Последняя инстанция - Патриция Корнуэлл

— Ну и как, по-вашему, все это связано? — Макговерн слушает мои размышления, сосредоточив на мне цепкий взгляд проницательных, опытных глаз. Раньше она была одной из самых одаренных дипломированных следователей по пожарам, пока ее не повысили в должности и не перевели в службу надзора те самые люди, из-за которых она в конечном итоге была вынуждена бросить работу.

— Точно не скажу, — отвечаю я. — Бергер хотела посмотреть, кто заявится почтить память покойной. Подозреваю, ее интересовало, приду ли я, а значит, вполне возможно, что она знала о расследовании и решила проверить меня сама.

Тут затрезвонил телефон Анны.

— Дом Анны Зеннер, — отвечаю я.

— Ну, что стряслось? — Марино пытается перекричать включенный телевизор.

— Я как раз это и хочу выяснить.

Он сразу смекнул, что вопросы задавать теперь не время — надо прыгать в машину и газовать сюда. Настал момент истины.

Мы ждем его перед камином в гостиной у Анны; рядом стоит елка в белых огнях, закутанная в гирлянды и украшенная стеклянными зверушками и деревянными фруктами. Внизу лежат подарки. Я тихо перебираю в уме каждое слово, когда-либо сказанное в разговорах с Анной. Пытаюсь вспомнить то, что она непременно передаст, когда Райтер будет задавать ей вопросы у скамьи присяжных. Сердце сжимают ледяные пальцы страха, и все же слова мои звучат вполне разумно. Внешне я спокойна, пока Анна распространяется в подробностях, как ее подставили. Все началось с того, что во вторник четырнадцатого декабря с ней связался Райтер. Минут пятнадцать она объясняет, что тот позвонил ей на правах друга. Обо мне ходили разговоры. Он кое-что услышал и счел своим долгом навести справки, раз уж, как известно, мы с Анной близкие подруги.

— Что-то не вяжется, — говорит Люси. — Тогда Диана Брэй еще была жива. Зачем Райтеру понадобилось разговаривать с Анной столь заблаговременно?

— Я тоже не просекаю, — соглашается Макговерн. — Чем-то тут нехорошим попахивает.

Они с Люси сидят на полу перед камином; я, по своему обыкновению, устроилась в кресле-качалке, а Анна неподвижно застыла на оттоманке.

— А когда Райтер звонил, четырнадцатого, что именно он сказал? — спрашиваю Анну. — Конкретно, как начал разговор?

Мы встречаемся взглядами.

— Он сразу, с ходу заявил, что серьезно обеспокоен состоянием твоего рассудка.

Киваю. Нет, я не оскорблена. После того как убили Бентона, я действительно в некотором отношении съехала с колеи, хотя душевнобольной никогда не была. Уж в собственном здравомыслии я не сомневаюсь. Единственное, в чем меня можно обвинить, — в попытке убежать, скрыться от боли.

— Да уж, смерть своей половины я перенесла не с гордо поднятой головой, — признаю я.

— Нет-нет. Буфорд совсем не это имел в виду, — говорит Анна. — Его вовсе не интересовало, как ты справляешься с горем, Кей. Тут другое. Он хотел знать, как развиваются ваши отношения с Дианой Брэй.

— Какие еще отношения? — Тут же приходит в голову, что, наверное, сама Брэй позвонила Райтеру — поставить очередной капкан. — Мы с ней едва были знакомы.

Анна устремила на меня усталый взгляд. На ее лице плясали блики пламени, и я в который раз за сегодня удивилась, насколько подруга постарела в одночасье — словно не день прожила, а десять лет.

— Ты сама рассказывала, что вы с ней регулярно ссорились и что у вас был ряд стычек, — отвечает она.

— Да, но начинала неизменно Брэй, — спешу оправдаться. — А лично мы знакомы не были. Даже не общались как следует.

— По мне, если ты с кем-то воюешь, это уже личное. К тебе, Кей, она явно прониклась особыми чувствами. Слухи распускала, лгала про тебя. Даже завела в Интернете поддельную медицинскую страницу, якобы от твоего имени, в которой выставляла тебя дурой. У тебя из-за этого начались проблемы с министром здравоохранения и даже с губернатором.

— Ну уж с губернатором я только что разговаривала. Ничего особенного: никаких дурных знамений. — Сказала и тут же подумала, что все-таки это любопытно. Если Митчелл знал, что я под следствием и мной интересуется специальная комиссия (а от него это наверняка не укрылось), тогда почему бы ему попросту не дать мне отставку и с легким сердцем не умыть руки? Нет ведь, нужна я ему для чего-то со своими проблемами.

— А поскольку Марино — твой закадычный дружок, то и его карьера поставлена под угрозу, — продолжает Анна.

Сразу прошибает мысль: уж что-что, а такой отзыв Марино не понравится. Закадычный дружок!.. И тут как по команде раздается сигнал внутренней связи: Пит, собственной персоной, у ворот.

— Иными словами, Брэй пыталась тихим сапом подорвать твою карьеру. — Анна поднимается с оттоманки. — Я права? Не так ли ты сама говорила? — Хозяйка с внезапным приливом сил нажимает кнопку на стенном пульте. Она обозлена, от депрессии и следа не осталось. — Да? Кто там?

