Ведьмы из Эсткарпа - Андре Нортон

— Сирик, — пузатая фигурка расположилась поближе.

И наконец она достала последнего из человечков, внимательно разглядев его, прежде чем подержать над курильницей. А встав перед Саймоном и Хранительницей, она не назвала имени, просто протянула вперед руки, чтобы он мог рассмотреть и признать своего врага. И он глядел на крошечную фигурку предводителя колдеритов на Горме. На его взгляд сходство было потрясающим.

— Горм! — объявил он, иного, точного, имени этому колдериту он дать не мог. И она осторожно поставила фигурку на золотисто-коричневого сокола.

Пять фигурок, каждая на символе страны, пять фигурок живых мужчин и женщин. Но зачем они нужны, с какой целью их поставили здесь? Саймон вновь посмотрел направо. Крошечные ноги статуэтки Олдис ведьма охватила обеими руками, ноги фигурки Фалка сжимали руки Брианта. Оба углубленно рассматривали своих врагов, на лице Брианта отразилось сомнение.

Внимание Саймона переключилось на фигурку, что стояла перед ним. Какие-то смутные воспоминания закопошились в его памяти. Неужели сейчас они станут втыкать булавки в эти фигурки, чтобы их оригиналы заболели и умерли?

Хранительница взяла его за руку тем же движением, что и ведьма в Карее, тогда перед перевоплощением; другой рукой как половинкой чашки она охватила основание статуэтки человека в шапке. А он второй рукой охватил фигурку колдерита, так что их пальцы и запястья соприкоснулись.

— А теперь думайте о том, с кем пришлось померяться силой, о том, с кем связывает нас кровь. Забудьте все, помните лишь, что до врага надо дотянуться и заставить подчиниться: или мы выиграем битву Сил, или они, но тогда поражение нам суждено познать именно здесь и сейчас.

Саймон не отводил глаз от фигуры в шапке. Он уже не знал, сможет ли отвернуться, если захочет этого. И подумал, что, быть может, его вовлекли в эту странную компанию лишь потому, что, кроме него, никто не видел этого офицера с Горма.

Крошечное лицо под металлической шапкой увеличивалось, росло и наконец стало таким же, как в жизни. Оно было теперь перед ним, словно тогда в сердцевине Сиппара. Глаза по-прежнему были закрыты, человек был поглощен своим таинственным делом. Саймон глядел на него, и вся неприязнь к колдеритам, вся ненависть, порожденная в его сердце их жестокостью в погибшем городе сливалась в нем, словно капли расплавленного металла, в грозное оружие.

Саймон был теперь не в шатре на берегу моря, где повевал ветерок, припорашивая песком коричневого нарисованного сокола. Он стоял перед колдеритом в сердце Сиппара, всей волей требуя, чтобы тот открыл глаза и поглядел на него, Саймона Трегарта, теперь уже не в поединке тел, а в битве двух разумов и двух воль.

И глаза открылись, и он заглянул в эти черные зрачки — веки от изумления, будто узнавая, поползли вверх, понимая угрозу, словно Саймон был острием грозного оружия, что наносило разящий удар.

Глаза глядели в глаза. И помалу все — и плоское лицо, и металлическая шапка над ним, все, кроме глаз, исчезло из памяти Саймона. И как тогда в Карее, он ощущал, что сила из его руки истекает в ладонь ведьмы, так и теперь он чувствовал, что эта буря в душе не могла быть рождена лишь его собственным гневом, что он сам был всего лишь самострелом, выпустившим убийственную стрелку.

Поначалу колдерит держался уверенно, теперь же он хотел лишь оторвать свой взгляд, вырвать разум из этой битвы, слишком поздно осознав, что попал в ловушку. Но челюсти уже сомкнулись, и все сопротивление этого человека из Горма не могло избавить его от участи, которую он уготовил себе, самонадеянно поверив в собственную магию.

И вдруг разум Саймона напрягся и словно выстрелил всей мощью в противника. Паника забилась в его глазах, уступила место откровенному ужасу, огнем прожигавшим дорогу вглубь, наконец все, что могло сгореть, сгорело. Саймону теперь не надо было говорить, что перед ним уже не человек, а всего лишь оболочка, и она выполнит все его приказы, как и несчастные ходячие останки жителей Горма повиновались своим властителям.

И он отдал приказы. Сила Хранительницы вливалась в него, она наблюдала за ним и ждала, была готова помогать и не торопилась предлагать свою помощь. В повиновении врага Саймон был уверен, как в собственном теле. Теперь повелитель Горма сокрушен, барьера не будет, по крайней мере пока этого не заметят собратья колдерита. У Эсткарпа теперь в крепости есть робот-союзник.

Саймон поднял голову, открыл глаза и увидел перед собой раскрашенную доску, на которой рука его, касаясь руки Хранительницы, охватывала ноги небольшой фигурки. Но статуэтка теперь была иной — голова под металлической шапкой стала теперь комком расплавленного воска.

Хранительница отвела руку, вяло положила ее на стол. Повернув голову, Саймон заметил слева побледневшее, напряженное лицо с темными кругами у глаз, и та, что всю свою силу направляла против Олдис, устало откинулась назад. Голова женской статуэтки перед ней была повреждена.

Изображение Фалка Верленского было повержено, а Бриант горбился в кресле, закрывая лицо руками. Прямые бесцветные волосы липли к его взмокшей от пота голове.

— Кончено, — Хранительница нарушила молчание, — Сила сделала все, что могла. И сегодня мы хорошо бились, как пристало людям Эсткарпа. А теперь остается довериться огню, мечу, ветру и волне, если они захотят служить нам и если мужи воспользуются ими, — в голосе ее слышалось утомление.

Ей ответил воин, что подошел к столу, позвякивая броней, и встал перед ней. Увенчанный ястребом шлем был у ноги, Корис поднял Топор Волта.

— Не сомневайтесь, госпожа, найдутся мужи, готовые взять любое оружие, дарованное нам судьбой. Огни зажжены, корабли и войско готовы.

Саймон, хотя земля вдруг почему-то качнулась под его ногами, пошатнувшись встал. Слева от него она тоже пошевелилась, протянула к нему руку, но не решилась дотронуться, и рука упала обратно на стол. Не попыталась она и словами выразить то желание остановить его, которое чувствовалось в каждой линии ее вдруг напрягшегося тела.

— Вы думаете, Сила сделала свое и война окончена, — сказал он ей словно наедине, — таков Эсткарп. Но я не из Эсткарпа, и нас ждет иная война, привычная мне. Я играл в вашу игру, госпожа, настало время сыграть в свою собственную.

Когда он обходил стол, чтобы встать рядом с капитаном, еще одна фигура задумчиво поднялась, опершись о стол, чтобы не упасть. Бриант смотрел на фигурку перед собой, и лицо его было бледным; статуэтка была повержена, но оставалась целой.

— Я никогда не претендовал на обладание Силой, — тускло прозвучал мягкий голос, — в этой битве я, похоже, проиграл. Может быть, со щитом и мечом получится лучше. Корис, словно желая возразить, шевельнулся. Но ведьма, что была с ними в Карсе, быстро сказала: