Тайный дневник Исабель - Карла Манглано

— Вы абсолютно уверены, что это была именно та комната и что вы видели именно его?

— Да, абсолютно.

— Однако если это произошло раньше, то отсюда следует, что стрелял не он.

— А я и не говорю, что стрелял он. Я всего лишь сказала, что видела, как он оттуда выходил.

— Понятно. Что происходило дальше?

— Ничего. Я вернулась в покои великого герцога, и через несколько минут раздался выстрел. Когда мы прибежали в комнату господина Ильяновича, то увидели, что его убили, — заявила я, делая акцент на словах «его убили», потому что, как мне показалось, настал момент взять инициативу в свои руки.

Мое заявление произвело ожидаемый мною эффект: инспектор Франке впервые услышал нечто такое, ради чего стоило нарушить рутинную процедуру допроса.

— Вы, похоже, уверены в том, что его убили.

— Да, уверена. Он не оставил никакой предсмертной записки, а на столике стоял открытый флакончик с вероналом. Никто не стал бы принимать снотворное перед тем, как застрелиться.

— Тем не менее, он держал в руке пистолет.

— Нет, не держал, — я отрицательно покачала головой, невольно задаваясь вопросом, с какой целью инспектор утверждает нечто такое, что, как он и сам прекрасно знал, не соответ-ствовует действительности, — словно бы он хотел устроить мне небольшую проверочку. — Да, пистолет лежал на полу в таком положении, как будто он выпал из руки Ильяновича, но положить его так мог кто угодно.

Инспектор Франке бросил на меня настороженный взгляд. У него наверняка еще до начала этого допроса сложилось обо мне определенное мнение, а я своими заявлениями явно вышла за пределы того, чего он мог ожидать от такой, как я, барышни. Я, похоже, начала вызывать у него интерес, однако он, будучи хорошим полицейским, вел себя осторожно, сдержанно, говорил мало и всегда по существу. Его работа ведь заключалась в том, чтобы раздобывать информацию, а не чтобы ее давать. Я понимала, что он вряд ли угодит в подготовленную мной для него ловушку — он, наоборот, попытается повернуть ход разговора в нужное ему русло и, кроме того, начнет меня запугивать.

— Когда вы зашли в комнату, в каком состоянии находилось окно?

— Оно было закрыто.

— Точнее, оно было закрыто изнутри. Как, по-вашему, убийца мог покинуть комнату, не столкнувшись при этом с вами?

— Не знаю. Выяснить это — задача полиции.

— Безусловно. Поэтому полиция вполне могла бы подумать, что убийце — или убийцам — не надо было никуда убегать. Она могла бы подумать, что вы и великий герцог — хотя вы и пытаетесь обеспечить себе алиби тем якобы фактом, что вы первыми обнаружили труп, — на самом деле и были теми самыми злоумышленниками, которые произвели смертоносный выстрел. Все свидетели дружно говорят, что, когда они зашли в комнату, в которой было совершено данное преступление, там уже находились вы.

После этого провокационного заявления инспектор Франке сделал длинную паузу, чтобы понаблюдать за тем, как я отреагирую на его слова. Я даже бровью не повела, а с вызывающим видом смотрела ему прямо в глаза, давая ему тем самым понять, что я не из тех барышень, которых можно запугать и подавить своим авторитетом и своим латунным значком полицейского.

— Однако, к счастью для вас, — затем продолжил он, — полиция обнаружила предсмертную записку. В данной ситуации, барышня, рекомендую вам не настаивать на вашем предположении о том, что было совершено убийство, а иначе это может обернуться против вас самой.

Как я и предполагала, из уст инспектора прозвучало своего рода официальное подтверждение того, о чем мне уже сообщил Ричард, сопровождаемое настоятельным предупреждением: не суй свой нос туда, куда не просят. Я невольно задалась вопросом, кого же пытается покрывать инспектор Франке, ради кого он готов пренебречь своим долгом блюстителя порядка и… почему?

— Ну что ж, барышня, если вам нечего добавить, больше нет необходимости вас беспокоить. Спасибо вам за оказанную помощь.

После напряженного разговора с инспектором я решила отдохнуть, однако, лежа в одиночестве в своей комнате, все никак не могла выкинуть из головы смерть Бориса и все, связанное с ней. Мне подумалось, что неплохо было бы сходить навестить тебя. Это мое желание было обусловлено не только существующим еще с библейских времен обычаем навещать больных, но и тем, что мне в тот момент тебя очень не хватало. Я была уверена, что общение с таким жизнерадостным и сладострастным человеком, как ты, отвлечет меня от мрачных мыслей.

