Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

Реагировали на письма, проверки, указания из Москвы смольчане тогда замедленно и осторожно, своих не выдавали. И, в общем, можно представить себе задумчивое состояние тогдашних умов: война позади, Ленин умер, жизнь возвращается к нормальности, а то, что нормальность небогата – так ведь когда она была богатой, и почему бы всем вокруг не подружиться, не выпить и не позвать девочек? Социализм и научный коммунизм? А это что?

Кстати, о науке: в смоленской парторганизации в 1927 году высшее образование имели 0,64 %, среднее – 9,10 %, низшее – 73,15 %, домашнее – 16,70 %, неграмотные – 0,41 %. В общем, люди как люди.

И тут в Москве решили, что чистить Смоленщину надо всерьез, сверху донизу. Фактически она на какое-то время перешла под внешнее управление – Центральной контрольной комиссии, а это тогда была очень мощная политическая сила. Прислали в Смоленск людей из ЦКК, приступили.

Сменили главу партийной организации (дважды), были исключены из партии 13,1 % ее членов, заменили 66 % членов бюро губкома, 76,6 % членов бюро укомов, 48 % секретарей волкомов и 44 % всех секретарей первичных партийных ячеек. Кроме виновных в перерождении, половой распущенности, взятках, круговой поруке и т. д., выявляли и оппозиционеров, белогвардейцев, иностранных шпионов. Собственно, сталинская, командно-административная система вот там и тогда и начиналась.

И – губсуд и губпрокуратура вычищены на 100 %. Что логично. Уволен губернский прокурор. Отдали под суд уполномоченного губернского суда по Смоленскому уезду. Судили нарсудью, следователей и судебных исполнителей Смоленского, Вяземского и Бельского уездов. Из 90 членов коллегии защитников на работе остались лишь 37 человек, остальных уволили как чуждых. В июле 1928 года уже новый губернский прокурор снял с работы еще 11 человек.

Замещали местных судебно-прокурорских работников, по крайней мере на ключевых должностях, люди из Москвы. В том числе выпускник юрфака МГУ, успевший поработать прокурором всей Якутии 23-летний Дмитрий Шепилов. Человек, горевший энтузиазмом насчет преобразования общества, построения светлого будущего прямо сейчас; партийный пропагандист, за это время уже привыкший выступать в любых аудиториях, так же как и слушать действительно замечательных ораторов той эпохи, заряжавшийся от них оптимизмом.

Что показывает шепиловский архив насчет роли самого Шепилова в тех событиях? Для начала, он – как и все, даже приехавшие «на укрепление» работники из Москвы – постоянно проходит чистки. Это так официально и называется, есть всякие выписки «из протокола заседания Проверочной комиссии по проверке и чистке ячейки ВКП(б) облсуда и прокуратуры (Смоленской верхне-городской организации)». Чистили из упомянутой организации белых и коррупционеров, внедряли рабочих. Проверяли в октябре 1928-го, потом в сентябре 1929-го… В конце документа всегда следует пометка: «считать проверенным». Мелькает его фамилия в разных версиях: Шапилов, Щепилов, Шипилов.

Какие там уголовные дела – хотя их в губернии тоже было сколько угодно. Сонная, тихо пившая и занимавшаяся блудом провинция втягивается в политику – то есть в драку всех против всех (хотя никому не хочется).

И вот возникает история с Готлибом. Имени нет. Зато есть афишка, сообщающая, что 28 ноября 1928 года в Рабочем клубе им. товарища Томского (впоследствии… ну, вы понимаете) состоится коллективный доклад на тему: быт и преступления. Корни преступности: алкоголизм, беспризорность, проституция, хулиганство, половые преступления, самоубийства. Борьба за новый быт и культурная революция. Участвуют: первым значится Шепилов, вторым Готлиб. Оба – «помощники прокурора». И еще 4 человека – Блюмберг, Френкель, Вигдоров и неназванный начальник губрозыска.

