Мэгги Стивотер Превращение - Мэгги Стивотер

— А я не хочу, — просто сказал Коул.

Такое впечатление, что он всегда пускал в ход честность, когда я меньше всего этого ожидала. Я отдавала себе отчет, что тем самым он заставляет меня сочувствовать себе, даже когда мне этого совсем не хотелось, но сопротивляться я могла не больше, чем желанию поцеловать его в тот раз. Я снова скрестила руки на груди; мне казалось, что он пытается вытянуть у меня какое-то признание. А я не знала, есть ли мне еще в чем признаваться.

Я лежал на полу, совершенно раздавленный, и был абсолютно уверен, что сегодня тот самый день, когда я наконец найду в себе мужество покончить со всем этим.

А потом эта уверенность куда-то делась — глядя на лицо Изабел, когда она рассказывала о своем брате, я понял, что напряжение отступило. Я был словно воздушный шар, который все раздувался и раздувался перед тем, как лопнуть, а потом появилась она и умудрилась лопнуть первой. А воздух при этом почему-то вышел из нас обоих.

Выходило, что у каждого в этом доме была причина сбежать, но я один пытался это сделать. До чего же я устал.

— Я и не догадывался, что ты тоже человек, — сказал я. — С настоящими эмоциями.

— К несчастью.

Я принялся разглядывать потолок. Куда двигаться дальше, было не очень понятно.

— А знаешь, чего я больше не хочу? — первой нарушила молчание она. — Смотреть, как ты валяешься тут голышом. — Я скосил на нее глаза, и она добавила: — Такое впечатление, что ты вообще не носишь одежду. Каждый раз, когда я тебя вижу, ты голый. Ты точно уверен, что не собираешься в ближайшее время превращаться в волка?

Я кивнул; движение отдалось гулом в голове.

— Это хорошо; значит, мне не придется краснеть за тебя, когда мы окажемся на людях. Найди себе какую-нибудь одежду; поехали пить кофе.

Я одарил ее взглядом, в котором явственно читалось: «О да, это мне поможет». Она улыбнулась своей жестокой улыбкой.

— Если после кофе ты не передумаешь кончать с собой, у тебя для этого будет в полном распоряжении весь вечер.

— М-да, — протянул я, поднимаясь на ноги.

Перспектива встать и оглядеть гостиную и коридор, которые я разгромил, застала меня врасплох. Не думал, что когда-нибудь доведется сделать это еще раз. Спина разламывалась от многочисленных превращений за столь короткое время.

— Надеюсь, кофе там приличный.

— Не слишком, — призналась Изабел. Теперь, когда я поднялся, на лице у нее отразилось непонятное чувство. Облегчение? — Впрочем, он лучше, чем можно ожидать от такой дыры. Надень что-нибудь удобное. Нам еще до моей машины три мили пилить.

33

Снаружи студия не производила особого впечатления. Она представляла собой обшарпанное приземистое одноэтажное строение с припаркованным перед ним таким же обшарпанным голубым микроавтобусом. На дорожке перед домом неподвижно лежал лабрадор, поэтому Грейс остановилась на улице. Потом оценила крутой уклон и поставила машину на парковочный тормоз.

— Там что, дохлая собака? — спросила она. — Может, мы не туда заехали?

Я кивнул на бампер микроавтобуса, обклеенный стикерами модных дулутских рок-групп. Я их не слышал — они были слишком мелкими, чтобы пробиться на радио, — но названия частенько попадались на афишах местных клубов и успели примелькаться.

— Да нет, туда.

— Если нас похитят какие-нибудь чокнутые хиппи, виноват будешь ты, — предупредила она, открывая дверцу.

В машину хлынул холодный утренний воздух, наполненный городским духом: выхлопным газом, асфальтом и трудноопределимым запахом множества людей, живущих в множестве домов.

— Ты сама выбрала студию.

Грейс фыркнула и выбралась из машины. На миг мне показалось, что она вот-вот упадет, но она поспешно вернула себе равновесие, явно не желая, чтобы я это видел.

— Ты в порядке? — спросил я.

— В самом что ни на есть полном, — заверила меня она, открывая багажник.

Я потянулся за чехлом с гитарой, и тут от страха у меня засосало под ложечкой. Собственно, удивительным было не это, а то, что это произошло только сейчас. Я сжал упакованный в чехол гитарный гриф и понадеялся, что не позабуду от волнения все ноты.

Мы двинулись к входной двери. Собака даже ухом не повела.

— По-моему, она все-таки дохлая, — сказала Грейс.

— По-моему, она тут для того, чтобы прятать под ней ключи, — отозвался я.

Грейс сунула пальцы в карман моих джинсов. Я уже занес руку постучать в дверь, когда увидел крохотную деревянную табличку, на которой маркером было написано: «Вход в студию с обратной стороны дома».

Мы обогнули здание и очутились перед щербатой бетонной лестницей. Чересчур широкие ступени вели вниз, в подвал; рядом с дверью красовалось написанное от руки объявление «Вход в студию звукозаписи „Анархия рекордингс, инк“». Под ним стоял вазон с чахлыми анютиными глазками, прихваченными морозом. Их слишком рано выставили на улицу.

Я оглянулся на Грейс.

— «Анархия инкорпорейтед». Надо же, как забавно.

Грейс метнула на меня испепеляющий взгляд и забарабанила в дверь. Я обтер внезапно взмокшие ладони о джинсы.

Дверь распахнулась, и на пороге появился еще один лабрадор, на этот раз вполне живой, и девушка лет двадцати с небольшим с красной банданой на голове. Внешность у нее была настолько необычной и непривлекательной, что уходила куда-то за грань уродства, где оно превращалось практически в красоту: огромный хищный нос, сонные темно-карие глаза и выдающиеся скулы. Черные волосы были заплетены в полдюжины перевитых между собой косиц, уложенных на макушке кольцом на манер этакой средиземноморской принцессы Леи.

— Вы Сэм и Грейс? Проходите.

Голос у нее был потрясающий, сложный — голос курильщицы, хотя пахло внутри кофе, а не сигаретами. Грейс, мгновенно воодушевившись, переступила через порог и двинулась на этот запах, точно крысы за дудочкой Крысолова.

Едва за нами закрылась дверь, мы словно перенеслись из подвала убогого домишки в оборудованную по последнему слову техники спасательную капсулу из другой вселенной. Перед нами находилась стена из микшерных пультов и компьютерных мониторов; темные панели звукоизоляции не пропускали сюда никаких звуков из внешнего мира; приглушенный свет падал на многочисленные клавиатуры и роскошный низкий черный диван. Одна стена была стеклянная; за ней располагалась темная звукоизолированная комнатка с пианино и набором разномастных микрофонов.

— Я Дмитра, — представилась девушка, протягивая руку для рукопожатия. Она невозмутимо взглянула на меня, и я немедленно перевел взгляд с ее носа на глаза; таким образом мы с ней заключили негласное соглашение: она не пялится на мои желтые глаза, а я — на ее нос. — Ты Сэм или Грейс?