— Черт бы побрал эту дурацкую полицию! — услышала я твое громогласное ругательство.

Когда, подходя к твоим покоям, я столкнулась с инспектором Франке, у меня мелькнула мысль, что я, пожалуй, выбрала не самый подходящий момент для того, чтобы использовать тебя в качестве развлечения. Этот полицейский тебя только что допрашивал, и общение с ним вызвало у тебя гнев. Шагая взад-вперед по своему кабинету, ты во всю мощь своей глотки извергал проклятия в адрес этого представителя закона.

Я, конечно же, отнюдь не ожидала увидеть тебя лежащим в постели и терпеливо ожидающим, когда заживет твоя рана. Ты не стал бы, словно какая-нибудь немощная барышня, обрекать себя на постельный режим всего лишь из-за пореза на лбу. Тем не менее такая твоя энергичность вызвала у меня удивление.

— Бестолковейший, глупейший, наглейший и… и грязнейший полицейский! Да как он осмеливается оскорблять меня в моем собственном доме?! Ты можешь себе представить — он обвинил меня в том, что я убил этого… как его звали? Я даже не помню его имени!!!

Судя по твоим словам, ты услышал от инспектора Франке те же самые обвинения и угрозы, какие услышала от него я. А вот сдержанности ты, в отличие от меня, не проявил.

— Да ладно, успокойся… — Я попыталась подойти к тебе и уговорить взять себя в руки, однако ты продолжал ходить взад-вперед, почти не обращая на меня внимания. — Если ты не успокоишься, у тебя разойдутся швы.

— Успокоиться? Да как я могу быть спокойным после всего того, что я только что услышал?! Я ведь даже не знаю, кто такой этот чертов… этот чертов… Как его звали?

— Борис Ильянович.

— Может, и Борис! Я даже не знаю, каким образом этот Борис оказался в моем доме!

— Но разве может быть так, чтобы хозяин дома не знал кого-либо из своих гостей?

— А может, его сюда пригласила ты?

— Нет, не я.

— Кто же тогда его пригласил?

Ты пожал плечами, тем самым показывая, что ты этого не знаешь и что, более того, тебе на это наплевать.

— Моя матушка его точно не приглашала. Она всегда заранее дает мне список приглашенных, чтобы я мог его просмотреть. Думаю, его пригласил Карл. А может, он проник сюда в последний момент и под чужим именем. Замок Брунштрих уже начинает превращаться в какой-то… бордель. — Ты тут же поспешил себя подправить, почувствовав, что, ослепленный гневом, начинаешь забывать о свойственной тебе изысканной манере изъясняться: — Кто угодно может зайти сюда и выйти, когда захочет.

Я, однако, не придала большого значения этой твоей лингвистической промашке, потому что мое внимание привлек более интересный для меня момент: Карл, возможно, пригласил господина Ильяновича отпраздновать Рождество в Брунштри-хе… Но зачем он это сделал?

— Я, безусловно, был бы против того, чтобы его пригласили, — продолжал ты, — если бы знал, что этот толстяк вздумает умереть в моем доме во время праздников и тем самым их испортит.

Я смиренно проглотила этот черный юмор, однако, в душе желая, чтобы к тебе побыстрее вернулось твое обычное чувство юмора.

— Не будь таким жестоким. Борис показался мне неплохим человеком.

У тебя вдруг куда-то улетучился весь твой гнев. Встав неподвижно прямо передо мной, ты посмотрел на меня как-то странно.

— Ну, конечно же, он старался показаться тебе неплохим человеком. Наверное, ему от тебя что-то было нужно. Или ты так до сих пор и не заметила, что все мужчины всячески пытаются с тобой подружиться?

Эта твоя реплика мне не понравилась: ты словно бы намеревался — без какого-либо явного основания — разрядить свое плохое настроение упреком в мой адрес, причем упреком абсолютно неуместным.

— Ну да, — сухо ответила я. — Я, пожалуй, пойду.

Я повернулась к двери, но ты тут же попытался меня удержать.

— Нет-нет, подожди. Ты что, обиделась?

Прежде чем что-то ответить, я — очень медленно, чтобы показать, что я подчиняюсь тебе с большой неохотой, — повернулась и посмотрела на тебя.

— Нет, — печально сказала я. — Нет. Я… я просто устала, — добавила я, всем своим видом, однако, показывая, что твои слова меня сильно обидели.

— Прости меня, принцесса. Я так разозлился, что и сам не понимаю, что говорю! Кроме того, я — придурок!

Я наконец удостоила тебя улыбки и снисходительного взгляда.

— Да, и еще какой, — кивнула я.