Итак, два помощника нового прокурора всей Смоленщины.

Которые пошли на этого прокурора войной. И сначала ее проиграли. Но не успокоились.

Документ от 6 августа 1929 года, а именно – выписка из протокола № 3 заседания През. зап. обл. кантр. (контрольной, что ли?) комиссии.

«Слушали: апелляция тт. ГОТЛИБА и ШЕПИЛОВА на решение Пров. ГКК от 13.05.29 с наложением партвзыскания. Присутствуют тт. ГОТЛИБ и ШЕПИЛОВ.

Т. Готлиб при поддержке т. Шепилова создали нетоварищеские, ненормальные склочные взаимоотношения между работниками Прокуратуры, выразившиеся в том, что тт. ГОТЛИБОМ и ШЕПИЛОВЫМ было подано заявление в Губ. КК с обвинением Губпрокурора…

Постановили:

Считать, что реагирование тт. ГОТЛИБА и ШЕПИЛОВА на имевшиеся в Прокуратуре ненормальности было обоснованным, но имея в виду, что товарищи ГОТЛИБ и ШЕПИЛОВ не использовали всех возможностей к изжитию ненормальностей и что неосторожные действия их могли бы вызвать склочную обстановку, – во изменение решения През. ГКК от 13.5.29 – т. ГОТЛИБУ поставить на вид, а по отношению к Шепилову ограничиться указанием.

С подл. верно

СЕКРЕТАРЬ Клавсут».

Вот теперь требуется расшифровка, перевод этого замечательного документа на современный человеческий язык.

Для начала: два помощника прокурора в открытую, без всяких анонимных доносов, заявили, что тот творит что-то не то. Что? Это политика или нечто иное? Можем только догадываться. Но догадок много. В том числе – по аналогии с 1957 годом – видно, что начал драку вообще-то Готлиб, а Шепилов как порядочный человек просто не мог терпеть и тоже, когда его спросили, высказал все, что думает. В общем, примкнул.

Более того, со второй попытки контрольная комиссия признала, что сначала (с наложением взыскания по партийной линии) она ошиблась. Признала, что «ненормальности» в прокурорской деятельности были и что вышеупомянутые товарищи вовсе не создавали «ненормальные склочные взаимоотношения» в прокуратуре. Но – вот тут мысль движется просто гениально – но их неосторожные действия «могли бы» вызвать склочную обстановку! Должны были как-то помягче, без скандала. А поэтому, хотя они и правы и партийное наказание им смягчается, но – они не вполне оправданы.

Язык эпохи – всегда замечательная штука. Сегодня это – «в связи с производством работ по укладке кабеля» (переводится как «укладывают кабель»). А тогда – вот вы перечитайте заново этот документ. Большие такие буквы: не какие-то там Готлиб и Шепилов, а вот именно тт. (товарищи!) ГОТЛИБ и ШЕПИЛОВ. И еще раз: ГОТЛИБ и ШЕПИЛОВ! И еще!!! А лучше вот так: ГОТЛИБ, сука, и, б…, ШЕПИЛОВ.

Вроде пустяк, но страшно. Наверное, потому, что знаешь, что было дальше, когда не какие-то там марсиане с Лубянки, а в общем миллионы человек начали заново уничтожать друг друга, не навоевавшись в Гражданскую.

А тут еще «секретарь Клавсут». Клавсут – это кто-то или что-то?

Итак, у нас август 1929 года. Что думал, как чувствовал себя человек 24 лет, испытавший на своей шкуре всю эту атмосферу? Он метался. Вот бумажка от 24 августа 1929-го – там 6 подписей: «Объявляем себя мобилизованными с 24 августа». Куда? А они хотят, чтобы их направили в распоряжение командующего Дальневосточной армией товарища Блюхера, впоследствии… да-да, ставлю точку. Шепилов и его друзья