Говорящая собака - Марк Барроуклифф

Еще больше нас сблизил ее обострившийся интерес к торговле недвижимостью. Она благоговейно внимала моим рассказам об инвестициях, доходах и процентах. Она даже внесла несколько новых предложений в области рекламы и консалтинга. Обувной бизнес много потерял в ее лице, ведь у нее была природная деловая хватка.

Так что я потеплел, услышав ее голос в трубке.

— Еду на деловую встречу, — сообщила она, очевидно, из машины. — Через три недели мы уже сможем въезжать, или как только проложат более-менее приличную дорогу к дому.

— Великолепно, — отозвался я. — Надо узнать точный адрес, чтобы можно было отправить кое-какое барахло. Какой там номер дома?

— Там нет никаких номеров! — Ее переполняла гордость, это было слышно даже по телефону. — У дома будет название, и мы сами его придумаем. Представляешь?

— Но куда же в таком случае отправлять посылки?

Это был насущный вопрос. Куда, в самом деле, доставят конуру, куда мне приглашать водопроводчика и как управиться со всем этим до новоселья?

— Разве ты не можешь получать посылки по старому адресу? — спросила она. — Пока дом не закончат, нам, вряд ли понадобится что-нибудь доставлять туда.

— Это сюрприз.

— Опять сюрприз? — По собственному опыту Линдси знала, что от меня можно было ждать каких угодно сюрпризов. И то, что казалось сюрпризом мне, на нее могло произвести обратное впечатление.

— В соответствии с новыми правилами общежития…

— Какое еще общежитие? Ты бредишь? Мы будем жить в своем собственном доме, — уточнила она.

— Вот именно, — продолжал интриговать я. — Поэтому здесь учитываются твои пожелания насчет ковров и прочего… чистоты в доме.

— А почему этот сюрприз нельзя отправить к тебе?

— Он слишком большой.

— Неужели настолько большой, что не поместится в твоей квартире? — В голосе ее зазвучали нотки восторга. — Это подарок на новоселье? — допытывалась она.

— Это конура для Пучка, — сказал я, — настоящий собачий дворец. Стоять он будет на дворе, потому и называется «дворец», понимаешь? И никаких проблем с собачьей шерстью. Видишь, я все учел.

В трубке смолк ее жизнерадостный голос, как только я произнес «конура». Повисло красноречивое молчание.

— В чем дело? — спросил я. — Ты не рада?

— Ты что, не читал договор?

— Какой еще договор?

— Бумагу от адвоката, приложение к купчей на дом, я присылала ее тебе факсом.

— Нет.

— Но я же присылала тебе.

— Ты могла присылать что угодно, но я не читал никаких договоров, — ответил я, начиная раздражаться. — А в чем дело?

— Там детская зона. Игровые площадки и все такое. Я думала, именно потому мы туда и переезжаем, — с намеком сказала она.

Это была правда. В самом деле, как я мог забыть. Ведь мы обсуждали это с Линдси. Не то чтобы мы целеустремленно шли к этому, но она перестала принимать противозачаточные таблетки, а к другим методам контрацепции мы не прибегали.

— Так и что?

— Что-что — собак туда не пускают. И держать их там вообще запрещено.

Я оглянулся и отыскал глазами Пучка. Пес был обласкан тучным клиентом, с натугой гладившим его, похоже, толстяк добровольно обрек себя на выполнение этого физического упражнения, чтобы сбросить лишний килограмм.

— О, нет, — вырвалось у меня. — Этого не может быть.

Оставив Пучка в офисе, я рванул на встречу с Линдси. Поскольку выдался удачный в смысле погоды день, она предложила совершить променад по набережной. И вот я стоял, дожидаясь ее в вихре возбуждения на фоне отливавшего металлическим блеском моря.

Подростки, рассевшиеся на траве подле меня, обсуждали свои насущные проблемы: как у кого растет грудь и прочее. Слева на скамейке обедал мужчина, умудряясь практически не закрывать рта, а справа какая-то женщина лупцевала ребенка, потому что он, как она выражалась, «сам напрашивался». Все раздражало меня, все внутри готовилось к грандиозному скандалу.

Наконец появилась Линдси, опоздав на четверть часа. Первая особенность езды на «Дискавери», с которой ей пришлось познакомиться, — это сложность парковки. Если свой маленький «Клио» она могла всунуть куда угодно, то с внедорожником ей приходилось крутиться по округе еще некоторое время, выискивая место пошире. С другой стороны, это давало ей возможность побыть подольше в прохладном салоне с кондиционером и попользоваться всей роскошью автомобиля этого класса.

