. Но как к нему приступить, с какого бока зайти. Как донести до пса, что его ожидает в будущем? В кармане у меня на этот случай была припасена книжка, которую я штудировал накануне предстоящей разлуки: «Ты будешь жить у тети: дети, развод и тяжесть утраты». Книжка содержала советы: как убеждать свое чадо, что все происходящее позитивно, что от этого всем станет только лучше, что родители, покидая своего отпрыска, все равно любят его и что порой, когда кажется, что в жизни все идет как нельзя хуже, на самом деле все идет к лучшему.