— Я, крошка. — Грубый голос Марино на пару с хриплым ворчанием его крупного автомобиля наполняют гостиную.

— Брр. Если он еще раз назовет меня «крошка», я его прикончу. — Анна вскидывает руки.

Проходит к двери, и вскоре в гостиную заваливается Марино. Он, видно, настолько спешил, что не потрудился надеть пальто — так и примчался в сером трико и в кроссовках. Онемел от изумления при виде Макговерн, когда та подняла на него взгляд (она сидела на полу у камина в позе индийского йога).

— Ух ты, черт меня подери, — говорит новоприбывший. — Ну ты даешь, старина, кого затащила.

— Я тоже рада тебя видеть, Марино, — отвечает Макговерн.

— Может, кто-нибудь удосужится мне объяснить, какого дьявола здесь происходит? — Он подтаскивает кресло-качалку поближе к огню и, усевшись, обводит нас взглядом, одну за другой, пытаясь прочесть на лицах, что произошло. Делает вид, что, как последний тупица, совсем не в курсе происходящего. Хотя уж он-то точно знает, я уверена. Ну, теперь ясно как божий день, почему Марино в последнее время так странно себя вел.

Постепенно мы подбираемся к сути. Анна рассказывает, что предшествовало приезду в Ричмонд Хайме Бергер. Нью-йоркская знаменитость по-прежнему доминирует в разговоре, будто сама сидит среди нас. А я ей не доверяю. Хотя не могу не признать, что, возможно, моя жизнь находится в ее руках. Сама пытаюсь припомнить, где же я была в тот памятный день, четырнадцатого декабря. Мысленно отматываю назад, от двадцать третьего, то есть сегодня, и оказываюсь в прошлом вторнике. Я была в Лионе, во Франции, в штаб-квартире Интерпола, где впервые повстречалась с Джеем Талли. Вспоминаю ту первую встречу, воссоздавая в воображении, как мы сидим и беседуем в служебном кафетерии. Только мы двое — Марино его сразу невзлюбил и предпочел удалиться. Во время ленча я рассказала Джею о Диане Брэй и нашей взаимной неприязни, что она всеми силами пытается досадить Марино, никак не оставит его в покое и даже загнала в обычные постовые. Как Джей ее назвал тогда? Ходячая радиация в обтягивающих штанишках. Как видно, ей не удалось избежать стычек и с ним, одно время приписанным к штабу АТФ. Похоже, он все про нее знал. Неужели это простое совпадение, что в тот самый день, когда я открылась Джею насчет Брэй, Райтер звонил Анне и наводил справки о наших отношениях, намекая на мое душевное нездоровье?

— Я не собиралась всего этого рассказывать, — продолжает Анна. — Не хотела зря портить настроение. Теперь, учитывая, что меня однозначно будут против тебя использовать...

— Не понял, о чем вы тут базарите? — перебивает Марино.

— Поначалу я собиралась помочь тебе, направить разговор в нужное русло, чтобы отвести неоправданные обвинения — мол, у тебя не все в порядке с психикой, — говорит Анна. — Сама я не верила. А если я хоть сколько и сомневалась, совсем чуточку, то лишь потому, что мы так давно не виделись. К тому же мне все равно хотелось с тобой побеседовать — меня ведь по-дружески беспокоит твоя судьба. И Буфорд заверил, что он вообще не будет касаться того, что я выясню. Предполагалось, что все эти разговоры останутся между нами. А уж о том, что тебя обвиняют, я вообще ни сном ни духом...

— Райтер? — оскалился Марино. — Он тебя вроде как доносчицей сделал?

Анна качает головой.

— Консультантом.

Она упорно держится за это слово.

— Невелика разница. Какая крыса! — Марино так и кипит от злости.

— Его интересовала душевная устойчивость Кей. Интерес вполне оправданный, если учесть, что она фигурирует на суде главной свидетельницей. Я искренне была уверена, что ты будешь давать показания. Мне и в голову ни приходило, что ты — подозреваемая! Дикость какая-то.

— Подозреваемая, черт побери... Держи карман шире! — хмурится Марино. Он даже не пытается ничего скрывать, маски сорваны: он прекрасно осведомлен о происходящем.

— Марино, я знаю, ты не обязан был мне ничего рассказывать; говорить, что я под следствием, и про специальную комиссию, — ровным тоном начинаю я. — Мне просто любопытно, давно ты сам-то узнал? Скажем, когда выпроваживал меня в субботу из моего собственного дома, ты уже был в курсе? Потому-то и глаз не спускал с меня, сидел зыркал как ястреб. Как бы чего не вынесла подозрительного, а то вдруг от улик избавиться решу или еще что учудить вздумаю. И машину мне не разрешили оставить. Хотели убедиться, что там улик нет, на всякий случай. А то вдруг там кровь Дианы Брэй присохла? Ткани, волосы? Какое угодно доказательство моего присутствия в ее доме в ночь убийства. — Я хладнокровно его обличаю.