Одета она была на сей раз по-домашнему, в спортивный костюм. Она подошла ко мне пружинистой походкой атлета, идущего выяснять отношения с заблуждающимся судьей.

Чувствуя клокотавшее во мне негодование, я постарался быть холодным как айсберг.

— Чертовски удобная отмазка, не правда ли? — произнес я самую вежливую фразу, на которую только был способен в таком состоянии.

Линдси вперила в меня железный взор.

— Если ты пришел сюда, чтобы оскорблять меня, я уйду сейчас же.

— Это ты… оскорбила меня… — Я запнулся, с усилием удержавшись от бранного слова.

— В каком смысле? Чем?

— Тем, что до последнего скрывала, что мне придется бросить моего лучшего друга во всем мире ради этого контракта.

— Я думала, твой лучший друг — это я, — спокойно сказала она.

Вот, таковы они, женщины. Доводят до самого пика раздражения, а затем поворачивают все так, что ты же и оказываешься неправ. Есть, конечно, и мужчины, умеющие поступать подобным образом, но я к ним не отношусь.

— Ты, конечно, — буркнул я. — Ты знаешь, что я имею в виду. Не заговаривай зубы.

— В таком случае не знаю, — сказала Линдси, посмотрев на меня уже несколько добрее. — Я понимаю, как много значит для тебя эта собака, но, думаю, ты сможешь все взвесить и решить, что для тебя — и нас — важнее. Думаю, ты придешь к верному решению. А чтобы ты знал, я даже подчеркнула это место в контракте, который переслала тебе. Так что ты не можешь обвинять меня в обмане, Дэйв.

— Но я же не читал этого контракта, сколько можно говорить тебе! Я даже думать об этом не могу.

— Не можешь думать?

— Да. Я уже говорил. Меня преследует чувство вины. К тому же ты могла сказать мне сама, а не тыкать носом в эти бумажки.

Она успокаивающе взяла меня за руку, которую мне тут же захотелось с негодованием отдернуть. Чего я, естественно, не сделал.

— Мне не хотелось, чтобы это выглядело так, будто условие о собаке исходит от меня, — продолжала она. — Я просто положила контракт перед тобой, чтобы ты сам мог с ним ознакомиться. Тем более, яснее, чем там написано, и не скажешь. — Последовала пауза.

— Я люблю эту собаку, — сказал я, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза.

— О, детка, я знаю, как ты его любишь. Тебе ли говорить мне об этом. Ну. Обними же меня. — Линдси обвила меня руками. — Ты ведь понимаешь, — продолжала она, — речь идет о нашей жизни, о всей жизни, которую нам предстоит прожить вместе. Этой собаке может быть два года, а может и семь, может быть, она старше, чем ты думаешь. Завтра она может попасть под машину. В любом случае будь уверен, что прожить тебе предстоит дольше, чем собаке. И большую часть своей жизни ты все равно проведешь без нее. И ты не можешь калечить свое будущее ради собаки. А что, если все и дальше пойдет на лад и мы сможем скопить денег, чтобы перебраться на Сент-Киттс? Мы не сможем взять его с собой.

Теперь Сент-Киттс. Мы переезжаем с когда-то желанного Мастик.

Я заметил боксера, который преследовал Пучка, гарцевавшего по направлению к морю.

— Не вижу, как отказ от проживания в Чартерстауне может исковеркать мое будущее, — сказал я. — И вообще не хочу там жить.

Линдси покачала головой:

— Но ведь ты сделал меня очень-очень счастливой, разве ради этого нельзя пойти на небольшую жертву? К тому же тебе и не придется бросать Пучка. Ведь его может взять Люси, наверняка она будет только рада. И ты его будешь видеть хоть каждый день в конторе.

Я еще не рассказывал ей, чем закончилась история с Люси.

— Она давно уволилась. И с тех пор я ее больше не видел.

— Ну и что, все равно она с радостью заберет его к себе. Она же любит собак.

Сказано это было так, как будто речь шла о каком-то терпимом физическом недостатке.

Теперь я понял, что моя привязанность к Пучку была вызвана не тем, что он разговаривал со мной, хотя я находил его взгляды на жизнь интересными, а иногда забавными; просто я привык к нему, как к старому другу, расстаться с которым нету сил. Сама мысль о том, чтобы лишь изредка видеться с ним во время случайных прогулок, даже если Люси и согласится на это, была невыносима. Да и кем я тогда буду для него? Место вожака стаи займет Люси, а я потеряю свой авторитет.

Я повернулся лицом к морю, к изменчивым полосам света на согретой солнцем воде. Как там говорил пес? «Жизнь ничего не меняет, жизнь сама по себе изменение».